Столичный доктор. Том II (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 34

— Емельян Николаевич — брат твой?

— Да, младший.

— Значит, тебе известны подробности его работы у меня, а также печальные обстоятельства, вынудившие меня с ним расстаться?

— Известны, — Александр тяжело вздохнул. — Я и сам его предупреждал. Мол, посмотри на меня, чем закончились эти кружки… Там сначала все красиво, про защиту рабочего класса, просвещение, а потом бомбу в руки и свергать самодержавие — врач тяжело вздохнул. — Спасибо, что вытащил Емельяна, — Винокуров выложил из портфеля на стол стопку документов. — Он мне все рассказал.

— Пустое, — отмахнулся я, взял бумаги. Это были диплом, рекомендательные письма… Винокуров-старший работал в екатеринославской губернии земским врачом. Возглавлял целую уездную больницу. Впрочем, небольшую — на пять докторов.

— Сначала все было замечательно, — делился опытом Александр. — Две тысячи рублей в месяц, да еще под отчет тысячу. Дома срубили врачам, своя библиотека, любая периодика. А потом из года в год урезали расходы. Земские собрания — интриги и ругань. Работать не дают, завалили отчетностью

— Ну, бумаг и у нас много, — вздохнул я. — А будет еще больше.

Рассказал про наше новое начинание со скорыми — показал черновик статьи Моровского в газету «Врач» о работе подстанций. Александр оказался умелым бюрократом — сразу перешел к цифрам, что я приводил в конце статьи, похмыкал.

— Большие деньги и большое начинание. Было бы интересно стать частью всего этого.

Я задумался. Один раз я на этой семейке крепко ожёгся. Сам по краю прошел, Зубатову должен остался. И вот опять, по второму разу в ту же реку. Наверняка сомнения были понятны не только мне, и Винокуров сидел не совсем спокойно: то руки потрет, то нос почешет.

— Опыт работы меня устраивает, — я полистал документы. — Но повторю то, что говорил Емельяну, а вслед за ним и всем остальным. Твои политические пристрастия не должны мешать работе. Мы занимаемся медициной. Малейшая помеха нашему делу, — подпустил я немного пафоса, — и мы расстаемся. Это понятно?

— Да. Я согласен. На любую должность — Александр замялся — Очень нужна работа…

— Семья? Большая? — поинтересовался я.

— Трое детей. Плюс брата пока содержу.

Однокурсник то у нас многодетный. Ну, оно по нынешним временам — обычное дело.

— В таком случае… На новую подстанцию пойдешь. Заведующим. Здесь стажировка месяц, чтобы специфику понять, поездишь с бригадами на вызовы. Справишься?

— Неожиданно… Но интересно. Да!

Вот как чувствовал, что не доведет до добра этот дочерний взбрык. Вика — замечательная девушка, и в работе, и в… личном плане. Есть небольшие тараканы в голове, но это терпимо. Нравится она мне. Но вот последний ее фортель должен был привести к каким-то нехорошим последствиям. Слишком уж революционный поступок. По нынешним временам… наверное, это как в двадцать первом веке учительница в кремлевской школе начнет параллельно с уроками в онлифанс сниматься. Причем в однополых съемках. То есть если незамужняя девица живет с незамужним мужчиной — всё, небо упало на землю. Вот если отец семейства прислугу в углу нагнет, и употребит — это ничего, бывает. Сорок раз «Отче наш» и двадцать раз «Богородице, дево, радуйся» — и свободен.

Но случилась ожидаемая катастрофа слишком быстро. Я же помнил — богомолье, все дела. Это вам не автобусный тур по намоленным местам Подмосковья — в семь утра начало, в девять вечера окончание. Сейчас это процесс длительный. Недели на две самое малое.

И я шел к себе обедать со спокойной душой. Нет, основная проблема с князьями тревожить продолжала, но уже не так остро — подостыл. А в столовой меня ждал вовсе не украинский борщ с пампушками на первое и особое блюдо на второе. Когда открыл дверь, ничего не предвещало. Но стоило мне крикнуть: «Кузьма, подавай обед!» — тут и началось. Навстречу вышла королевой моя дорогая почти теща, Елена Константиновна. Надо ей дождаться начала бума кино, сможет сделать неплохую карьеру на ролях беспощадных убийц. Лицо такое, что сейчас вытащит нож и будет резать. Другой бы побежал уже штаны менять, но я вдову профессора знаю давно. Привык немного.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Здравствуйте. Богомолье отменилось? Не соизволите пообедать со мной?

— Как. Вы. Посмели⁈ — прошипела она. — Господин Баталов! Вы — бесчестный человек! Мерзавец!

Вот как она так научилась плавно наращивать громкость? Талант, однако. Такого результата одними тренировками не достичь.

— Кузьма, приборы для нашей гостьи! У нас сегодня утка по-пекински. Очень рекомендую, по рецепту моего учителя ушу…

— Да я с вами!..

В руках у вдовы был незамеченный мной сразу зонтик-трость — вот им она и собралась меня ударить. Пришлось блокировать предплечьем, аккуратно вырвать «оружие».

— Держите себя в руках!

— Да я… К полицмейстеру пойду! В газетах ославлю!

— Не бывает плохой рекламы — кроме некролога, — неудачно пошутил я, отступая.

— Вы что, не понимаете, что своим поступком вы уничтожили репутацию Виктории? Я уже не говорю о вашей карьере. Мне на нее плевать. Но свою дочь!.. Да я вам за нее!..

Наступил момент попытки нового физического контакта. Спасибо занятиям у-шу, увернулся. А то хорош бы я был, когда явился к Великой княгине с расцарапанным лицом. Тут уже на бандитскую пулю не сошлешься.

— Успокойтесь, Елена Константиновна! Не надо пытаться вести себя подобно базарной торговке. Ничего страшного не случилось.

— Да как вы смеете⁈

И пошло снова — репутация, замужество, потерянные возможности, жизнь кончилась, ой, что будет, и так далее. Вмешиваться в процесс бессмысленно — это как глухарю на токовище пытаться что-то рассказать. Так что я дождался, когда причитания пополам с обвинениями пойдут на второй круг, а местами и на третий, и только после этого спросил:

— Всё?

— Что⁈

— Руки, говорю, можно отпускать?

— Да!

— Прошу за стол.

Кузьма невидимой тенью протиснулся мимо нас и исчез за ближайшей дверью. Вдова обреченно пошла за мной и села напротив. Кажется, сейчас наступит фаза «ой, какая я несчастная». Рыдания и стенания. А тут утка стынет. В отсутствие микроволновок может стать проблемой. Надо заканчивать эту драму. А средство у меня есть.

— Сколько вам поступило от «Русского медика» в последний раз?

— Три ты… А при чем здесь это? — возмущенно вскинула брови Елена Константиновна.

— Вы понимаете, что без меня выплаты очень скоро прекратятся? Ну год-два, а потом всё. И, заметьте, навсегда. А к хорошему быстро привыкаешь.

— Вы пользуетесь работами Августа Петровича!

— И вы получаете долю! Тем более, что у вас есть описание архива — ничего не утаиваю. Поверьте, там готовых рецептов не имеется. Так что прибыли тоже не случится.

— Вы хотите купить…

— Хватит уже комедию ломать! Я же сказал — ничего не случилось. Вы в состоянии снять квартиру в этом доме. И поселить в ней Викторию. Приличия будут соблюдены. Бумаги подпишете вы, кому угодно можете сказать, что и сами живете вместе с дочерью. И поверьте — для меня случившееся тоже было… неожиданностью.

Уговаривать вдову пришлось еще минут пятнадцать. И даже лишних денег не пришлось платить. Кроме оплаты теперь уже вдовьей квартирки в пять комнат. Малой кровью обошлось. Ну и обед безнадежно остыл.

Напрасно я так быстро уехал из Питера. Надо было дождаться Романовского. Потому что чувствую — пора. Наступило время запускать проект клиники по лечению сифилиса, причем не очень афишируя мое участие. Так, сбоку, мелкими буквами в учредительных документах. Пусть Дмитрий Леонидович будет спасителем всего мира от заразы, получает премии и признание. Мне и без этого хлопот хватает. Всё, что знаю, или смогу вспомнить — только сдуру можно себе приписывать. Ведь рано или поздно начнутся раскопки — а откуда такой умный взялся? Архив Талля? А подать сюда Тяпкина-Ляпкина!

Звезд с неба не хватал, публикации серенькие, всего три штуки из свежих. И вдруг — нате. Здрасьте, я тут немного гений от хирургии, любите меня. С чего? Нет, архивом прикрываться вечно не получится. Манассеин правильные вопросы, кстати, задавал. Покажи, что там написано. Хотя бы в той части, что уже отработана. Где там этот волшебный стрептоцид? А в бумагах профессора, если честно, ценного — ноль целых, хрен десятых. Письма, статьи стародавние, наброски, лекции, даже ругань с разными светилами по пустяковым, в общем, вопросам.