Сделка с джинном (СИ) - Платунова Анна - Страница 14

Я вцепилась зубами в хлеб. Он оказался вчерашним, твердым, как подошва. Чтобы протолкнуть кусок в горло, пришлось сделать изрядный глоток пива. Прогорклый напиток ударил в нос, я закашлялась.

А потом без перехода разревелась. Слезы катились по щекам, капали на хлеб, смешивались с пивом… Перед внутренним взором снова и снова вставали портреты. Папа, мама, Патрик… Сердце рвалось и болело, будто чья-то безжалостная рука проникла в мою грудь и терзала, и сжимала его.

Я совсем одна в этом мире. Совсем одна! Не считая хитрой и коварной твари, с которой я теперь связана договором. Я впервые за долгое время подняла глаза на джинна и вздрогнула от мрачной радости на его лице, которую он и не пытался скрыть.

– Каково это, терять родных и любимых? – спросил он, вперив в меня черный взгляд. – Наверное, легче позволить красным муравьям искусать себя до смерти, лишь бы перебить эту боль? Подставить руки под каленое железо? Да только это не поможет. Ты горишь в огне, зайчишка.

– Ненавижу тебя! – прошептала я. – Как же я тебя ненавижу, погань.

*** 15 ***

Джинн никак не отреагировал на мою неприкрытую ненависть и ничуть не изменился в лице, но его ответ заставил кожу покрыться мурашками.

– Не боишься, что на закате, когда придет время исполнять свою часть договора, я тебя придушу? – спокойно спросил он.

А смотрел так, что стало ясно: не шутит.

– Не боюсь! – выпалила я, вовсе не чувствуя той отваги, что звучала в голосе. – До смерти не задушишь. У нас договор!

Джинн криво усмехнулся. Ох, не нравилась мне эта отвратительная улыбочка!

– Нельзя нарушить сделку, – неуверенно произнесла я. – Ты ведь…

Сердце заколотилось как бешеное.

– Ты ведь не солгал? Время можно повернуть вспять? Мы… Я… Если я соберу все артефакты, моя семья останется жива? – торопливо заговорила я.

– Солгал, – ответил он. – Или не солгал. Ты все равно этого не узнаешь, пока не соберешь артефакты.

По непроницаемой физиономии джинна невозможно было понять, какой вариант истинный. Он насмехался надо мной, продолжит глумиться и дальше. Пора брать себя в руки и перестать вестись на провокации.

Я некоторое время молча завтракала: отщипывала кусочки от краюхи и ковыряла желток подгоревшей яичницы.

– Ладно… Раз уж нам пришлось заключить временный союз, постараемся не вести себя как дикари. Хочешь есть?

– Я не нуждаюсь в еде.

– Ну… Понятно. Не нуждаешься. Но, может, хочешь попробовать, что едят люди?

– Нет аппетита.

Я вскинула взгляд и прикусила язык, с которого готово было сорваться язвительное «Из-за меня?» Спокойствие! Союз, мир, цивилизованные воспитанные люди! Во всяком случае, я.

– Как тебя зовут?

– Тот, кто первым вызвал меня из браслета, назвал Редьярдом.

– Редьярд? Разве могут быть у джиннов такие имена? – не поверила я.

– Настоящее я тебе не скажу.

– Может, я стану называть тебя «раб браслета»? – не удержалась я. – Как ты меня – зайчишкой!

– Лживым зайчишкой, хозяюшка. Можешь называть как твоей душе угодно, но это не значит, что я откликнусь.

Я сжала кулаки и со свистом втянула воздух сквозь сомкнутые зубы. Разговаривать с джинном все равно что пытаться пробраться сквозь запутанный лабиринт или решить сложную шараду: необходимо следить за каждым словом.

Редьярд, значит. Стоит признать, это имя удивительно подходило джинну. В нем звучала и ярость, и яркость.

– Яр… – негромко произнесла я, приноравливаясь. – Яр.

Как ни странно, возражать джинн не стал. Я допила гадкое на вкус пиво, собираясь с мыслями. Хотя по утверждению подавальщицы напиток был слабым, я все же слегка захмелела и ощущала в себе невиданную доселе храбрость и наглость.

– Я очень мало знаю о джиннах, – призналась я. – Скажи, как ты узнал о…

«Смерти», «гибели»… Слова царапали горло.

– О трагедии в моей семье. Ведь тебя там не было.

– Я знаю все, что случилось в жизни моего хоз…

Теперь ломало джинна.

– Хозяина браслета, – выкрутился он. – Все, что он видел своими глазами, и все, что он сам знает об окружающем его мире. Мне не надо учиться правилам этикета, изучать геральдику или расспрашивать о событиях твоего детства. Эти знания приходят сами и постепенно. Оживают, словно воспоминания. Не сразу… Сначала я узнаю самое важное, как, допустим, убийство твоих родителей. И чуть больше, чем ты. Твой отец умер не сразу, он успел увидеть, как барон Фарли несколько раз воткнул нож в грудь твоей матери, однако был слишком слаб, чтобы помешать.

Джинн произнес последние фразы таким будничным, таким скучным тоном, что я не сразу осознала ужас сказанного, а когда осознала – заледенела до кончиков пальцев на ногах. Кровь отхлынула от щек, руки затряслись.

Сказать ему, какая он паскуда? Джинн лишь обрадуется, что снова сумел растравить душу.

– Желаю монету, – коротко приказала я. – Мы уходим.

Джинн отломил крошку от хлебной корки, подбросил в воздух, поймал в ладонь мелкую серебряную монету и протянул мне. Подавальщицы в зале не наблюдалось, поэтому я оставила монету на прилавке, идя к выходу.

Я совершенно не ожидала, что у самого порога меня грубо схватят за воротник. Я забилась, точно котенок, поднятый за шкирку. Крепкая рука развернула меня, и я оказалась нос к носу с распаренной красной физиономией. Амбал с закатанными по локоть рукавами, в кожаном фартуке, злобно скалил зубы.

– За нос меня водить, дрянь?

– Что? – пискнула я. – Ой! Отпустите! Что случилось?

Хозяин забегаловки – это был он – разжал хватку, я шлепнулась на пятки, а мужчина поднес к самому моему носу мозолистую ладонь, на которой лежала знакомая крошка хлеба.

– Это что, по-твоему? Монета?

Я с ненавистью зыркнула на Яра, который, пользуясь невидимостью, с живым интересом наблюдал за разборкой. Заметил мой взгляд. Улыбнулся. Весело ему!

– Нет, не монета, – признала я, опустив голову. – Простите.

Мужчина рассмотрел меня с ног до головы, подмечая и заплаты, и общий затрапезный вид.

– Магией, значит, владеем, а деньгами нет?

– Угу… – покаянно согласилась я. – Извините.

– В академию магии приехала поступать?

Неожиданный вывод, про академию я и не думала.

– Угу, – подтвердила и на этот раз.

– Может, в том местечке, откуда ты родом, этот фокус бы удался. Но тут таких магичек-неумех за версту заметно. Вон, видишь, у меня защитные артефакты над дверью?

Хозяин таверны так гордился своей предусмотрительностью, что перестал злиться и перешел на миролюбивый тон.

– Так что, девочка, придется отработать.

Я напряглась и против воли нашла глазами джинна, тот безучастно развел руками.

– Я…

– От твоей слабенькой магии мне проку нет, а вот посуды со вчерашнего дня осталось – полный чан. Так что закатывай рукава и приступай!

Я не рискнула снова прибегать к помощи джинна: пока все загаданные желания оборачивались неприятностями, большими и маленькими, но радости не принесло ни одно.

Поначалу дело не ладилось. Я впервые мыла посуду и не ожидала, что мыльные тарелки, как живые, будут норовить выскользнуть из рук. Одна так и вылетела, грохнулась на пол, но, к счастью, не разбилась. Видно, рачительный хозяин наложил на посуду бытовое заклятие – расколошматить ее не так-то легко.

Постепенно я приноровилась. От монотонной работы неожиданно стало легче на сердце. Теплая вода согрела ладони, переливчатые пузыри, появляющиеся на поверхности воды, напоминали о радуге после ненастного дня. О надежде. О рассвете после долгой мрачной ночи.

А когда осталось вымыть последнюю тарелку, меня озарила идея.

– Академия магии! – произнесла я вслух.

Во-первых, чтобы не потерять мысль, а во-вторых, чтобы поставить в известность джинна, с которым не хотелось разговаривать напрямую.

– Сейчас проходят вступительные экзамены. Я тоже попробую поступить! Магии у меня нет, но это неважно: на первых порах обману комиссию, а надолго мне задерживаться и не придется. Заберу кувшин и сбегу!