Квант удачи (СИ) - Карелин Антон - Страница 32

Он говорил это тихо, чтобы услышали только трое. Мальчик едва заметно посмотрел на маму, проверяя её согласие с отцом – и ему показалось, что она не вполне согласна.

– Но лорд-хранитель, – спросил он, сомневаясь. – Наши предки отдали всё, чтобы спасти людей от истребления. Это первая и последняя цель Ривендалей и всех Хранителей. Неужели этот глаз… важнее людей?

Глаза Елены блеснули одобрением.

– И нет, и да, – проронил Оберон, в его голосе был сумрак сомнения. – Нет, потому что мы не знаем, а можем лишь чувствовать и догадываться. Да, потому что мы чувствуем и верим.

– Во что?

– В добрую волю создателей глаза. Их дары вели и защищали нас после гибели Земли, хотя они сами давным-давно мертвы. Каждый носитель глаза уверен, что сайны благи, я носил его много лет и чувствую это в глубинах моего сердца.

– Но ты не знаешь, – сказала Елена, опустив глаза.

– Не знаю, – согласился отец. – Я думаю, что человечество – часть наследия сайн. Что наши пути как-то связаны, и они оставили нам дар, чтобы действовать вместе.

– Жаль, что они не оставили послание, – Елена качнула точёной головой. – Это сделало бы нашу жизнь куда проще.

Мальчик знал, что она говорит не о далёком прошлом, а о событиях нынешних: напряжении между Обероном и её родной семьёй. И о цедарах.

– Если мы правы, – не ответив жене, продолжал лорд-хранитель, – То спасти глаз и означает спасти людей.

Он смотрел на сына испытующим, пронизывающим взглядом.

– Но мы можем ошибаться. Возможно, глаз сайн не является даром и никак не связан с судьбой людей. Или медузы – хитроумные чудовища, их глаз заставляет носителей чувствовать преданность. А может, это древний и равнодушный народ, который не имел никакого понятия, что их наследие будем хранить мы… Такое возможно. Но что, если мы правы, и этот драгоценный дар позволит спасти нечто большее, чем мы все? Именно так чувствуют носители глаза. А если это правда, то последствия утраты дара сайн будут куда страшнее, чем последствия нашей… слепой веры.

– Но хочется же узнать точно! – воскликнул сын.

– Жизнь не всегда даёт нам чёткие ответы. Она не всегда понятна и проста.

– Как же я догадаюсь, как правильно?!

– Чем дольше ты будешь носить глаз, тем глубже поймёшь эту правоту.

– Совсем как ты?

Человек-гора трудно вздохнул, и от мощи его дыхания мальчика едва не пошатнуло. А затем он сказал пугающую правду:

– Сын. Ты знаешь, как я люблю нашу планету и наших людей. Как сильно предан тебе и маме, я готов защищать вас до последнего вздоха. Для меня не стоит вопроса выбора между мной и другими, ради людей я отдам всё. Такова клятва Хранителя, таков мой долг. Мне не страшно это сделать. Но если выбор встанет между Ольхаймом и даром сайн, я выберу сайн. Если выбор будет между моей женой и глазом, я выберу глаз. И если мне придётся выбирать между тобой, Одиссей, и глазом… Я не знаю. Я буду должен сделать выбор.

Мальчик стоял с открытым ртом, Елена молчала и смотрела на статуи Первых.

– Поэтому всю свою жизнь я стараюсь делать так, чтобы передо мной не встал такой выбор. И сейчас, когда время выбирать пришло, я раньше времени отказался от наследия сайн и отдал его тебе.

Маленький Одиссей выдохнул с невероятным облегчением.

– Значит, теперь ты выберешь нас с мамой? – едва слышно спросил он.

– Да, – кивнул Оберон. – Потому что теперь этот дар – твоя ноша. И когда судьба приведёт тебя к моменту выбора, тебе одному придётся решать, как поступить. Что сохранить: людей или сайн, глаз или Ольхайм, глаз или тех, кого ты любишь.

Глаза Елены гневно сверкнули, она не смогла сдержаться и положила руку сыну на плечо, коснулась его волос. Но ничего не сказала. Она ещё скажет сыну, что думает – потом, без церемоний, наедине.

– Не знаю, какой тебе предстоит выбор, – кивнул лорд-хранитель. – Но определить твоё наследие сможешь только ты сам, Одиссей. Поэтому сегодня ты должен дать ту же клятву и то же обещание, что давал каждый из нас.

– Какую, лорд-папочка? – волнуясь, спросил мальчик, перепутав слова.

– Ты клянёшься отдать все силы, всю волю и всю свою жизнь ради человечества? – громко спросил Оберон, и его голос заметался в каменных сводах. А когда эхо стихло, он добавил тихо-тихо. – Ты обещаешь превыше всего хранить дар сайн и использовать его на благо всех живых?

– Клянусь! – с восторгом крикнул мальчик, его глаза сияли, а эхо счастливо запрыгало по ступеням. И тихо добавил, с любовью и благодарностью глядя на отца, – Обещаю.

– Тогда я провозглашаю тебя нашим наследником, Одиссей Илиад Ривендаль.

Золотое сияние королевского контура сошло с могучих рук на фигурку сына, окутало и впиталось в него. Мальчик вскинул руки и торжествующе закричал, заиграла музыка, солнечный свет вокруг стал ярче, а вераторы приблизились, чтобы поздравить, пока счастливые мать и отец обнимали наследника.

Они не знали, что через месяц им придётся отречься от него.

Одиссей шагнул с платформы в невесомость, импульс повлёк его вперёд; в полёте он вырвал глаз из глазницы и протянул Вечному:

– Бери!

Чёрный шар отразился в золотой маске, и та мгновенно выцвела, не в силах его отображать. Все бесформия сгинули, лик побелел и вспыхнул невыносимым светом, тут же истратился и зазиял пустотой. Ничто раскрылось в голове Вечного, словно жадный зев. Он схлынул с разбитого Рами, как тёмный морок, оставив его на грани бытия и небытия, блёклым и почти прозрачным контуром.

– Исток, – застонал Вечный и всем существом потянулся к глазу сайн. – Единственный… Последний.

Одиссей и Ана из разных времён смотрели одинаково-завороженно, как его тело побелело, воссияло и провалилось внутрь себя, открывшись пропастью пустоты, которая тянулась к чёрному шару так сильно и быстро, как только могла, и поглотила его так жадно, как не способно живое существо. Почти поглотило. Никто не знает, как бы сложилась судьба всего сущего, если бы в этот момент не произошли две вещи.

– Решение Единства всех равных: корректировка стратегии, – сигнал от альфы пришёл за доли секунды до точки невозврата. – Подтверждение защитного режима, но переход с пассивного к активному. Принудительное возвращение Аксиома и Куратора. Удар по атаковавшим всеми силами. Огонь!

Скорость быстродействия у систем Танелорна была максимальной, нужные процедуры и действия они выполнили за наносекунды, и даже со всеми прошивками Одиссей не успел сделать ничего. Да и не мог, потому что его права были заблокированы. Его выдернуло из-под распахнутого Вечного и шифтнуло в ЦУБ.

Такому же экстренному перебросу подвергся и Рами, но, разбитый на линии и слои, он ещё не успел вернуться в реальность, был расслоён по вероятностям, которые ещё не сошлись. И захват не удался, а в перебросе произошёл сбой. Зато боевые блоки Танелорна эффектно вернулись из подпространства и нанесли по Вечным (и Рами) массированный, сотрясающий удар.

Аннигилирующие лучи, псевдо-нейтриновые поля, плазменные выбросы и струнные вибры, сдвиги пространства и парочку старых-добрых кварковых бомб.

Одиссей тут же отдал приказы: прекратить атаки, вернуть его в точку входа, повторять попытки вытащить Рами каждую долю секунды, начать массовую эвакуацию жителей с блоков на другие планеты и на корабли-ковчеги – оставить тело Танелорна безлюдным, чтобы сохранить его душу.

С каждым приказом Аксиома было по-разному: одни распоряжения система беспрекословно и моментально выполняла, другие тотчас отвергла, так как они расходились с решением, принятым высшей силой их мира: полным Единством, подавляющим большинством всех голосов. Прекращение огня уже не требовалось, потому что огонь был и так прекращён – после проведённой каскадной и многовекторной атаки не могло выжить ни одно из известных в галактике существ.

Приказ общей эвакуации приказ был крайне затратный и сложный в реализации, его поставили на голосование старшего кольца: архитекторов, кураторов и других высших лиц Танелорна. Все владели максимальной комплектацией, и в экстренных случаях действовали крайне быстро, так что решение приняли за пару секунд. Лишь огромный авторитет Аксиома и тысячи случаев его доказанной правоты за предыдущие три десятка лет позволили этому неоднозначному приказу, избыточному, перестраховочному и параноидальному по мнению многих равных, получить подтверждение. И неудобная, дорогостоящая, сложная эвакуация жителей из родных домов в неизвестность началась.