Вавилонские сестры и другие постчеловеки - Ди Филиппо Пол - Страница 2

– А теперь мой вопрос. – Голос женщины – точно отдаленное воспоминание, которое Камень хранит о любви. – Хотите получить работу?

Вот тут в голове Камня начинают выть сирены. Тревога! Работа, о которой они даже не могут объявить публично? Наверное, дело настолько скверно, что не укладывается в обычную шкалу разрядов.

– Спасибо, нет, миз. Моя жизнь стоит недорого, но другой у меня нет. – Он поворачивается, чтобы уйти.

– Я не могу посвятить вас в детали, пока вы не согласитесь, однако мы сию минуту можем зарегистрировать контракт, который убедит вас, что это работа первой категории.

Камень останавливается. Какая злая шутка... А вдруг правда?

– Контракт?

– Будьте любезны, – приказывает чиновнику женщина.

Писк утомленной клавиши, и механический голос произносит текст контракта. Для Камня, непривычного к длинным словам, все это звучит довольно прямолинейно, без экивоков и всяких там ловушек. Работа первой категории на неопределенный период времени, каждая из сторон имеет право разорвать контракт, описание обязанностей пойдет отдельным приложением.

Камень несколько секунд медлит. В голове у него проносятся воспоминания обо всех полных ужаса ночах и полных боли днях в Джунксе, а за ними – жаркая волна удовольствия: он выжил. Вопреки голосу разума он испытывает краткое сожаление, что ему уже, видимо, не потребуется тайный городской источник, так ловко обнаруженный...

– Полагаю, для заключения контракта вам нужно вот это, – говорит он, протягивая свою только что обретенную карту.

– Пожалуй, да, – со смешком соглашается женщина.

Бесшумная, герметизированная машина движется по запруженным улицам. Несмотря на отсутствие шума, шофер комментирует уличное движение, и останавливаются они достаточно часто, чтобы возникло ощущение деловито бурлящего города.

– Где мы сейчас? – в десятый раз спрашивает Камень. Он не просто жаждет информации, ему нравится слушать голос женщины. Голос у нее, думает он, как весенний дождь, когда сам ты подыскал себе укрытие, и тебе ничего не грозит.

– ЗСП Мэдисон-парк, едем на другой конец города.

Камень признательно кивает. С тем же успехом она могла бы сказать: «На орбите, направляемся к Луне», перед его мысленным взором все равно плавают какие-то расплывчатые пятна и обрывки картинок.

Прежде чем его отпустить, Иммиграционная служба кое-что для него сделала: сбрила волосы по всему телу, вывела вшей, заставила простоять десять минут под душем и несколько раз намылиться слегка шероховатым абразивным мылом, дезинфицировала, провела несколько мгновенных тестов, ввела шесть доз чего-то и выдала нижнее белье, чистый комбинезон и ботинки (ботинки!).

От собственного – мыльного! – запаха духи женщины становятся лишь привлекательнее. В тесной близости на заднем сиденье Камень просто упивается ее запахом. Наконец он уже не в силах сдерживаться.

– Э-э-э, ваши духи... что это такое?

– Ландыш.

От сладкозвучности этого слова Камню кажется, что он попал в другой, более добрый век. Он клянется никогда этого не забывать. И не забудет.

– Эй! – Цепенея от страха. – Я даже не знаю, как вас зовут.

– Джун. Джун Тангейзер.

Джун Камень. Джун и Камень. И ландыши. Джун с Камнем в июне среди ландышей. Это как песня, которая все крутится и крутится в голове.

– Куда мы едем? – спрашивает он наперекор песне.

– К врачу, – отвечает Джун.

– Я думал, все улажено.

– Это специалист. Окулист.

После всего, что с ним сегодня случилось, это последнее потрясение выбивает у него из головы даже счастливую песню...

– Вот полномасштабная модель того, что мы вам имплантируем, – говорит врач, вкладывая в руку Камня прохладный шарик.

Боясь поверить, Камень сжимает его.

– В основе системы глаза – приборы. Каждый фотон – это такая частица, – ударяя в мембраны, выбивает один или более электронов. Электроны собираются в непрерывный сигнал, который через интерпретирующий чип поступает в ваши оптические нервы. Результат – стопроцентное зрение.

Камень сжимает модель так крепко, что больно руке.

– С точки зрения пластической хирургии, они несколько шокируют. Для такого молодого человека, как вы, я порекомендовал бы органические имплантаты. Однако заказчик распорядился, чтобы вы получили именно эти. Разумеется, у них есть несколько преимуществ.

Камень не спрашивает, в чем они заключаются, но доктор все равно разъясняет:

– Если вы мысленно произнесете ключевые слова, на которые запрограммирован чип, то сможете заставить его выполнять ряд дополнительных функций.

Во-первых, хранить оцифрованные копии конкретных изображений в RAM чипа для последующего просмотра. Когда вы ключевым словом вызываете копию, возникает эффект повторного непосредственного видения, причем не важно, на что вы по-настоящему смотрите в данный момент. Возвращение к реальному зрению наступает после произнесения другого ключевого слова.

Во-вторых, уменьшив пропорциональное соотношение фотонов и электронов, вы безо всякого для себя урона можете смотреть прямо на солнце или на пламя сварочной горелки.

В-третьих, увеличив это соотношение, вы способны значительно усилить разрешение: в безлунную ночь это весьма полезно.

В-четвертых, вы можете поменять цвета. Например, черное ваш мозг начнет воспринимать как белое. Словом, старые добрые «розовые очки».

Думаю, я ничего не пропустил.

– Сколько на все это потребуется времени, доктор? – спрашивает Джун.

– День на саму операцию, два – на ускоренное выздоровление, неделя на тренировки и окончательное выздоровление. Скажем, две недели самое большее.

– Отлично, – говорит Джун.

Камень чувствует, что она встает с кушетки, где сидела рядом с ним, но сам остается сидеть.

– Камень, – говорит она, положив руку ему на плечо. – Нам пора.

Но Камень не может встать, потому что слезы никак не останавливаются.

Железно-стальные каньоны Нью-Йорка, этого гордого и процветающего союза Зон свободного предпринимательства, тянутся вдаль на юг десятком оттенков холодно-голубого. Улицы, идущие с геометрической точностью, словно далекие потоки по днищам каньонов, артериально-красные. К северо-востоку от Центрального парка – черная пустошь Джункса.

Камень упивается зрелищем. Любая картинка, даже самые размытые пятна всего несколько дней назад были немыслимой драгоценностью. И вот ему преподнесли такой дар, чудесную способность превращать повседневный мир в сверкающую страну чудес – в это до сих пор не верится.

Ненадолго насытясь, Камень усилием воли переключает зрение на нормальное. Город тут же возвращается к своей обычной окраске из серо-стальной, небесно-голубого и древесно-зеленого. Тем не менее зрелище остается великолепным.

Камень стоит у стеклянной стены на стопятидесятом этаже Небоскреба Цитрин, в ЗСП Уолл-стрит. Две недели здесь был его дом, из которого он не ступил ни шагу. Навещали его только медсестра, кибер-терапевт и Джун. Изоляция его не тревожит. После Джункса тишина кажется благословением. И не мешает с головой погружаться в чувственную паутину красок.

Первое, что он увидел, очнувшись от наркоза, задало чудесный тон всем его вылазкам в мир зрячих: над ним склонилось улыбающееся женское лицо. Прозрачная светло-оливковая кожа, сияющие карие глаза, каскад волос цвета воронова крыла.

– Как вы себя чувствуете? – спросила Джун.

– Хорошо, – ответил Камень, а потом произнес слово, в котором прежде не было надобности: – Спасибо.

Джун только небрежно взмахнула узкой рукой.

– Не благодарите меня. Не я за это плачу.

Вот тогда Камень узнал, что Джун не его «хозяйка» – она сама работает на кого-то другого. И хотя тогда она не сказала, кому Камень обязан счастливыми переменами, он вскоре догадался. Это произошло, когда из больницы его перевезли в здание, которое имело имя.

Элис Цитрин. Даже Камень о ней слышал.