Подземелье Иркаллы (СИ) - "Alexandra Catherine" - Страница 105

— Приветствую вас, Ваша Светлость, — выдохнула она.

— Тебе лучше? — воскликнул он.

— Благодарю, намного, — отозвалась она, несмело глядя на него.

Гаральд с облегчением улыбнулся, но напряжение не отпускало его ни на минуту. Он осторожно взял ее испещренную черными рубцами руку, будто боялся, что его прикосновение причинит ей боль, преподнес к губам, поцеловал и прижал к щеке.

Акме улыбнулась, прильнула к нему на минуту, чтобы вновь ощутить его тепло и надежную завораживающую силу, лбом прижалась к его шее, а после взглянула на него, отступила на шаг и тихо осведомилась, указывая ему на скамью:

— Разве герцога Атийского не позвали на совет, где соберется вся верхушка лагеря?

— Напротив. Я бы променял эти крикливые часы, как и всякие другие, на твое общество. Но Атия, как слуга Карнеоласа, должна быть там и сидеть рядом с государем. Многие участники захотели взглянуть на тебя и задать тебе несколько вопросов. Им было сказано, что здоровью твоему требуется покой, но они настояли, а я вызвался доставить тебя на совет.

— У них имеются ко мне вопросы? — задумчиво сказал она. — Что ж, это справедливо.

— Надеюсь, они вымотают тебя несильно, — проворчала Реция. — Я принесу тебе плащ, чтобы на тебя не показывали пальцами на улицах.

По лицу Гаральда прошла темная волна гнева, но он сдержался и холодно сказал:

— Пусть лишь попытаются! Ее будет сопровождать Личная Гвардия Аберфойла… моя Личная Гвардия… Атийцы славятся своею храбростью и…

Акме улыбнулась. Столь снисходительна и нежна была эта улыбка, что Гаральд замолчал.

— Я понимаю твои чувства, Гаральд, но, прошу, позволь мне надеть плащ и закрыть глаза свои капюшоном. Зачем зря пугать воинов?..

Он осознавал справедливость суждений своей возлюбленной, посему ограничился лишь кивком и просьбой:

— Прошу тебя лишь о том, чтобы ты не закрывала лица сразу как выйдешь из шатра. Мне бы желалось, чтобы для начала моя Личная Гвардия привыкла к тебе.

Акме согласилась и вышла на неяркое солнце кунабульской земли. Как только лучи Шамаша коснулись ее лица, голоса Кунабулы стихли. Это было так неожиданно, что Акме не сразу осознала, что слышит лишь ненавязчивый шум лагеря и голоса воинов.

Несколько десятков конников ожидали своего герцога. Двое из них в руках держали знамена с гербом Атии. Завидев знаменитую Акме Рин и ее нечеловеческие глаза, пылающие голубым пламенем, воины уже не могли отвести от нее взгляда. Лицо ее было красиво, глаза зловещи, но удивительны, а слава мрачна, но таинственна.

— Ваша Светлость, — тихо произнёс статный капитан Гайре Иэрос в красивом колете. — Сударыня, — отозвался Гайре, поклонившись и блеснув светло-серыми глазами на новую знаменитость, молодую и красивую. — Надеюсь, вы более не хвораете.

— Нисколько, капитан. Благодарю вас. Рада видеть вас.

— Честь для меня, — поклонился Гайре. — Надеюсь, все скоро закончится.

— Все скоро закончится, и Акме Рин вскоре станет хозяйкой Атии, — бодро отозвался Гаральд.

Акме мертвенно побледнела, и страшная боль стиснула ее сердце. Гаральд светился от радости, для которой она отнимала у него основания и все никак не могла признаться ему в этом.

Гайре Иэрос все никак не мог привыкнуть к столь удивительной правде, которая то восторженным, то встревоженным потоком расползалась по лагерю союзников.

Гвардейцы опасливо зашептались, но капитан, рядом со своим молодым господином и рядом с его удивительной невестою прошедший коридоры Иркаллы, лишь грустно улыбнулся: он неплохо разбирался в людях, посему знал, что Акме была очень сильной, храброй, доброй и вообще славной девушкой. Знали и те, кто был в атийском отряде вместе с ним. Но не знали остальные тысячи атийских воинов и мирных жителей в Атии. Примут ли они ее, живую легенду, окрещенную такой мрачной славой?..

Ничто не укрылось ни от Акме, ни от Гаральда. Но последний сделал вид, что его ничто не смутило, а Акме тотчас попыталась выбросить это из головы. Гаральд помог ей взобраться на Одалис, Акме нахлобучила на голову капюшон, и они длинной вереницей поехали к шатру, где проходил совет.

Лагерь был огромен, и им предстояло проехать не малый путь.

Акме с затаенным страхом ожидала, что все будут мрачно коситься в ее сторону и выкрикивать обидные слова, но она слышала лишь:

— Ваша Светлость!..

— Ваша Светлость!..

— Ваша Светлость!..

Приветствия атийцев сыпались на молодого герцога Атии со всех сторон.

— Кто с ним?..

— Должно быть, Акме Рианор, сестра целителя Лорена Рианора.

— Мрачна, будто кунабульское небо…. А погляди на ее глаза!

— Ходят слухи, что она — новая владычица Кунабулы!

— Не мели чепуху! Отчего же она союзница, в таком случае? Отчего едет рядом с нашим герцогом?.. У Кунабулы не бывает союзников!

В столь яркую погоду Акме не могла полностью скрыть ни своего лица, ни глаз. А низко опущенная голова, сокрытая капюшоном, казалась бы подозрительной и даже оскорбительной. Посему ей пришлось снять капюшон и смиренно сносить любопытные взгляды воинов.

Акме была одета в то же черное платье с золотыми узорами, что и накануне. Из украшений на ней была лишь золотая цепочка со Звездой Благодати Атариатиса Рианора. Передние локоны черных, блестящих, будто шелк, волос были убраны назад и схвачены золотой заколкой, а остальная масса волос свободным покрывалом лежала на спине и сияла золотистыми отблесками в лучах солнца. Она спокойно и прямо восседала на отдохнувшей и отмытой от тягот пути Одалис, невозмутимо проезжала по живому коридору атийцев, а их герцог в дорогом черном бархате ехал рядом к шатру Его Величества Арнила Вальдеборга.

Акме, не приходившая в себя от кунабульского потрясения, все еще слышавшая голоса и стоны демонов, сопровождаемая Гаральдом, увидела, как их приветствуют атийцы, его подданные, и почувствовала смущение, тепло, ощущение нерушимого с Гаральдом единства. Он ехал королем на глазах у своих атийцев и лишь ее вел наравне с собой.

«Я владычица сердца его, — с горечью и болью подумалось Акме. — И владычица Кунабулы, которая не может быть женой Атийскому герцогу. Я хуже Аккасты. Я ведьма. Перед ним склоняются все эти чистые помыслами и душою люди, передо мною — демоны и коцитские дикари. Я враг им всем, враг брату своему, враг моему возлюбленному. Они должны казнить меня. Лишь так обретут они мир и покой… Как может Гаральд любить меня, после того, что я учинила в Иркалле?..»

Акме поглядела на него, долго, открыто, самозабвенно, с тоской, запоминая каждую черточку его лица, впитывая в себя его свет и силу, непоколебимость и благословенную надежду. Он был так молод, красив, серьёзен, спокоен и светел, что у нее защемило сердце. Да разве могла она подарить себя ему, если сама себе уже не принадлежала?..

— Что ж, Ваша Светлость, — с тихой улыбкой проговорила Акме, — вы нашли свой дом, вы обрели людей своих, которые так радостно приветствуют своего нового господина. Открывается новая страница вашей жизни.

— … я снова обрел тебя, — ответил Гаральд, без улыбки глядя на нее.

Акме упорно умалчивала о том, о чем должна была сказать непременно. Страшное предчувствие не покидало его. Погрузившись в свои мрачные мысли, на какое-то время Гаральд перестал замечать то, что происходило вокруг него. Но, завидев Акме, воины шумели все громче и изумленнее. Они не приветствовали ее, но и не осуждали. Они видели настоящую легенду, которая родилась и разлетелась по лагерю за считанные часы. Легенда была спокойна, задумчива, мрачна, но вежлива, порою приветственно кивала головой и даже улыбалась толпе.

«Владыка Кунабулы! — слышала она роившийся вокруг нее шепот. — Владыка Кунабулы! На чьей она стороне? Поставит ли она Кунабулу на колени перед Археем? Или проглотит его одним махом?..»

Наконец, они приблизились к огромному светлому шатру с развевавшимися на ветру знамёнами всех государств Архея. Его охраняли десятки рослых воинов вокруг и коридор тяжело вооруженной стражи на входе. У шатра столпилась несметная толпа воинов, невооруженных зевак, одетых в простую одежду и прибывших вместе с армиями, из разных государств. Акме удивило немалое количество женщин, и богато, и бедно одетых. Все они либо ухаживали за ранеными, либо поддерживали армию, либо им просто не сиделось дома.