Возвращается муж из командировки… (СИ) - Волкова Дарья - Страница 29

Юрий Алексеевич рассказывал невероятно интересно. Я впервые столкнулась с человеком, который умеет так рассказывать — знает предмет, кучу всяких интересных деталей, при этом у него такой приятный голос, что его слушать, просто слушать, даже не вникая — одно удовольствие. В общем, я, что называется, развесила уши.

— Ой, засиделся я, — вдруг спохватился Юрий Алексеевич. — И вас заболтал! — он встал. — Спасибо за чай, Егорушка.

— Ты чего приходил-то, батя? — почему-то хмуро спросил Егор.

— Да так, просто, был неподалёку, решил заглянуть, — спокойно отозвался Юрий Алексеевич. — А теперь все, пойду.

— Как, уже? — вырвалось у меня. Я словно внезапно очнулась от гипноза.

Юрий Алексеевич улыбнулся. У него была невероятно красивая улыбка.

— Я тронут, Лесенька, что вы так внимательно слушали мои стариковские рассказы.

— Какой же вы старик! — совершенно искренне возмутилась я.

Он снова улыбнулся.

— Я, может, и нет. А рассказы мои — про дела давно минувших дней. Молодым интереснее настоящее. А мне, и правда, пора. Пока до дому доберусь, а завтра с утра на службу. Да и вам, наверное, есть о чем поговорить вдвоем, без меня. Рад был познакомиться, Лесечка.

Егор стоял мрачнее тучи. И, не обернувшись на меня, пошел провожать отца.

— Какой у тебя папа интересный!

— Угу, — безразлично отозвался Егор. И тут я внезапно поняла, что не могу ждать. Иначе просто лопну от любопытства. Как так получилось с мамой Егора? Почему Егор так сердит на отца? И что случилось полгода назад в жизни Егора?

Я села на стул, словно заякоряясь.

— Егор…

— Ну?

Я не узнавала человека, который утешал меня сегодня утром. Который вчера нуждался в утешении сам. Сейчас передо мной стоял раздраженный молодой мужчина с неуступчиво поджатым ртом.

— Ты обещал мне рассказать.

— О чем?

— Обо всем, — он молчал, а я упрямо продолжила: — Как так получилось, что ты со своей мамой…. Вот так? За что ты так с отцом? Что… что с тобой случилось полгода назад?

— Это все? — резко спросил Егор.

— Пока — да.

— Я сказал тебе, что расскажу. Тогда, когда посчитаю нужным — тогда и расскажу.

— Не сейчас?

— Не сейчас.

Я резко встала.

— Хорошо. Но не думай, что я буду сидеть и ждать, когда ты соизволишь!

И я быстро пошла к входной двери. Уже около нее меня нагнал окрик Егора:

— Леся!

На кого-нибудь другого так ори!

И я со всей силы грохнула входной дверью, захлопывая ее. Глаза мне жгли слезы обиды. И существенно ниже больно врезались в кожу стринги.

На то, чтобы перебеситься, у меня ушло примерно полчаса.

Сначала я выдул бутылку ледяного молока из холодильника. Потом выкурил две сигареты. Потом сел за компьютер и наорал там на всех. Пока Тедди не сказал: «Объявляется перерыв на два часа. Отче не в духе».

Я снял наушники. Но фраза эта все еще звучала у меня в ушах.

Это я должен был ее сказать. Потому что я тренер. Я самый старший. Я отвечаю за этих ребят, один из которых в этом году только школу закончил. Я должен сделать из них настоящую команду из серии «Один за всех, и все за одного», чтобы мы могли выиграть. А я вместо этого сорвал на них свою злость.

И из-за чего?

Я встал и снова пошел на балкон. Привычно нашел взглядом Лесин балкон. Там было пусто.

Я курил, медленно выдыхал дым. Констатировал, что злость ушла. Совершенно. И медленно наползал стыд, но я не хотел давать ему воли. Ну что я такого сделал, в конце концов?

Ну, кроме того, что наорал на банду ехидных малолеток?

Просто взбесился.

Сначала из-за неожиданного визита отца. Я Лесю ждал, а тут он!

Нет, я понимал. Что он нервничает. Что переживает. Кто угодно будет переживать, если над тобой висит угроза загреметь в тюрьму. Что он ждет хороших новостей. Но мог бы и позвонить! А не сваливаться на голову взрослому сыну, который ждет в гости девушку в чем-то непристойном!

Ну а потом… Потом я даже в какой-то момент поймал себя на том, что чуть ли не ревную Лесю к отцу. Она его так слушала, так на него смотрела… Нет, понятно, что в этом интересе и в ее восхищении не было никакого сексуального подтекста. Я давно привык к рассказам отца, а теперь словно посмотрел на это со стороны. Батя мой и в самом деле великолепный рассказчик. Его просто иногда заносит и невозможно остановить. Но Леся, похоже, вообще не хотела, чтобы отец мой замолчал. И я, вместо того, чтобы любоваться чем-то непристойным на красивой девушке, слушал в очередной раз рассказ про Навуходоносора и Вавилонскую башню.

Ну а потом… потом, после ухода отца, Леся стала задавать вопросы. На которые я не хотел вот прямо сейчас отвечать. Мне было стыдно, да! За то, какой у меня отец. За то, что по его милости я не имею возможности дать Лесе то, что легко и не задумываясь, давал своим предыдущим девушкам. Букет ромашек и меренговый рулет для меня сейчас — предел. А уж про Аду я даже вспоминать не хотел. Леся так лихо вписалась в мой разговор с Адой, что у меня получилось затолкать эту встречу куда-то в разряд малозначительного. Я подозревал, что с этим придется разбираться — рано или поздно. Но пусть будет поздно. Сейчас вот вообще не до Ады. Чемпионат с каждым днем все ближе.

А прямо сейчас мне надо подорваться с места и мчаться с извинениями к Лесе.

Решение это было таким внезапным и таким правильным, что я даже выдохнул. От облегчения.

Быть в ссоре с Лесей мне не понравилось жутко. Даже полчаса быть в состоянии, когда я вроде как один, без Леси, мы каждый сам по себе — нет, вот вообще не нравится!

Она же не виновата, в конце концов, в том, что у меня такая семья дурацкая. У нее, впрочем, мама тоже со странностями. А ведь Леся мне все про мать честно рассказала. Я-то чего кочевряжусь? Доверие — штука взаимная, только тогда это работает. И я резко обернулся к балконной двери.

Ближайший цветочный оказался круглосуточным. Ай да молодцы!

— Куда первый букет дели?

— Что?

— Ну, вы же сегодня уже один букет ромашек покупали? — улыбнулась мне продавщица.

Сегодня? Точно. Сегодня. Сегодня я с утра приходил к Лесе с букетом ромашек.

Бесконечный день какой-то!

— Так понравился, что решил купить еще один, — буркнул я, доставая телефон, чтобы оплатить букет.

Судя по взгляду, меня заподозрили в другом — что у меня, условно говоря, утром блондинка, вечером брюнетка. И только бюджетный букет ромашек — дежурный и неизменный.

Нет, у меня только брюнетка. И все ромашки ей — раз уж я такой вспыльчивый осел. У Леськи, впрочем, тоже с долготерпением не очень. Я взял букет и направился к выходу из салона.

Зато она, наверное, отошла уже, так же, как и я. И не злится. И ждет меня.

А тут я. С ромашками.

Леся долго не открывала дверь. Я не снимал палец с кнопки звонка, он заливисто тренькал за дверью, вскоре к этим звукам присоединился Кефир с громким «МАУ!». Но дверь все не открывалась.

Так. Неужели Леси нет дома? А где она тогда?! Я полез в карман за телефоном, и в это время дверь открылась.

Причина, по которой мне так долго не открывали, была налицо. И на лице. Опухший розовый нос и заплаканные глаза.

Ну, вот блин!

Я крепко обнял Лесю, слегка — надеюсь! — шлепнув ее ромашками по уху. Прижимал к себе, чувствовал, как ее руки обнимают меня за шею, и давал себе слово больше не ссориться с ней. Никогда-никогда! Ну а если уж ссориться — так мириться сразу же. Ну, или через полчаса максимум.

А пока я давал себе такие обещания, Кефир аккуратно, но чувствительно прикусывал меня за лодыжку.

Да понял я, понял!

— Лесь… — я медленно провел рукой по ее спине. — Я тебе все расскажу. Правда. Просто… Прости меня.

Она кинула, шмыгнула носом, потёрлась щекой о мое плечо. И выдохнула.

— Давай ты расскажешь потом. Позже.