Ставка больше, чем мир - Чернов Александр Борисович - Страница 19

Поэтому я должен это ответственно заявить, что японцы заслуживают нашего с вами уважения. И как противник, побежденный в честной, тяжелой, кровопролитной борьбе, и как народ, который достоин серьезного и равного к себе отношения. Честно скажу: мне не хотелось бы вновь встретиться с ними на поле брани… Что греха-то таить, японцы имели основания считать их честь попранной. Не желали мы относиться к ним, как к ровне, воспринимать их интересы всерьез. Даст бог, впредь наша дипломатия на Дальнем Востоке станет более гибкой. И не допустит до подобного несчастного развития событий. Только на Певческий мост надейся, да сам не плошай. Посему: флот наш и армия – господам дипломатам в помощь! Только не как безгласные их орудия, а как ответственные силы политики державной.

Великий князь Михаил пережидал овацию в свой адрес минут пять. И было видно, что при этом изрядно стушевался. Огонь, вода – это уже стало привычным и обыденным. Но с медными трубами, причем не в театрально-партикулярном варианте официальных церемоний, заседаний и парадов, а вот так вот – во всю ширь, от сердца, от души. С этим он столкнулся впервые. Да сразу так, что до самых потаенных глубин сознания дошло: они тебя любят не за то, что ты чей-то сын, брат или наследник какой-то там короны. А любят за то, что ты – воин, как и они. И победитель, как и они. Что ты видел костлявую в лицо не раз, как и они. И заставил ее уйти восвояси ни с чем. И не только с твоей дороги. Теперь ты – по праву вожак их стаи, вождь их клана. И по одному твоему слову они…

– ТОВАРИЩИ!

Вокруг стихло. Только отдаленные визгливые голоса чаек с залива да какой-то железный стук, шипение стравливаемого пара за спиной в порту…

Вот ведь странная штука… Многие у нас любят порассуждать о культе личности. О ее роли, месте в истории. Но самое главное, фундаментальное в нем, в культе этом самом, – зарождение массовой энергетики любви и обожествления Вождя – рождается отнюдь не сразу. Не единичным щелчком некоего таинственного тумблера.

Забавно: есть много биографий Наполеона, Сталина, Гитлера, Цезаря или Токугавы. Но почему там так мало правды о том, когда же именно у них это всё начиналось? И как? Не по хронологии, а по сердцу. Что творилось в их душах? Как же легко и гладенько все списать на непомерную гордыню или жажду власти. Но ведь это – бесстыдная подмена высшей математики арифметикой. Чересчур просто, пошло и примитивно в отношении фигур, личностей такого калибра и масштаба.

Возможно, все дело во вспыхивающем в ответ чувстве великой любви к твоим соратникам, отождествляемым трепетной душой с понятием Родина? Кто знает…

Никто воистину великих об этом не расспросил. Ясно одно – самим себе такие люди уже не принадлежат…

– Товарищи…

Высокий, но уже не долговязый, как это было с год назад – тренировки по методике Балка, это вам не конкур да фехтование, и в плечах он заметно раздался, – Михаил нервно пытался пристроить у микрофонов темно-бордовую, коленкоровую папку так, чтобы было и читать удобно, и при этом не пришлось слишком нагибаться. О регулировке установки микрофонов по высоте никто до этого момента не подумал.

– Товарищи генералы, адмиралы, офицеры. Все, кто сейчас меня слышит… Мне нужно сообщить вам одно очень важное… Вот так… – он наконец оставил тщетные попытки справиться с папкой и, вытащив из нее несколько листков, приблизился к микрофонам. Порывистый ветер упрямо загибал бумагу, не давая Михаилу начать чтение. Со стороны это выглядело несколько комично.

Общество снизу слегка заурчало, как довольный кот. Слышались реплики вроде: «Михал Александрыч, не томи!» «Зачем по бумажке! Давай от себя, товарищ Великий!» «Ну, ее, речь эту, не Госсовет! От себя говорите! Просим!»

– От себя говорить было бы проще… Прошу простить, господа, говорить с трибуны я вовсе не мастер. Так что не шумите так, будьте добры. Поскольку обязан выполнить высочайшую волю государя и зачитать вам Императорский Манифест от сегодняшнего числа. Мы здесь первые во всей России, кто его прослушает.

Голоса вокруг быстро смолкли.

– Документ совершенно особенного государственного значения, господа. Я прочту его полностью. Позже вы получите текст на бумаге. Из газет. Но… Все-таки сначала, раз настаиваете, несколько слов скажу и от себя. Конечно, хвала Заступнице Небесной и Николаю Угоднику – победа наша. Не в чем упрекнуть себя тем, кто честно долг перед государем и Отечеством исполнил. Кто пролил здесь кровь и товарищей боевых схоронил. Только я вот что-то сильно бурно не радуюсь. Со всем я согласен, что Всеволод Федорович нам тут изложил. Только сказал он, пожалуй, слишком мягко.

Где это видано, что флот наш вступает в войну с невзрывающимися снарядами, а у армейской артиллерии в ящиках – одна только шрапнель? Почему наша пехота в первых боях шла в атаку колоннами, да в белых гимнастерках, тогда как англичане уже в бурскую войну в хаки и рассыпным строем? Если бы не германские гаубицы да «максим-виккерсы», разве выиграли бы мы Ляоянское сражение? Если бы не германский тротил в снарядах, да их «Телефункены», победил бы наш флот у Шантунга? Если бы не германские угольщики да острова, удивили бы весь мир под Осакой адмирал Беклемишев да бесстрашный Коломейцов? Если бы не американские моторы, сотворили бы чудо в Сасебо наши герои-катерники? Но что я все про железо да про железо? Вам и так вполне ясно, что отставали мы от японцев в начале войны почти по всем статьям. Кроме храбрости и веры, конечно. Вы о другом лучше подумайте: почему молодые крестьянские парни признаются, что первый раз в жизни мяса досыта поели только от армейского или флотского котла?

Вот и получается, товарищи, что одолели мы японцев в первую очередь благодаря заступничеству Небесному. Прямо скажу – чудом одолели. И, поверьте мне, имею право именно так думать. И говорить. Представьте сейчас, что не японцы бы на нас напали, а стравили бы нас англичане и французы с немцами? Вот и я тоже помолчу, чтоб беды не накликать, прости Господи, – Михаил сплюнул через левое плечо. – Вывод из всего этого у меня один. В корне косности нашей замшелой и явного отставания от передовых стран лежат наши внутренние порядки. Так дальше жить нам нельзя!.. Слава богу, не я один это увидел и понял. И мои слова уже часов десять как не крамола и вольтерьянство. Сейчас вы в этом убедитесь. Пришла пора серьезных перемен в России. Государь наш, мой возлюбленный брат, хоть и не был лично здесь, на театре войны, но проблемы ею вскрытые, усмотрел прекрасно. Итак, попрошу вашего внимания, господа:

ВЫСОЧАЙШИЙ МАНИФЕСТ

от 3 марта 1905 года

БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ МЫ, НИКОЛАЙ ВТОРЫЙ,

ИМПЕРАТОР И САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ,

ЦАРЬ ПОЛЬСКИЙ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ФИНЛЯНДСКИЙ

и прочая, и прочая, и прочая…

Объявляем всем нашим верноподданным:

Держава Российская созидалась и крепла неразрывным единением царя с народом и народа с царем. Согласие и единение царя и всего народа – великая нравственная сила, строившая Россию в течение веков, отстоявшая ее от всяких бед и напастей, является и доныне залогом ее единства, независимости и целости материального благосостояния и развития духовного, в настоящем и будущем.

В Манифесте нашем, данном 26 февраля 1903 года, призывали мы к тесному единению всех верных сынов Отечества для усовершенствования государственного порядка установлением прочного строя в местной жизни. И тогда озабочивала нас мысль о согласовании выборных общественных учреждений с правительственными властями, об искоренении разлада между ними, пагубно отражающегося на государственной жизни.

О сем не переставали мыслить все самодержавные цари, наши предшественники.

Сегодня, в час торжества российского оружия и народной гордости, настало время нам, следуя благим начинаниям предшественников наших, призвать выборных людей от всей земли Русской к постоянному и деятельному участию в составлении законов, включив в состав высших государственных учреждений особое законосовещательное установление, коему будет предоставлена предварительная разработка и обсуждение законодательных предположений и рассмотрение росписи государственных доходов и расходов.