95-й. Сны о будущем прошлом (СИ) - Войлошников Владимир - Страница 5

Сильно радоваться я не стала. Помнится, на студенческую стипуху не больно-то было разбежаться.

Помимо этого, имелся внушительный капитал в восемьдесят четыре тысячи рублей. Интересно, хватит хоть, чтоб продукты купить на раз покушать? И главное — только купюры, монеты отсутствовали как класс. А, вроде, были же, ходили кое-когда вместо копеек… Хотя, если тысячу тогда уже называли рублём, пятьдесят рублей — это типа пять копеек, что ли? Мда…

Как жить, блин?

Я, конечно, понимаю, что в мои первый раз девятнадцать в башке был полнейший ветер. Такой, со свистом. Но сейчас-то? Особенно если учесть, что я примерно представляю размер грядущей на ближайшее десятилетие задницы…

Мама, конечно, поддержит. Хотя, с воспитательской зарплаты никуда особо не разбежишься. А потом, она ж ещё молодая, хочется чего-то для себя купить, а тут я. Да ещё им в ближайшие годы без конца зряплату задерживали.

Ну, допустим, ввиду моей несостоятельности, коммуналку и прочие квартирные платежи она возьмёт на себя.

Бабушка тоже как бы на самообеспечении, хоть пенсии и начали проседать.

В моей прошлой жизни отец обещал меня как минимум до конца учёбы поддерживать, да и потом помогал. Осталось только выяснить: насколько широкую жизнь я смогу себе позволить?

В папином конвертике обнаружилось двести пятьдесят тысяч. Уже интересно. Пройтись, что ли, по магазинам? Тем более — я заглянула в холодильник — и молока почти не осталось. Нет! С остатками чай попью — а то опять ждать, пока чайник вскипит. В жестяной баночке, раскрашенной под какие-то китайские мотивы, нашлись конфетки-подушечки. Вот и ладно, жратва всё равно в горло не лезет, а сахар для работы мозга полезен.

ЦЕНЫ, ЦЕНЫ…

Привычных мне магазинов и аптек в соседнем, выходящем на длинную остановку доме пока ещё не было, зато на пятачке напротив областной больницы развернулся целый рыночек, с ларьками, палатками, столиками, лотками и просто какими-то развалами чуть не на газетах. Лютая бескормица девяностых кончилась, хотя набор продуктов иногда… мда… хоть те же «соки» сухие взять. Юпи, зуко и прочую дрянь. Химоза же чистой воды.

Я прошлась туда-сюда. В глазах рябило от нулей, правда. Хоть в бумажку записывай.

Путём нехитрых арифметических вычислений я пришла к выводу, что на свои капиталы — вот прямо сейчас наличествующие триста шестьдесят девять тыщ — я могу купить четыре больших двуспальных комплекта постельного белья. Ткань, между прочим, хорошая — качественная бязь, а не то, что в две тыщи двадцать втором под этим видом продают.

Или три пары джинс «настоящих фирменных»*.

*да-да, становитесь на картоночку, меряйте

Или неплохие такие зимние сапоги (почему летом их продавали на развале — я ХЗ).

Или девяносто две булки хлеба. Или сто тридцать литров молока. О, молока!

Я затарилась и побрела дальше, считая.

Гигантские куриные окорочка желтовато-воскового цвета (ножки Буша) с ужасом обошла стороной. Лютая дрянь. Потом, будет настроение, расскажу про них.

Мясо вот нормальное. С косточкой, но ничё, красивое. Двенадцать тыщ за кило. Много это или нет? Купила кусок. Килограмм такого мяса в день можно себе позволить. Если больше ничего не есть, не пить и не носить, мда… Из косточки суп сварю, а мясо перекручу на котлеты, например. Подумала, купила ещё кусок свининки. Свинина и говядина — вместе веселей! Лук дома, вроде, был.

Или вот… В соседней палатке сидело трое колоритных чернявых мужиков. На свои капиталы я могла бы приобресть у них десять бутылок армянского коньяка. «Не хочешь каньяк, слюшай — бери кавёр! Два на тыри метыр! Атличный кавёр, натуралный шерсть, сто працентав! Четыреста, хочешь? А-а-а, триста писят, давай, э? А паехали атдыхат, э? Ниабидим…» — в этом месте я быстро ушла. Хорошо, молока хоть уже купила.

Напротив рыночка, через дорогу, на верхней площадке длинной лестницы (есть у нас такая — от центрального входа областной больницы — вниз, через всю Юбилейнскую гору, до самого края микрорайона) топталась толпа тёмно-серых личностей. Курьера с дозами ждут. Не пошла там, от греха, лучше уж с другой стороны обойти.

На ходу считала, пыталась параллели выстроить. Сцуко, обидно мало получается. При самых оптимистичных раскладах выходило, что в месяц у меня в ценах конца две тысячи двадцать первого года получается тыщ шесть дохода.

Грустновато…

03. А ЧЕРЕЗ ДВА ДНЯ, МЕЖДУ ПРОЧИМ, СВИДАНИЕ!

РЕВИЗИЯ

Дома по-прежнему было тихо и одиноко. Порылась в кассетах, нашла Цоя. Постояла, держа в руках. Поняла вдруг: не перемен. Ни фига не перемен хотят наши сердца. Сердца хотят мира, покоя и уюта. И чтобы любимый, самый лучший на свете мужчина смотрел на тебя как на родную и единственную женщину, а не просто как на интересный объект.

Включила «Битлз». Мишель и всё такое. Но остальное… невозможно же, что за набор… Даже не буду названия озвучивать, стыдоба… Половину сразу в мусорку выкинула. Переписывать на них — не хочу. Качество всё равно получится какашное. Надо хоть «Пикника» купить, что ли. Кажется, они давно поют. И Медведева бы где найти. Первый муж, помнится, диск припёр — уже дочка родилась. В девяносто… восьмом, наверное. Кстати, Медведев наш же, иркутский. Вроде бы, он и на ролевой круг ходил. Начали они уже на набережной встречаться или нет? Надо бы проверить. И вообще, посмотреть, что из приличного появилось уже, а то у меня тут какая-то подростковая медиатека, блин…

Эти мысли бродили у меня в голове, пока я собирала разбросанные по комнате вещи. Торопилась сегодня, что ли? Хотела сложить всё в шкаф, а потом решила сразу и проверить: что тут у меня с моим гардеробом? И пришла в тихий ужас.

Нет, я помню, когда первый раз ходила беременная — это девяносто шестой был — прикупила себе на Шанхайке (местный китайский рынок) голубенький костюмчик: юбка и кофточка на пуговках. И таким он мне казался симпатичным. А спустя пять лет я как-то осознала, что в нём только на даче морковку полоть.

Какое всё… ну ужас. Унылое. И стрёмное. И… ужас. Кошмар.

Надо начать что-то другое думать, иначе я буду тупо повторять: ужас-ужас-ужас.

Понятно теперь, почему я всё раскидала — искала что-то более-менее приличное. По ходу дела, то, что на мне — самое приличное и есть.

Страшно хотелось собрать восемьдесят процентов гардероба, сложить в мешки и на помойку вынести. И тут меня прямо прошило — а в чём же я осенью буду ходить, если летнее такое? А зимой? В той ужасной куртке???

Я помчалась в бабушкину комнату, потому что именно к ней во встроенный межкомнатный шкаф мы свешивали неиспользуемое зимнее и осенне-весеннее.

Во глубину, тысызыть.

Ну что, предчувствия его не обманули! Какой кошмар… Эта куртко-шуба была (и до сих пор остаётся) самой лютой хтонью моих воспоминаний. Когда в девяносто втором всё стало совсем плохо (и с невыплачиваемыми зарплатами, и с возможностью что-либо купить, в принципе), и накрылось уже не тазом, а женским половым органом, мама в отчаянии сшила мне из старого бабушкиного зимнего пальто (бабушка всё равно зимой перестала выходить из дома) и ещё более старой своей искусственной чёрной шубы нечто. Типа кагбэ куртки. Чтоб вы понимали, мех у шубы был изрядно свалявшимся, а пальто — зелёным. Нет, крой был хорошим, но материалы… И я в этом ходила — в чём-то надо же было ходить? А на ноги были валенки, которые дядя Наиль (мамин брат) для тепла прошил второй подошвой, подклеивая её ради прочности расплавленными кусочками старых капроновых колготок. Тут же они и стояли, эти валенки, завязанные от моли в ситцевый мешок.

У отца с тренерской зарплатой всё стало тоже не оч, он как раз ушёл в бизнес. Кстати! Секонд! Секонд папин я помню прекрасно, только расчухала я его прелесть не сразу. Возили они не дешманский, который по весу, а штучный товар, качественный, с каких-то специальных распродаж. Половина вещей была и вовсе новьём, как-то они исхитрялись скупать с большими скидками остатки коллекций прошлых — позапрошлых годов. Для шокированной России это был почти высший пилотаж.