По волчьему следу (СИ) - Демина Карина - Страница 77

Глава 39 Подранок

Глава 39 Подранок

«Бытует мнение, что опытный охотник не оставляет подранков и, не положив зверя с первого выстрела, делает все, дабы добить его, не оставляя мучиться. Однако след помнить, что если один зверь бежит, стремясь спасти свою жизнь, то другой, оглушенный, ошалевший от боли, впадает в ярость и способен кинуться на охотника»

«Размышления об охоте», статья князя Веселовского, заядлого охотника и председателя Московского клуба любителей охоты.

Иногда начинаю думать, почему это у меня все через задницу. Неужели и вправду потому, что я заветов не блюла, правила нарушала и вообще жила не так, как предками заповедано? И вот теперь, на ночной дороге, ощущение усилилось несказанно.

Хоть ты и вправду…

Правда, что именно «вправду» тоже не понятно.

Софка выдохнула и покачнулась, благо, некромант успел её на руки подхватить, да так бережно. И взгляд у него вовсе не испуганный, как оно обычно с людьми случается. Беспокойство вот чувствую. Волнение. Но не страх.

- Девку бы ко мне… - произнес Михеич задумчиво. – К утрецу отойдет… ишь ты… я только раз такую видывал… тоже сказала, что за мною смерть ходит. И вправду, ходит… мы с нею на двоих много находили.

И его взгляд сделался безумным.

- Так, - Бекшеев осознал, что еще немного, и это заразное безумие захватит всех. – Во-первых… надо все же кого-то в город отправить. У вас ведь связи нет?

Михеич покачал головой и буркнул:

- На кой она мне?

Его правда. На кой.

А Бекшеев на меня поглядел.

А я…

Возразить бы, да понимаю, что прав.

Кругом прав.

Тихоня? Он бы пошел. И даже вон скалится, на лес поглядывая. И плевать ему, что опасно, но… с человеком Тихоня, может, и справился бы. А вот со Зверем – дело иное.

Васька?

Ребенок.

Даже если… думать о таком не хочется, но все одно ребенок. Про некроманта с Софьей и говорить нечего… Михеича просить? Он сходит, но…

Пойдет ли?

Дойдет ли?

И послушают ли его там?

- Я пойду, - сказала я, глядя Бекшееву в глаза. И взгляд он не отвел, пусть и хотелось. Стыдно. Вроде как с их аристократическими заморочками ему бы идти, гордо всем пример показывая. Но к счастью всеобщему Бекшеев в достаточной мере адекватен, чтобы самому все понимать.

Не дойдет.

- Так… если в город, то и я… - Михеич поскреб в затылке. – Записочку карябнете, я и снесу… чай, не тяжко.

- Нет, - я качаю головой. – Мне… позвонить надо будет.

И Бекшеев кивает.

Надо.

Не хочется тревожить Одинцова, да придется. Слишком уж много тут всего и намешано. И помощь нужна. Да и в целом посоветоваться… он умный.

Поймет.

Новинского тоже стоит дернуть. Он с нами связан, вот пусть и поднимает своих в штыки.

А Михеичу говорю:

- Ты и вправду вот лучше сведи их к капищу. Там… убили одного человека.

Михеич хмурится.

Кивает.

- Собачку, - говорит, - возьми. На всякий случай.

- У меня своя есть.

- Так… оно-то не помеха, - Михеич пожимает плечами. – А он дорогу укажет. Это вон Хват, а это – Кусь.

Кобель подходит ближе.

А я, глянув в желтые глаза его, понимаю, что собачки у Михеича очень хорошие… непростые собачки. Еще и не Звери, но близко.

Как сумел-то сотворить?

- У всех свои умения, - говорит он, чуть плечами пожимая. – Мне от отца дар достался… слабенький, правда, но какой уж есть.

Пес не скалится.

И я знаю – доведет.

- Погоди, - я приседаю рядом с ним и протягиваю руку, которую он обнюхивает неспешно и деловито. Шершавый язык скользит по ладони. И уже Девочка ворчит, напоминая, что я – её хозяйка, а не всяких тут… волкособов.

Не хочется их оставлять.

До чего же не хочется. И шепчет голосок, что надобно Михеича отправить, что записочку… да разум понимает, толку-то от той записочки. Кто её читать станет? Звонить? Сделают вид, что не было никаких Михеичей, никаких записок, и все-то…

- Идем, - говорю Девочке. И оборачиваюсь на Бекшеева, который стоит, руки на груди скрестивши. И тихо добавляю: - Попробуй только мне… потеряться.

А он, поганец этакий, улыбается.

Вот же…

Идем.

Что сказать.

Ночной лес полон запахов и звуков. Они отвлекают, манят… зовут… вот ухает филин в ветвях, и тут же, с другой стороны, отзывается на голос его жалобным плачем козодой.

Дурная примета.

Козодой плачет к похоронам…

И да, похороны будут.

После.

Шапошников… Шапошникова не жаль, разве что самую малость, а вот славного парня Шапку, с которым когда-то свела судьба, его жалко. Он… не заслужил? Чего? Смерти такой? Жизни? Не додумываю. Иду. Ноги проваливаются во влажноватый мох. Слева скользит тенью Кусь, справа, не спуская с соперника взгляда, Девочка. И с каждым шагом растет, усиливается ощущение, что я ошиблась.

Где-то.

Как-то…

Дорога, дороженька… что там Софья говорила? Предсказания спонтанные как правило путаны, потому что провидица их не контролирует.

Софка объясняла.

Про прорывы. Видения. Про этот самый контроль, которому учат. Осознанный транс. Выбор… и стихийных провалов у нее не было… да, пожалуй, с того момента, как в оборот взяли, так и не было. Теперь вот… снова. Дар возвращается?

Дороги.

Две дороги. Какую ни выбери, всюду смерть.

Перед самым городом Кусь вывел на дорогу. И вот он, этот город… полусонный, окутанный дымами. Окна заперты, иные и ставнями закрыты. Улицы пусты. И надо бы отдышаться. Старею, выходит?

А если и я… если и мне немного отведено?

Плевать.

Свистом подзываю Девочку. А псу говорю, глядя в желтые глаза:

- Спасибо.

Он разевает рот, вываливая темный язык. А потом скулит и тычется носом в колени, поворачивается, выпрашивая ласку. И я запускаю руку в густую темную шерсть.

Выдыхаю.

- Иди, - говорю, зная, что пес поймет. – Возвращайся. Ищи хозяина. А мы тут… сами.

Телефон в участке есть. Я бросаю взгляд на часы. Начало пятого. Рассвет близко, и ночь на исходе. А Васька, бестолочь, не запер двери.

И свет не выключил.

Девочка, до того задумчивая, встряхивается. И я подбираюсь.

Васька… шалопай.

Но дверь не запер.

И свет… свет почему не выключил? Решил, что ненадолго сбегает и вернется? Дверь… дерни за веревочку, дверь и откроется.

Рука… тянется к оружию. Запах… мы чуем его. И переглядываемся, понимая, что там, за дверью… кто там?

…придет серенький волчок…

Ненавижу эту колыбельную. И запах крови. Запах… сладкий, нежный, сдобренный травами… и дорожка их, молотая, начинается на ступеньках. Перца тоже не пожалели. И мы с Девочкой морщимся. Я позволяю себе измениться чуть больше.

Я почти уверена, что там, за дверью, нет никого.

Что… это часть игры.

Той, в которую нас пригласили.

…и ухватит…

Дорожки посыпаны ровно. Аккуратно так… я переступаю, стараясь не нарушить. Дверь… открывается с печальным скрипом.

Запах…

Крови много.

Очень много.

Россыпь капель, ярких в желтом свете лампы, начиналась за порогом. Капли сливались в ручейки, ручейки ползли к телу, которое лежало у подножия лестницы. И главное, что я издали вижу, чье это тело.

Туржин.

Чтоб тебя…

И не жаль… почти… я бы и сама ему шею свернула… а тут лежит, повернув голову на бок. И черная полоса на горле почти не заметна. А вот крови много.

Разве бывает столько в одном человеке…

- Васька… - этот голос заставляет обернуться.

- Назад! – рявкаю я.

И человек в форме пятится, но он, взлетевший на ступеньки, успевает увидеть.

Понять.

- Что…

В его глазах ужас, а потом его, чтоб его, скрючивает в приступе рвоты. Вот же… поганец.

- Блевать, - я подхватываю этого человечка и вытаскиваю наружу. – Тут. Туда не лезть.