ОПГ «Деревня» (СИ) - "Alchy" - Страница 44

— Не учи! Дома и храню, сегодня принес, проверить! — Огрызнулся Боря. — Вот внуков мне сделаешь, их и будешь учить!

Тихо и незаметно в деревне умер одинокий пенсионер, с хроническим диабетом. Врачи наконец то получили учебное пособие для детей, в связи с чем его похоронили только на пятый день. Вскоре после этого к Егору вечером зашла любимая племяшка — как обычно, накачать на флешку фильмов. Пристально его изучила, затем выдала: «Бросай-ка ты курить, Егор!». Тот, польщенный таким вниманием, опешил: «Чой это ты, Маня, моим здоровьем озаботилась?»

— Не хочу краснеть за твои прокуренные легкие при вскрытии! Мы тут этого пенсионера резали — там черная дыра, а не орган дыхательной системы! Да и Ксюше, думаешь, нравится — как от тебя воняет? — Прямо выложила она свои соображения.

— Иди давай! Своих кавалеров будешь строить! — осерчал Егор.

— А у меня никто не курит! — Отмахнулась та. — Ни Рашид с Фанисом, ни Соснины! А начнут курить — ссаными тряпками из тусовки выгоню!

Егор в этот момент проникся сочувствием к своей Ксюхе, на которую взвалили организацию детского образования. Хотя сочувствовать следовало совсем не ей... Та с энтузиазмом взялась за дело, поначалу присматриваясь, как всё функционирует. Руководствуясь принципом: работает — не трогай! В первый же день, внимательно изучив вопрос — расспросила и преподавательский состав, и учеников. И уже вечером нагрянула к Председателю с первыми замечаниями и предложениями. Захар, не ожидавший от её появления ничего хорошего — вздохнул и потащил её за стол. Обсудить всё за чаем с пряниками — больше жует, меньше претензий.

— Захар Михайлович! — Начала она официально. — А вы знаете, что к нам из крестьянских детей всего около двадцати ездят, а в поселении таких, кого нужно учить — в три раза больше? И то, только утром ездят, когда обоз полупустой идет. А по вечерам пешком уходят. И из эти двадцати — только десять систематически ходят. А остальные — по очереди с братьями и сестрами, тёплой одежды у них нет!

Захар удивился: «Как же так, мы у Викула спрашивали, не голодают ли в деревне. Помощь предлагали»...

— А вот так, у них там поездки к нам на учебу — как праздник и поощрение, у нас и кормят, и мультики. Не удивлюсь, если они дома в семьях дерутся, кто следующий поедет. И Викул — из зажиточных, по местным меркам.

— Мда уж, там прямо изо всех заплат зажиточность и богатство хлещет. Спасибо, Ксения, мы с этим разберёмся. Ещё что?

— Тыгинских мало и тех — разобрали по домам, Анисим ходит и жалуется, что ему не досталось. Пусть ещё везут, пока зима. Эти дети, Захар Михайлович — наши инвестиции в будущее, пообщалась с ними и с учителями, так ничуть не глупей наших. Даже мотивация к учебе больше у них.

— Там же Айшат родила, как они там в доме то живут все, с ней две приехали, потом ещё шестерых привезли. Не знаешь? — Вдруг вспомнил Захар.

— Спохватились, Захар Михайлович! С Айшат первые две так и живут, они при больнице занимаются, вот сейчас практику проходят, можно сказать. И не родила она, а кесарево сечение сделали. Понимать надо!

— Ой всё, Ксения, что тут понимать то — резали значит. Как вы с Егором то живёте, хорошо? Вешается небось, бедолага, с такой язвой.

— Нормально мы живем! — Возмутилась Ксюха. — Получше некоторых, у которых и секс то — раз в пятилетку!

Нагло сгребла все пряника со стола, пояснив: «Это я к Айшат сейчас зайду с девчонками, угощу. А с вами я ещё завтра поговорю!» — и ушла. «Не зря мы её привлекли!» — с облегчением вздохнул после её ухода Михалыч.

Следующее, что сделала Ксения на ниве реформ образования — привлекла к обучению детей Митеньку с женой. Да, к инженеру с уфалейского завода привезли жену. По настоянию врачей. Поселили их в доме недавно умершего пенсионера, предварительно всё тщательно зачистив от артефактов. Кололи их не каждый день, а достаточно редко, ну это дело врачей — кого, куда и сколько колоть. Сам Митенька был из разночинцев, хотя этого термина пока не существовало. Сын мелкого небогатого чиновника, которому повезло попасть в Горное училище и там, за счет своего усердия и тяги к знаниям — его окончить.

Жена его тоже была не из родовитых, из купеческого сословия, не первой гильдии. Собственно говоря, Дмитрия и стали звать Митенькой с подачи его жены Ольги. Она тоже была грамотной, не в таком объёме как Митенька, но и читала хорошо, и писала. А сам Митенька, обладавший пытливым умом — успел задолбать всех, тыкаясь любопытным щенком повсюду, то к врачам, то на производства. Куда его старались не допускать, подозревая в нем шпиона и агента влияния купца.

Поводом для подозрений стали его дифирамбы в адрес Губина, дескать тот и к рабочему люду хорошо относится, а уж инженеров если не на руках носит, то платит им по царски. «Это мы ещё посмотрим, что за благодетель такой для рабочего класса!» — недоверчиво буркнул Анисим. Митенька же, успевший два года поработать на выделке чугуна на частном заводе Берда — такое рассказывал о условиях труда рабочих, что классовой ненавистью к промышленникам охватывало всех слушающих. Митенька, с радостью уехавший на Урал от Берда — не мог нарадоваться здесь более человечному отношению как к себе, так и к простым рабочим.

Наши, впрочем, эту его радость совсем не разделяли и тихо поражались, это как же надо довести людей, что двенадцати-четырнадцати часовой рабочий день на заводе — считать за человеческое отношение. Относились. в общем, к Митеньке поначалу — как к засланному казачку. Что его, всё понимавшего — огорчало чрезвычайно. Егор, после общения с ним выразился прямо: «Умный он, что пиздец, я как с ним поговорю — комплекс неполноценности в полный рост. Такому производство покажи — всё в голову срисует!»

Единственное, что не давало Митеньке окончательно впасть в уныние — вечерние сеансы мультфильмов для детворы, куда он с женой как в театр ходил. Так что за предложение заняться обучением детей — схватился обеими руками. Как и его Оля. И Ксения была довольна, одна из основных задач — обучение детей современной грамматике и правописанию — была закрыта. Даже категорический запрет на применение телесных наказаний во время обучения не остудил его пыл. Хоть и вызвал недоумение: «Как же так, испокон веку детей пороли за нерадение. Он и сам, благодаря розгам — в люди выбился. Но раз надо, то согласен».

В то же время, ценность Митеньки, как источника информации о этом времени, царящих нравах, законах и нюансах межсословных отношений — понимали все. И ненавязчиво расспрашивали, правда — в процессе расспросов, судя по периодически отвисающей челюсти Митеньки — палились невероятно. Хотя чего уж там палиться, после мультфильмов на плазме, медицины двадцать первого века и того же электрического освещения. И так дальше некуда.

Не обходилась жизнь деревни и без курьезов. Так Расул в один из вечеров гордо похвалился, что у него мужики нашли применение снятым проводам из алюминия и наловчились плести из него верши, которые можно будет продавать. Егор рассказал, что вообще-то алюминий ещё не открыт, как метал и когда его откроют — стоимость его будет превышать золото. И довольно таки длительное время, вплоть до конца девятнадцатого века. Расул подорвался из-за стола и побежал в гараж, где предприимчивые работники уже с десяток вершей сплели и в уме подсчитывали прибыль. Высказал им всё, что думает о их умственных способностях, заодно прочитал в виде краткой лекции то, что только что узнал от Егора. Мужики всё поняли, прониклись и собрав по карманам обрезки проволоки разошлись по домам, на ходу рассуждая: «Вон оно как, цветмет всегда дорогой был. Но чтоб так! Эх, сколько за бесценок в скупку сдадено этого алюминия»...