Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию. Междукнижие (СИ) - Булаев Вадим - Страница 15

— Сам ты дрессированный! — возмущённо пискнули из давно не видевшей покоса травы. — Хам педальный!

Писк опознали оба инспектора.

— Машка?! — удивился Швец. — Ты как сюда добралась?

Травяные дебри шелохнулись, потом снова, однако в поле зрения по-прежнему оставалось пусто.

— Фрол Карпович ушёл? — пугливо поинтересовались из кустов голосом Ланы. — Мы от него прячемся.

— Ушёл. И можете дальше не скрываться. Вас заметили.

Трава заходила ходуном, выпуская подружек с несвойственными им хиханьками, писками и приглушёнными смешками.

Первой на проезжую часть выбралась кицунэ, следом букинистка в обнимку с термосом. По блестящим глазам, приятным улыбкам и репейнику на одежде инспекторы осознали: похмельные мероприятия слегка затянулись.

Причём восприятие этой новости у них разнилось кардинально. Если Серёга забавлялся над повторно загулявшими барышнями, то Швец откровенно на них злился, прозорливо ощущая пустоту в таре, из которой он планировал попробовать тот самый чаёк для страждущих.

— Вы как сюда попали? — глядя, как Машка путается в длинной юбке и балансирует, мечтая не упасть, полюбопытствовал инспектор.

— Прие...хали, — букинистка, контролируя новоиспечённую любительницу театров, умело поймала всё-таки споткнувшуюся домовую. — На попутке.

— А куда должны были ехать?

— Домой, — покладисто отозвалась кицунэ, возвращая равновесие и критично осматривая измазанный низ одежды. — Только мы не доехали. За вас переживали.

— Конечно, без таких помощниц нас и тараканы сожрут, не подавятся, — сарказма в голосе Антона хватило бы на целое философское учение о разочаровании в мечтах. — Тогда почему в кустах геройствуете, а не грудью на врага, в атаку?

— Маша Фрола Карповича учуяла, — давя икоту, призналась Лана, отпуская разобравшуюся с подолом кицунэ. — Мы, может, и слегка отдохнули своей компанией, но в круглых дур превратиться не успели... А это кто? — верхушка термоса указала в сторону молчаливо взиравшего на весь этот балаган Фёдора. — Домовой? Красавчик...

— Где?! Где?! — запрыгала на месте лисичка-полукровка, силясь разглядеть объект интереса подруги и ничего не видя из-за высокой травы.

— В пустом доме? — продолжала лезть не в своё дело букинистка. — Одинокий?

— У него и спроси, — отбрил излишне назойливую женщину инспектор. — Чего ты меня терроризируешь?

Переполненная жаждой познания Маша не выдержала, и по-детски припустила к калитке, чтобы увидеть, о ком речь. На удивление, не упала.

— Ой какой ухоженный... — попёрло из неё восхищение. — Чистенький, на лице веника нет, стройненький!

Фёдора же такое неприкрытое разглядывание покоробило.

— Пойду, вещички соберу. Не хочу здесь больше.

И ушёл в дом, не обернувшись.

— Почему он такой... и почему он на свободе? — не успокаивалась букинистка, вваливаясь во двор следом за подругой.

Антон, давая напарнику спокойно покопаться в смартфоне и разобраться с расписанием электричек, бегло рассказал историю маленького мужчины, оставшегося верным слову до конца.

Слушая, Маша из сострадания всхлипывала, а Лана щурилась, превратившись из дамы навеселе в очень собранную, целеустремлённую особу.

— В библиотеке жил? — въедливо уточнила она. — Подходит.

— Вы о чём? — отвлёкся от звонилки Иванов, пропустивший мимо ушей монолог напарника.

— О своём, о женском, — хищно, с томной хрипотцой отмахнулась женщина, стремительно поднимаясь по крыльцу и стуча в прикрытую дверь.

— Фёдор! Фёдо-ор!

На её зов домовой вышел не сразу. Остановился на пороге, поставив на пол маленькую котомку, рядом пристроил перевязанную верёвкой стопку книг.

— Зачем кричишь?

— Фёдор... А пойдём ко мне жить? — огорошила всех присутствующих Лана, плотоядно разглядывая бритое лицо последнего из Гашковых-Охольских.

Тот изобразил усмешку.

— Я тебе не Шарик, ты не Дядя Фёдор.

— Не спорю. Дядя Фёдор — ты, — ласково согласилась специалистка по древним фолиантам. — У меня много книг, приличный дом, а мужской руки нет.

— Вон, двое, — не повёлся домовой, указав на инспекторов. — Выбирай любого.

— Мелковаты, — женщина переместилась в сторону, будто открывая проход и признавая право хозяина идти, куда ему вздумается. — Один призрак, второй...- тут она вздохнула. — Слишком юн. Я ведь тоже не девочка. Мне уже за... кг-м... вполне взрослая.

— И пьющая, — сурово обрезал Фёдор, морщась от свежего выхлопа, причудливо смешавшегося с вчерашним перегаром.

— А кто не пьёт? — потупилась Лана, превращаясь в такую скромницу, что и Сергею, и Антону захотелось проверить зрение. Точно ли они видят то, что видят?

Домовой тоже не поверил в такую сногсшибательную метаморфозу, однако предпочёл в споры не вступать, а ответить обтекаемо:

— Я подумаю.

Заявление Лану не устроило категорически. Лучась добродушием и нарочитым смирением, она провела отточенный, короткий прямой в челюсть не ожидавшему такой подлости Фёдору. Голова домового дёрнулась, ноги подкосились, и бедняга, второй раз за день попавший в глубокую отключку, принялся заваливаться на пол под нежное:

— Выделываться он собрался, характер показывать... Я тебя накормлю, напою...

— Ты совсем сбрендила?! — возмущённый Швец шагнул навстречу беспредельщице, намереваясь устроить ей разнос. Напарник его поддержал, встав рядом.

— Стоп! — требовательный окрик за спиной заставил обоих инспекторов обернуться.

Возмущалась Маша. Расставив ножки пошире, она грозно шмыгала носом, покачивая в ладошках где-то подобранную палку размером в полтора её роста, устойчиво ассоциирующуюся с обломком оглобли.

— Не мешайте скромному женскому счастью, изверги!

— Так Лана его бьёт, — растеряно протянул Иванов, обалдевая от такого поворота. — По морде!

— Не бьёт, а приручает! — парировала кицунэ с глубокой убеждённостью в собственной правоте, причём вполне трезво и осмысленно. — Мужик совсем измельчал! То штанишки с подворотами, то бездельник интернетный. А вы... вы... Выпал приличной женщине шанс обзавестить адекватным домовым, без всех этих старорежимных заморочек, так вы и эту удачу испортить норовите! Влезть со своим «можно», «нельзя» ... Он вот уйдёт по миру, а ей что делать? Нового подыскивать?

Инспекторы, не представляя, как поступить, покосились на Фёдора, которого уже забрасывала на плечо довольная, словно обожравшаяся рыбы Мурка, букинистка. Котомку с книгами она взяла в свободную от удержания добычи руку, невинно хлопая ресницами и счастливо поглядывая на верную подругу.

— Серёженька, мой хороший, не лезь! — бескомпромиссно требовала хвостатая нечисть, подпуская в голос умоляющие нотки со стервозинкой. — Или я тебе все тарелки побью! Наш Федя! Не отдадим!

— Мой, — поправила Лана, бочком спускаясь с крыльца. — Мальчики, хотите — приезжайте в гости. Мы встретим. Клянусь, в кандалах никто его держать не станет. Не понравится — уйдёт, держать не стану. Фёдор по вашему ведомству свободен? Свободен... Я обязана попробовать. У меня книгоохранилище присмотра требует. И кран в кухне протекает.

— Да куда он от своего счастья денется? — веско дополнила домовая, не выпуская палку. — Просто Федя пока не понял, как ему повезло.

— Он же отравитель! — воззвал к здравому смыслу Антон, ошалело трогая себя за лоб. Не чудится ли? Не горячка с галлюцинациями?

— С такой рекомендацией, с такой предысторией это ему только в плюс, — мурлыкнула букинистка, поправляя на плече маленькое тельце. — Настоящий мужчина. Хоть детей от него рожай. Сказал — сделал, даже если и возражал. До последнего держался... Умница.

— Вы же пьяные! — снова попытался урезонить подружек Швец. — Протрезвеете — наплачетесь.

— Не пьяные, а капельку расслабившиеся — с показным вздохом приняла сентенцию Маша. — Ведём себя смирно, песен не поём, бывшим не звоним, все из себя правильные, как истинные леди на королевском приёме. Ну, почти… Но леди!.. И вообще! Нам, красивым, плакать не привыкать. Жизнь такая, тяжкая, бабья. Бывает, влюбишься, вознесёшься... а он — козлом окажется! Изменщиком, пропойцей горьким или, страшно сказать, женатым! И страдаешь потом, надрываешься.