Восхождение Примарха 5 (СИ) - Дубов Дмитрий - Страница 26

— Откуда такая информация? — напрягся Габсбург, поудобнее усаживаясь в кресле.

— Надеюсь, все видели спасение императорской семьи из разрушенного тоннеля и гибель эскадры в Чёрном море? — Фридрих обвёл всех присутствующих взглядом, и все ему кивнули. — Так вот и там, и там отметился молодой человек по фамилии Державин. Будущий зять императора, между прочим. Он же меня, кстати, и лечил. Думаете, ему нужны деньги? Сомневаюсь. Но он меня предупредил, что теперь я стану мишенью для наших эфирников, потому что я — очень неудобный свидетель. Так что, если я вдруг внезапно умру от обострения магической чумы, да хоть от пули в затылок, имейте в виду, это из-за того, что я посмел говорить правду.

— Зачем же вы тогда приехали, Фридрих Карлович? — изумился Бонапарт, ёрзая в своём кресле, вдруг ставшем совершенно неудобном.

— Почему согласились на такое? — холодно осведомился Габсбург.

— Во-первых, я сознательно разменял свою жизнь на жизнь сына. Ему ещё жить да жить. А, во-вторых, я хочу остановить войну, которая ничего хорошего никому не принесёт. Разве что треклятым эфирникам со своими тайными целями.

— Я думаю, что Фридрих прав, — многозначительно проговорила Мария Виндзор.

— Полностью согласен, — провозгласил со своего места Бонапарт. — Давайте выбираться из этого дерьма.

Глава 10

Изначально я не должен был идти на суд над абсолютами. Но туда позвали Магнуса, а он позвал меня.

— На суде, наверняка, будет допрос с пристрастием, — сказал он мне, когда утром заглянул в комнату. — Булавки под ногти загонять, конечно, не будут, да и пытки грязными носками в этом мире, кажется, не практикуют, но поучиться будет чему.

— Если честно, — сказал я, держась за голову. — Я сейчас хочу только одного — сдохнуть.

— Похмелье, что ли? — сочувственно спросил меня маг, а когда я утвердительно ему кивнул, добавил: — Ну и балда ты, а кому я вчера заклятие против похмелья давал? Если ты будешь учиться в таком темпе, то мы не то что двести лет, мы и всю тысячу провозимся.

Я хлопнул себя по лбу, поняв, что лекарство было уже внутри меня в буквальном смысле, и от этого голова заболела ещё больше. Я активизировал заклинание от похмелья, и голова тут же стала свежей и светлой.

— О! — сказал я, хлопая от неожиданности глазами. — Вот это вставило! Мне так хорошо со времён детского сада не было!

— То-то, — сказал Магнус, довольно улыбаясь и потирая щетинистую щёку. — Только я тебя прошу, не злоупотребляй. Когда оказывается, что после алкоголя совершенно нет никаких последствий, количество оного, вливаемое внутрь, увеличивается в разы. По себе знаю.

— Слушай, — сказал я, идя в своеобразную словесную атаку. — Пока тебя не было, я вообще не пил. А с тобой уже второй раз напиваюсь, так что это ещё с тебя спросить надо за моё состояние.

— Вот, типичное поведение начинающего алкоголика, — хохотнул маг, присаживаясь в кресло. — Винит в том, что пьёт кого угодно, только не себя.

— Так, я попрошу, — притворно-серьёзным тоном проговорил я и удалился в гардеробную подбирать себе наряд на сегодня. И уже оттуда спросил: — А чему я буду учиться?

— Зависит от твоих когнитивных способностей, — всё ещё в стиле перманентного стёба проговорил Магнус, но тут же стал серьёзным. — На самом деле, много чему. Во-первых, — государственному судопроизводству в условиях форс-мажора. Смотри на преступников и всегда помни о том, что это они могли сейчас судить тех, кто судит их. Правда у того, кто победил. Так бывает всегда и так будет.

— Я не уверен, что могу постигнуть сейчас столь глубокие мысли, — ответил я, надевая пиджак. — Чему ещё?

— Во-вторых, — самозабвенно рассказывал маг, — будешь учиться языку тел, движений, взглядов. Если на заседании будут виновные, ты это увидишь. Ты это почувствуешь, — он сделал паузу, когда я вышел, оценивающе глядя на меня. — Надо будет тебе костюмную магию показать, крышесносная штука. Так вот, а, в-третьих, мы с тобой будем постигать азы ментальной магии. В тот момент, когда будет происходить допрос, ты будешь касаться мозга обвиняемых и узнаешь, что они думают на самом деле.

— Класс, — резюмировал я, не совсем понимая, чем Магнусу не понравился мой костюм. — То есть моё обучение у тебя можно считать начавшимся?

— Абсолютно верно. И позволь, я сменю этот безвкусный мешок на тебе, — он реально щёлкнул пальцами, и мой пиджак изменился. Он стал лучше сидеть по фигуре и поменял оттенок на морскую волну, но сильных изменений я не почувствовал.

Демонстративно окинув себя взглядом в зеркале, я сказал:

— Недурно, недурно, не думал пойти работать в ателье?

— Отлично, — ответил на это Магнус, поднимаясь из кресла и подходя к двери. — Чувство юмора в нашей работе просто необходимо, иначе лет через триста просто перегоришь к херам.

Я хотел было узнать, а сколько же лет ему, но решил, что это не самая необходимая информация на данный момент. Важнее было то, что нам предстояло.

Суд состоялся всё в том же зале Зимнего, где совсем недавно закончилось тайное совещание. Немного переставили мебель, установив трон для императора и величественные кресла для его семьи.

Увидев меня, Варвара помахала мне рукой и послала воздушный поцелуй. Я ограничился лишь тем, что поднял руку. И предполагал, что в связи с этим меня ещё ждёт серьёзный разговор. Но я действительно не находил уместным показывать чувства в подобной обстановке.

Кроме императорской семьи, собрались все члены совета абсолютов. Некоторые, правда, в блокираторах магии, но что поделать. Кроме этого, тут был Блок, и это естественно, потому что, скорее всего, именно он будет раскалывать сознание абсолютов для того, чтобы узнать правду.

Сыворотка правды — дело хорошее, но она действует своеобразным образом, давая человеку возможность отвечать лишь на те вопросы, которые ему задают. И если дознаватель ошибётся или забудет задать какой-либо вопрос, допрашиваемый может избежать наказания. От менталиста же не скроешь ничего. Если это, конечно, хороший менталист. А Блок, насколько я понимал, был очень хорош. Вот только его специфика была несколько отличной от той, что была у Разумовского.

Были тут и другие менталисты, которых я не знал. Были Вяземские в полном составе, включая Павла, который на этот раз, подобно деду, восседал на электрической инвалидной коляске.

Был Пётр Алексеевич Романов с военными магами, выполняющими роль телохранителей. Как я понял, на них настоял сам император. Одним из телохранителей был дядя Слава. Но он, думаю, только на этот день, так как от него зависел огромный объём оперативной работы.

— Сегодня мы все собрались тут, — начал свою речь император, — в связи с предательством нескольких высокопоставленных персон. Основные обвинения — диверсия в правительственном тоннеле, направленная на устранение императорской семьи, и нападение на Петра Алексеевича Романова, который в случае моей смерти и смерти моей семьи стал бы на некоторое время руководителем государства.

Народу было на порядок меньше, чем во время совещания, так что никаких шепотков или ропота не последовало. Стояла мёртвая тишина, как сказал бы какой-нибудь писатель.

Романов сидел неподалёку от императора, и сегодня он не был столь воинственен, как третьего дня до этого. Увидев меня перед началом суда, он сам подошёл мне и крепко пожал руку, всё время кого-то высматривая.

— А Штопор не с вами? — спросил он меня, и на моём лице заиграла улыбка.

— Со мной, — ответил я, не зная, успокаиваю тем самым министра обороны, или нет. — Штопор всегда со мной.

Мы с Магнусом заняли самый дальний ряд, чтобы не привлекать внимания. Он перекинулся с монархом парой фраз, а затем увлёк меня сюда. Места находились на возвышении, но в тени, так что нам было отлично видно всех, но сами мы при этом в глаза не бросались.

— В связи с этим, — продолжал император тем временем, — будут допрошены и осуждены в соответствии с приговором некоторые фигуранты дела, которых удалось задержать по горячим следам. Первым приглашаю Орлова Михаила Николаевича, абсолюта воздуха, входившего в состав моей личной охраны, — два магра высшей категории вывели Орлова к трону, на котором восседал Ярослав Иванович. — И прежде, чем мы дадим слово ему, я хотел бы выслушать показания менталиста Блока, который доложит нам о мыслях Михаила Николаевича.