Художник моего тела (ЛП) - Винтерс Пэппер - Страница 96

— Я говорил тебе, что со мной небезопасно, О. — Он не смог скрыть душевную боль. — Может, теперь ты мне поверишь.

— Я не позволю тебе сделать то, что, как мне известно, тебе не свойственно!

Он потянулся ко мне.

— Жаль, что не все так просто.

Я отшатнулась; развернулась, чтобы убежать.

Но моя спина так и не оправилась от идиотской попытки потанцевать. Колени не поддавались. Мое разбитое и собранное по кусочкам тело уже не было гибким и стремительным, как раньше.

Я двигалась.

Но Гил двигался быстрее.

Он сомкнул руку на моем запястье, резко меня остановив.

— Я пытался помешать ему овладеть тобой. Я действительно пытался.

Другой рукой он обхватил мое горло, как будто мы были двумя влюбленными под звездами. Гил пробежал большим пальцем по моей шее, обжигая холодом и сотрясаясь от сожаления.

— Я сказал ему, что сделаю все, чего бы это ни стоило. Сделаю то, что отказывался делать. Заплачу любую цену. Стану рабом до конца своей богом забытой жизни. Все, лишь бы тебя защитить. — Он коснулся лбом моего лба, притянув меня к себе. — Я бы отдал все, чтобы тебя защитить, но его цена слишком высока. Вас обоих мне не спасти.

— О чем ты говоришь?

Я изо всех сил пыталась высвободиться, извиваясь в его объятиях. Но он был слишком силен. Слишком сосредоточен. Слишком потерян.

— О нем. О человеке, которому принадлежат мое сердце и душа.

— Кто это?

— Это не имеет значения.

— Прекрати это повторять! — в гневе проговорила я. — Ненавижу этот ответ. Это имеет значение. Это важно! Скажи мне. Какую власть имеет над тобой этот ублюдок?

Гил притянул меня к себе. Объятие, полное угрозы и извинений. Свободной рукой он скользнул по моим волосам, обхватив основание головы. С прерывистым вздохом он поцеловал меня в лоб ледяными губами.

Поцелуй, в котором пульсировала настоящая любовь.

— Я так же люблю тебя, как и тогда...ты знала об этом? — Его дыхание согрело мою кожу, а затем он отстранился и потерся своим носом о мой. — Я всегда тебя любил. Это положит мне конец. Я мог бы спасти жизнь, забрав твою...но моя была обречена с тех пор, как я потерял тебя в первый раз.

Я закрыла глаза, пытаясь найти силы.

— Не понимаю, что все это значит. Я так устала от неведения.

— Это значит, что я люблю тебя. Всегда любил. Всегда буду любить.

Я вскинула ресницы, встретившись с ним взглядом.

— Если ты меня любишь, прекрати это. Пойдем со мной. Мы пойдем в полицию. Они...

— Посадят меня за кучу преступлений. Я заслуживаю того, чтобы меня заперли в клетку. Я годами избегал наказания. Но меня нельзя посадить в тюрьму, потому что тогда я не смогу спасти ее.

— Ее?

Гил содрогнулся всем телом.

В его груди что-то сжалось.

Меня охватила агония.

— Кто она, Гил?

— Та, что стоит на первом месте. — Его шепот разбил меня на кровавые, задыхающиеся осколки. — Я бы за нее умер. И, вероятно, умру. И ты...

Гил впился в меня взглядом.

— Ты... — Его голос сорвался. Он покачал головой, с трудом сглотнув. — Мы все, вероятно, умрем... Но я должен попытаться.

— Не надо, — сопротивлялась я в его объятиях. — Полиция выслушает, через что тебе пришлось пройти. Тебя не посадят без причины.

Гил мрачно фыркнул.

— Причина есть. Много гребаных причин.

— Уверена, что если мы с ними поговорим... — у меня дрогнул голос, а по лицу потекли новые слезы. — Гил... пожалуйста. Ты больше не одинок. Тебе не нужно бороться с этим в одиночку. Никто... никто не умрет.

— Если бы я знал, что это спасет вас обеих... я бы прямо сейчас вскрыл себе вены.

— Не говори так. Каким был бы этот мир, если бы в нем не было тебя?

Я попыталась нежно прикоснуться к нему, отбросить свой страх и крепко обнять Гила. Но в моей крови выл инстинкт самосохранения, отчаянно стремясь убежать, крича, чтобы я спасалась бегством.

— Черт возьми, Олин. — Гил отступил назад, потянув меня к открытой двери и зияющей за ней темноте. — Даже сейчас ты все еще такая добрая. Ты все еще думаешь, что меня можно спасти.

— Можно.

— Нет, нельзя. — Он рывком приблизил меня к смерти. — Я так сильно тебя люблю, что это разрывает мое гребаное сердце, но я не могу это остановить.

Сопротивляясь ему, я поцарапала его пальцы.

— Если ты меня любишь, то найдешь способ.

— Нет никакого способа. Поверь мне...Я пытался.

— Пытался что?

— Остановить это. Покончить с этим.

Я вздрогнула.

— Что это значит? Ты должен больше мне рассказать…

— Это значит, что любви недостаточно, — мучительно вздохнул Гил и, переступив порог, увлек меня за собой. Склад, казалось, изгибался и стонал, отрицая то, что должно было произойти в его стенах.

— Гил. Не надо.

Я боролась. Я вырывалась, но моя борьба была для него пустяком. Его сила намного превосходила мою.

Мне хотелось кричать, но вместо этого я проговорила тихо и настойчиво.

— Я тоже люблю тебя, Гил. Не думаю, что когда-нибудь прекращала, даже когда ты разбил мне сердце. Даже сейчас, когда ты меня пугаешь. Так что, что бы ты ни делал, прекрати это. Поговори со мной. Мы можем с этим разобраться. Что бы ни происходило, все можно решить, если мы будем действовать вместе — как в старые добрые времена, помнишь?

Я надеялась, что он выслушает. Что обнимет меня. Поцелует. Попросит прощения и скажет, что это была жестокая шутка или огромная ошибка.

Но он этого не сделал.

Он продолжал тащить меня к сцене, где будут выставлены его законченные шедевры для фотографий и критики. Туда, где мы занимались сексом. Где мы связали себя не только красками и любовью. Туда, где теперь лежали веревка и кляп.

Я сопротивлялась сильнее.

— Гил... Прекрати это. Прекрати это сейчас же.

Он молчал. Побежденно понурив плечи.

— Я не могу.

— Нет, ты можешь. Просто дай мне выйти за дверь. Я...я исчезну. Я... — меня переполняла злоба вместе с мольбами. — Я исчезну, как ты исчез много лет назад. Ты больше никогда меня не увидишь.

Он поймал мой взгляд, замедлил ход и остановился, удерживая меня у подиума.

— Мысль о том, что я никогда больше тебя не увижу, разрушает то, что от меня осталось.

— Тогда не...

— У меня нет выбора, Олин! У меня никогда не было выбора.

— У тебя есть выбор! Он есть у всех.

— Не у всех. — Гил притянул меня к себе, задушив в очередном сокрушительном объятии. Объятии, о котором я когда-то давно мечтала, но теперь извивалась, пытаясь освободиться. Он поцеловал меня в висок, дрожа от отчаяния. — Я люблю тебя сейчас и всегда, О. Ты была единственной, кого я хотел. Единственной, кто владел мной. Мне так жаль, что я причинил тебе боль.

По моим щекам отекли слезы.

— Гил... пожалуйста.

— Я люблю тебя. Но не могу тебя спасти. — Он отстранился, в его взгляде блеснули слезы. — Я пытался, и у меня ничего не вышло. Вот какой я, блядь, жалкий. Такой бесполезный.

— Ты не бесполезный.

— Я всех подвел.

— Это неправда. — Я скользнула взглядом по складу в поисках свободы. — Перестань так говорить.

— Это правда. И я снова тебя подведу.

— Пожалуйста. — Я потянулась к нему. Чтобы ударить его, поцеловать, попытаться вбить в него хоть немного здравого смысла. —- Зачем ты это делаешь? Что, черт возьми, такого важного, что позволило этому ублюдку превратить тебя в убийцу?

Его взгляд казался бесконечно печальным, безмерно сломленным.

— Она — вот что важно. Единственное, что имеет значение.

— Кто? Кто важен?

— Олив.

Мое сердце перестало биться.

«Олив».

Значит, он мечтал о другой О.

О другой любви по имени Олив.

Олив!

Меня пронзила доселе невиданная боль. Едва слышно я произнесла:

— Кто такая Олив, Гил?

Он поморщился и пожал плечами, как будто уже забивал гвозди в свой собственный гроб.

— Это не...

— Это. Блядь. Имеет значение! — В моем голосе звучало столько ярости, что я не поверила собственным ушам. — По крайней мере, это ты мне должен. Ты должен сказать мне гребаную правду, Гилберт Кларк.