Столичный доктор. Том II (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 28

— Отличная новость! Сроки работ?

— В неделю обещали уложиться.

— Составите договор с штрафами в случае проволочек. Спасибо, Федор Ильич!

Я сунул руку в карман и наткнулся на край картонного прямоугольника. Иностранец! Отто как его там. Ничего, помариновался, уступчивее будет. Мне от него ничего не надо. Нас и здесь хорошо кормят.

Как выяснилось, немец не скучал. Он с удовольствием пил чай с пирожками, и нисколько не томился ожиданием. Увидев меня, он сразу нацепил на лицо улыбку от уха до уха, будто мечтал о встрече последние несколько лет, отложил на тарелку то, что ел, встал, и протянул руку.

— Здравствуйте, господин Баталофф!

Я посмотрел на крошки, прилипшие к пальцам посетителя, и решил не замечать предложенного рукопожатия. Что-то в нем было не то. Акцент какой-то… как в плохом фильме, где прибалты изображают эсэсовцев, даже «ф» в конце моей фамилии слишком нарочитая. Или я так предвзято отношусь к нему из-за этой глупой оплошности с невытертой рукой?

А немец, или кто он, красавец, конечно. Доверие вызывает — лицо открытое, улыбка искренняя, весь прямо лучится добродушием и участием. Волосы напомажены, видно, если не сегодня, то вчера в парикмахерской немало времени провел. А усы… Сальвадор Дали, увидев их, побежал бы бриться через секунду, потому что вот оно, совершенство, а не жалкое подобие на портретах испанца. Об их острые кончики можно, наверное, уколоться. И костюмчик… загляденье. Я бы спросил у него адрес портного, если шил в Москве. Шик, блеск, красота. Мимо не пройдешь.

— Прошу, господин… — я вытащил визитку, прочитал фамилию, — фон Айпфенбаум. Я правильно произнес?

— Да, у вас отличное произношение, — улыбнулся немец. — Обычно мою фамилию говорят неправильно, но у вас… как у настоящего берлинца!

Я сам знаю свой уровень немецкого. До той степени, чтобы меня спутали с берлинцем, осталось примерно лет двадцать интенсивных занятий. Но у коммерсантов всегда так — грубая лесть впереди летит. Все понимают, что вранье, но так приятно слышать…

— Так как вы успели перекусить, ожидая меня, давайте сразу к делу. Что привело вас ко мне?

Улыбка и добродушие слетели вмиг. Теперь передо мной сидел зубр, переговорщик восьмидесятого уровня, легенда коммерческих сделок.

— Очень хорошо. Не будем ходить вокруг и около, — сказал Айпфенбаум. — Компания, которую я представляю, «Дортмунд вельт фарма-концерн», очень крупная. Мы производим лекарства для Германия, Австрийская империя, Франция, Королевство Нидерланды, Королевство Бельгия. Очень большое производство. Представительство «Беренберг Банк», «Метцлер Банк», «Тринкаус унд Буркхардт», «Доннер унд Ройшел», «Хаук унд Ауфхаузер»…

Он сыпал королевствами и названиями банков так упорно, что я понял — только мое медпредставительское прошлое спасает меня. Будь на моем месте кто-то, с этой системой не знакомый, уже впечатлился бы. А как же, такие названия! И такие гиганты снизошли к тебе, ничтожному червяку! Но я не перебивал. Мужик отрабатывал номер отлично, любо-дорого посмотреть. А у меня сенсорное голодание, даже такое шоу в радость. Но вот сейчас я должен получить предложение из серии «уникальная возможность — купи два по цене трех, и еще один отдаем в подарок».

— И чем же я заинтересовал столь крупную компанию? — закинул я крючок.

— Мы слышали о лекарстве «стрептоцид». Не скрою, это неплохой результат. Мы заинтересованы в получении привилегии для производство и торговля на весь мир кроме Российская империя. И готовы щедро оплатить. Двадцать тысяч рейхсмарок в любом германском банке. Это наше предложение. Очень выгодно.

— Это сколько в рублях? Даже десяти тысяч нет? За монополию? Еще платежи предусмотрены?

— Это единовременный платеж. Вы получаете сразу, после подписание договора. Если мы начинаем хорошо продавать, вы получаете большую премию!

Ага, сувенирную коробочку леденцов и ручку с логотипом. Странно, что он мне не попытался сунуть это барахло. Или еще не придумали завлекать копеечной халявой? Причем размер премии не озвучивается, и в договоре прописан не будет. А потом ищи-свищи. Нет, молодцы. Наглость — второе счастье. Наверное, подумали, что тут кустарь придумал лекарство, за десять тысяч удавится.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Вы, господин… — я пододвинул визитку, — Айпфенбаум, приехали только озвучить коммерческое предложение, или у вас есть право заключать контракт?

— Я обладаю самыми широкими полномочиями, — горделиво сообщил немец. Даже плечи расправил.

— Контракт на пять лет, только Европа, сто тысяч рублей в год, плюс пять процентов от продаж. Авансовый платеж в размере половины суммы оплаты за первый год при подписании документов, остальная сумма в течение календарного года, ежемесячно, равными частями. Финансовая отчетность предоставляется по первому требованию. Других условий я не приемлю.

— Послушайте! — Айпфенбаум встал и сжал кулаки. — Да что вы о себе возомнили? Какие сто тысяч? Проценты? Двадцать три тысяч рейхсмарок, и вы довольны! Вы еще будете диктовать условия? Да вы должны быть счастливы, что такая компания…

Я подошел к двери и сказал секретарю:

— Жигана пригласите. Срочно.

Немец почуял что-то неладное. По крайней мере, ни угроз, ни величия в его голосе не было, когда он спросил:

— А кто это?

— Специалист по переговорам. А вот и он, — показал я на стоящего на пороге великана. Тот жутко улыбнулся — даже меня проняло.

— Звали, Евгений Александрович?

— Вот этого господина выведите на улицу, пожалуйста. Калечить не надо. Проследите, чтобы он у нас ничего не забыл.

— Я и сам уйду! Варвары! — закричал немец, когда Жиган схватил его за воротник.

— Да ты не переживай, барин, — успокоил Айпфенбаума мой шеф службы безопасности. — Сказано «не калечить», значит, целым уйдешь.

Глава 13

ТИФЛИСЪ. Пожаръ в домѣ Рейтера, на Головинскомъ проспектѣ, как выяснило полицейское дознанiе, произошелъ отъ того, что дѣти, играя во дворѣ, пустили зажженную ракету, которая попала въ конюшню Абгарянца. Убытокъ отъ пожара опредѣленъ приблизительно въ 5,000 ₽

КУРСКЪ. Какъ сообщаетъ мѣстный Листъ, около трехъ часовъ пополудни на Московской напротивъ женской Прогимназiи, паломникъ идущiй со Святой Зѣмли съ пальмовою вѣтвью въ рукахъ, вдругъ съ криками «Въ тягости, въ тягости! Ждать ноября!» свалился въ падучей. Прохожiе понявшiе о комъ рѣчь, съ восторгом восприняли благую вѣсть, оказали помощь и срочно доставили заболѣвшаго къ врачу.

Я отложил утренние газеты, зевнул. Похоже, императрица наконец забеременела. Не только психи в падучей об этом галлюцинировали, но и аристократы тоже сплетничали. Куда не зайди — на скачки, в клуб, ресторацию — везде бла-бла-бла про царицу. С животом она или еще нет? Почему плохо себя чувствует? Будет ли наследник мужского пола или фальстарт? В газетах свирепствовала цензура, но как говорится «на каждый роток не накинешь платок» — слухи ходили. Особенно всех интересовало, почему царицу возят в инвалидном кресле. Меня, как большого специалиста по оным, регулярно допрашивали. Что там может быть и как лечить? Класс, да? Я Александру Федоровну в глаза не видел, анамнез не собирал, и анализы не брал — а меня уже допрашивают. Как же… Восходящая звезда московского медицинского небосклона. Лечит наложением рук все, кроме родильной горячки у мужчин.

Впрочем, кое-какая «звездность» начала проявляться. Стоило мне спуститься в кабинет — один за другим пришли еще два «Айпфенбаума». Англичанин от «Бичема», и австрияк от компании «Мерк». Причем оба уже знали не только про стрептоцид, но и про манжету тонометра, про зеленку. Естественно, хотели патенты. Были вежливы, постепенно увеличивали сумму предложения. Тоже посланы в пешее эротическое путешествие. Оказались умнее немца — ушли на своих двоих без вовлечения в процесс Жигана.

История с торговыми представителями показала — новые лекарства и приборы становятся популярны. И пока большие игроки думают, неповоротливо вращая сложные бюрократические механизмы, всякая мелочь пытается сорвать банк. Купив монопольные права, тот же «Дортмунд вельт» не собирался производить ни одного миллиграмма лекарства. Думаю, Отто надел бы еще более представительный костюм, и пошел бы по настоящим фармацевтам — пытаться впарить препарат за сумму, сильно превосходящую первоначальные вложения.