Потусторонний. Книга 2 (СИ) - Погуляй Юрий Александрович - Страница 5

Когда проснулся (ближе к полудню), то увидел что Рррупи сидит на полу у розетки, держит телефон в руках и с широкой улыбкой пересматривает мой киношедевр. Он так всю ночь просидел⁈

Судя по остекленевшему взгляду демонёнка — да…

— Я счастлив, — сказал он мне. Ну и славненько. Значит и мне хорошо, и ему понравилось. Главное, чтобы и Свиридов остался доволен.

— Глаза испортишь, — назидательно пожурил его я и забрал телефон из ослабевших лапок.

— Крррасота… — вздохнул тот и прямо на полу устроился, свернувшись в комочек. Подтянул лапку ко рту и сонно добавил: — Нррравится миррр человеков…

Я же сунул было мобильник к себе в карман, как вдруг увидел незнакомую иконку на экране, наверху, в виде конвертика. Ого! Кто же мне пишет, интересно?

На экране красиво и плавно раскрылось сообщение от незнакомого номера.

«Илья, это Андрей Обухов! Я хотел спросить тебя знаешь ли ты про бал и идёшь ли на него? Позвони!»

Как мило… Это меня только что пригласил на бал целый князь? Надеюсь он не из «этих»?

«Я имел в виду что можем компанией пойти» — было написано в следующем сообщении. Так, вроде бы всё-таки не из этих, раз понял двусмысленность. Третье, отправленное через десять минут после, гласило:

«Девчонок там найдём»

Думаю, Андрей Обухов испытал немало удивительных эмоций, пока придумывал этот чудесный монолог. Даже мне было чуточку стыдно, а уж что творилось в голове у княжича…

Так, а откуда у него мой номер⁈

Глава 3

— Илья, прости. Я ничего такого не имел в виду, — Андрей держался вроде бы уверено, но уши красные были как будто кипятком ошпарили. Мы встретились в «Любашиной радости», потому что я хотел ватрушек, а князь Обухов как раз по делам был в Пушкинских Горах.

Хочу отметить, что трубку княжич поднял после первого же гудка. Должно быть, сидел и ждал звонка всё это время. Надо бы как-то парня направить на путь истинный. Нельзя быть таким открытым, особенно среди благородных.

Конечно, род в упадке, богатств у Обуховых нет и отбиваться от сотен «вроде бы дружочков» ему никогда не приходилось, однако всё равно слишком уж откровенен в эмоциях. Даже в глубинке с такими талантами выжить нельзя!

— Я не из этих, — выделил он последнее слово. — Я нормальный. Просто… Ты, предполагаю, мог измыслить…

Я молчал, пережёвывая ватрушку, и изучал княжича. Одет хорошо, с иголочки. И машина неплохая рядом припаркована. Та страхолюдина с чужим капотом, на которой Андрей встретил меня у Большого Кротово, была у Обухова для случаев «инкогнито». Чтобы затеряться.

Такой себе выбор. Князь на старом «ведре» запоминается быстрее.

— Могло показаться что я такое имел в виду, но не такое. Я не такой, это… — запутался княжич.

— Остановись, — просто посоветовал ему я. — Попробуй лучше чай.

Он охотно схватился за чашку, пригубил. С удовольствием улыбнулся.

— Я тут уточнил кое-какие справки об уряднике, который тебя притесняет, — сказал Андрей, откинувшись на спинку стула.

— Ватрушка, — напомнил я. Это было поважнее любых Посвистовых.

Княжич с сомнением посмотрел на тарелку с румяной выпечкой. Ну да, ну да, еда простолюдинов, а ты такой важный парень.

— Очень хороша! — надавил я.

Он явно был проголодавшийся, но взял ватрушку с осторожностью. Откусил, медленно прожевал. Глаза расширились в изумлении:

— Вкуснятина какая, мамочка родимая!

Большой ребёнок, право. Интересно, зачем он на самом деле на меня вышел? И ведь телефон достал как-то. Ещё и по Посвистову информацию выбил, хоть я и не просил. Вроде бы и наивный человечек с виду, а зубы показать может. Княжич почти запихал в рот ватрушку, поднял руку, подзывая официанта и жестом объяснил тому, что выпечку надо повторить.

— Его деятельность кое-кого заинтересовала, я так понял, что один из оперативников наружки пал во время миссии, и выяснилось, что мероприятие проводили без должного оформления, — продолжил он, когда прожевал. — Какое изумительное яство!

Я вспомнил про шаверму у реки. Что он скажет после того как попробует ту вкусняшку⁈

— Ты, должно быть, недоумеваешь, Артемьев, почему я внезапно прибёг к такой коммуникации. Но… Так было нужно. В наших краях новые благородные являются нечасто. Особенно новоявленные рода. Ты же, получается, стал главой рода Артемьевых. Даже, как я слышал, поместьем обзавёлся.

Ну, допустим. Я кивнул ему, глотнул чая. Мимо с трезвоном колокольчика пролетел пацан на велосипеде. Где-то засмеялась женщина. Как тут хорошо всё-таки.

— Мама говорит, что таким людям всегда очень тяжело, — продолжал Обухов. — Что их нельзя бросать. Особенно, когда они люди честные. А ты, Артемьев, я вижу, очень честный. Мне очень не хотелось бы, чтобы тебя окрутил Свиридов.

О, думаю здесь уже можно не волноваться, с этим бароном мы дружочками не станем. А про честность очень даже мило было послушать.

— Я слишком прямо говорю, да? — осёкся Андрей. — Мама говорит, что мне нужно учиться маскировке намерений, но внутри всё от этого содрогается… Не могу себя превозмочь.

— В чём твой дар? — спросил я. Он смутился, улыбнулся застенчиво.

— Я анималист. Ну, по зверюшкам.

Ветеринар, значит, если по-простому. Ауры зверей, физиология. Возможно даже команды может отдавать. Или выполнять, хехе. Специализацию свою он вряд ли скажет, такое обычно не афишируют.

Хотя Обухов легко мог и признаться, но не буду провоцировать.

— Кто-то должен и таким заниматься! Звери, они лучше многих людей, — Обухов воспринял моё молчание по-своему.

— Погоди, погоди, — я поднял руки. — Куда ты оправдываешься-то? Стой!

— Ну как же. Вон, маги огня повсеместно, воздуха, прочих стихий. Рукопашники, телекинетики, энергетики, оружейники. Сканеры, лекари, броневики! И я — анималист. Конечно оправдываюсь! Обуховы же только и умеют, что говорить с белками!

Ох какие у тебя боли фантомные, княжич. Однако интересно выходит. Он в одиночку смог несколько раз завалить снежного великана. Пусть и зря, так как тот оживал, но сумел же. Это и так-то хороший результат, когда твои магические таланты заточены на понимание животных и когда с собой у тебя их, этих самых животных, нет.

— Хорошая способность. Не для демоноборца, конечно, но хорошая.

— Нашему роду он не помог. Когда ты умеешь повергать в небытие демонов, ты получаешь от государства гораздо больше, чем когда способен излечить любимую питомца, — буркнул помрачневший Обухов. Но тут ему принесли ватрушки, и он расцвел.

— Слушай, расскажи мне про то кто здесь всем заправляет? Про Свиридова я понял. Про команду его читал. А кто такой Гордеев? У него ещё своя четвёрка демоноборцев, — решил сменить тему я.

— Граф Гордеев… Ну, по сравнению со Свиридовым он, конечно, человек достойный. Однако занимается зонами он тоже скорее ради наживы, чем за общее дело ратует. Всё в коммерцию пускает. Поддерживает команду Борзова, но и процент с них имеет. Я Мирослава лошадь лечу, слышал. Матушка сказывает, что Гордеев подумывает перестать тягаться со Свиридовым, так как прибыль низкая, а возни много. У дочки Гордеева собачка часто болеет, вот маменька к ним и ездит. Хотя ездила. Сейчас всё у папеньки сидит.

Говорил на ясном глазу вещи, за которые в моём мире бы лилась кровь. Знать подобные планы и мысли недругов — значит иметь возможность использовать информацию в своих целях. Он разве этого не понимает? Его сила отнюдь не умение врачевать зверюшек. Его сила это доступ к домашним тайнам. Если давненько вхож в дом, то ты словно растворяешься в нём. Становишься его частью. И если доктор любимого пекинеса снова решает проблему маленького животика, то хозяин может и забыть про чужие уши. Ведь они, вроде бы, уже и не настолько чужие.

— Значит, Свиридов здесь самый главный? — хмыкнул я.

— Нет! — возмутился Андрей. — Отнюдь! Да, с ним стараются не ссориться, но барон никогда не проявит истинную свою личину пред старыми семействами. Даже, думаю, готов будет не уступки, если те надавят. Вон, даже Феоклистовы его могут на место поставить. Бирюковы, Ленины, Зайко! Председатель Толстоногов может, конечно же. Да много кто! Но никто не станет. У них свои дела, у Свиридова свои. Никто никому не мешает, а пользы от демоноборцев больше чем вреда. Я же тебе рассказывал. Он достойный член общества, пока ты в том обществе имеешь положение и уважение. Если же ты никому не нужен, а ему потребовалось что-то твоё…