Экземпляр номер тринадцать (СИ) - Куприянова Мира-Мария - Страница 41

— Что?! — ахнула я, стремительно теряя связь с реальностью.

— Как?! — ахнула в дуэт со мной ведьма, от которой тут же неконтролируемо плеснуло Тьмой.

В холле что-то жалостливо всхлипнуло, чавкнуло и на пол упала огромная, черная змея с ярко-оранжевыми пятнами.

На дверях тут же всколыхнулся ком пыльных перьев, а затем мертвая охотница неслышно скользнула вниз, вонзая двадцатисантиметровые острые когти в судорожно извивающуюся блестящую ленту.

Раздался скрежет хищных лап, вспарывающих дорогой паркет, хруст суставов и позвонков. И вот уже, вернувшаяся на облюбованный насест довольная нежить аккуратно чистит свои намертво приклеенные перья огромным, перемазанным в ошметках плоти клювом.

В доме стало неожиданно тихо. Это в сюртуках и нижних юбках благоразумно затаились две бурые жабы. Где-то в шелковых кучах панталон и нескончаемых чулок зашевелилась и замерла гадюка.

Сова на двери внимательно склонила пыльную голову и прислушалась. А потом снова занялась чисткой своих вековых перьев, хитро поглядывая в проем.

Гретта виновато прикрыла глаза. Не достойно Верховной так пылить, конечно.

Инквизитор понимающе хмыкнул и вальяжно откинулся на спинку своего кресла.

А я, поймав на себе два выжидательных взгляда, устало бросила нервный взгляд в холл через открытые двери и, оценив резкое уменьшение персонала, меланхолично уточнила у Вселенной:

— И кто теперь все это убирать будет?

С удовольствием при этом отмечая, как оба моих собеседника с одинаковым выражением недоумения и некоторого испуга воззрились на меня.

Глава 18

Понятия не имею, что там дальше у них происходило. Потому что, печально обозрев обстановку, я просто встала и вышла. И закрыла за собой дверь в свою, к слову, уже прибранную спальню.

Я лежала и молча смотрела в потолок, мимоходом отмечая творившееся за дверьми безобразие: какую-то ругань, писки и хлопки. Стоны и рыдания. Скрежет чего-то тяжелого по чему-то жутко дорогому и лакированному ( это я, видимо, о старинном дубовом паркете). Топот многочисленных ног то в одну, то в другую сторону…

А потом я просто сильно зажмурилась и закрыла уши руками, вопрошая в безразличную вселенную:

— Господи, да за что?!

Нет, частично за что, как бы, было. Двенадцать трупов укоризненно взирающих в пустоту из-за прозрачных стенок колб в моей тайной комнате, наверняка бы подтвердили. Если бы могли. Но они безмолвствовали не хуже той же вселенной. А, значит, свидетельствовать против меня было как бы и некому. А посему снова: «За что?!»

— Жила себе спокойно, одиноко и тихо — стонала я — Никого лишний раз не трогала. А если и трогала, то за дело. А если не за дело, то из-за нервов — тут я, помимо воли, почему-то вспомнила несчастного комиссара Саджю, но сразу же рассыпалась оправданиями — Так ты же знаешь, какая я вспыльчивая! Но если из-за нервов, то я же исправляла! Почти полностью. Почти все. Почти всегда…

Вселенная меня гордо игнорировала.

Зато голова начинала знакомо наливаться тяжестью, простреливая острыми импульсами боли куда-то в район нахмуренного лба и в затылок одновременно.

— Черт возьми! Только мигрени мне сегодня не хватало для полного счастья — мучительно протянула я, тщетно массируя виски — Тишины! Боже, дай мне, наконец, благословенной тишины!

В ответ коридоре кто-то вскрикнул, хлопнул и упал на пол. Чтобы через миг опять разразиться стонами. К этим звукам прилагался звонкий возмущенный голос ведьмы и угрюмый бубнеж инквизитора. И снова хлопок, удар. И еще хлопок. И чьи-то сдавленные рыдания. И все это у меня под дверью.

— Да угомонитесь Вы там, наконец! — в ярости вскричала я, накрывая лицо подушкой.

В глаза тут же подло сверкнула рабская печать единого союза и я зарычала, скрипя зубами.

От моей кровати сильно плеснуло волной тьмы. В коридоре на мгновение все стихло. А затем снова раздался хлопок и звук упавшего на пол предмета.

Ну, зато кое-что становится понятно.

— Видите?! — возмущенно зашипела из-за двери Верховная — Это Вы во всем виноваты! Довели ребенка.

— Да неужели? — язвительно зашипел в ответ мужской голос — Я отказываюсь принимать эту незаслуженную похвалу в одиночестве!

— Да идите Вы…

И опять хлопок и жалобный стон.

— Не стоните, милейший! И нечего пятиться к выходу. Сказала же — быстрее разберемся с вещами, быстрее все это закончится!

Я застонала в подушку не хуже несчастного по ту сторону двери.

— Господи, да когда же?

Часы на каминной полке меланхолично отбили час ночи.

Причем отбили, казалось, прямо по ушам и нещадно болящей голове.

Остатки некогда драгоценного паркета почили под тяжелым боком чего-то непомерного, продолжающего свой нелегкий путь по коридору.

— Твари — протянула я, нащупывая на прикроватном столике резную шкатулку и не глядя вытаскивая из нее плотный шарик самолично перемолотых трав.

Под подушкой было душно, темно и почти тихо. Сонный шарик был как-то особенно гадок на вкус и отвратителен на консистенцию. Он горчил несбывшимися надеждами и разбитыми мечтами. И казалось, будто я разминаю по небу то самое, в чем по шею оказалась, благодаря собственной безалаберности (а потому как бабушка права и нужно было тщательно двенадцатый экземпляр проверять!) и чьей-то тайной миссии (но с инквизитором я разберусь). В носу защипало и предательские слезы нагло заполнили глаза.

— Ненавижу всех! — жалко пискнула я и шмыгнула носом.

Тьма снова послушно собралась в груди и импульсом разошлась в разные стороны.

В коридоре кто-то профессионально ойкнул и уже довольно опытно шмякнулся на пол земноводной бородавчатой тушкой.

Увы, всплески моей магии всегда оборачивались жабами. А Гретта, вон, смотрю все больше по примыкающим. Ну и что? Бабуля тараканами и пауками фонила… Не все ли равно?

Голове становилось не то, чтобы легче, но как-то безразличнее. Плевать. Причем и на ноющую тягучую боль, и на панику, творящуюся за дверьми моей спальни. Да и на эту гадкую светящуюся печать, если честно. Тем более, что если руку положить поверх удушающе-жаркой подушки, которая закрывала мое лицо, то в глаза она мне, вроде как и не светила.

Наверное поэтому я, вопреки мучившим меня вопросам, и не заметила, как уснула.

Утро, ожидаемо, обернулось не нежным румянцем моих упругих щечек. И вовсе не хрустальным смехом выспавшейся ведьмы, снова в моем лице. Из зеркала глядела всклокоченная, помятая каждым сантиметром своего тела недовольная Темная.

Вообще, откровенности ради, ни одна Темная в хорошем настроении еще ни разу с начала времен не просыпалась. Не наше это — хорошее настроение. Нет, оно случается. Но, как, бы повежливее выразиться… оно напрямую связано с чьим-то настроением попорченным. И вот чтобы прямо сразу с утра, едва проснувшись… Короче, утром Темная еще никому ничем подгадить не успела, а потому и радоваться, собственно, нечему.

Но сегодня я вот прям саму себя удивила. Настолько недовольным мое лицо даже мне самой не часто показывалось. А уж настолько мятым…

Под глазами собрались пудовые мешки. Которые были аккуратно сложены прямо на черные синяки глазных провалов. Ладно, допустим, это мы спишем на вчерашнюю мигрень.

Но пожёванные кем-то щеки?! Кто?! Кто посмел меня жевать, покуда я самозабвенно спала?

Причем, вместе с платьем. Платье, судя по всему, вообще было самым вкусным. В такое непотребство превратить дорогой шелковый наряд без вмешательства неопознанного пищеварительного процесса вряд ли возможно. Кстати, про платье…

— Ааааа! — простонала я, выпучивая на перепуганное отражение глаза и судорожно хватаясь за отдавленные ребра — Корсет, мать его!

А потому что надо было не жалеть себя, а потратить еще десять минут, чтобы раздеться и шпильки из прически вынуть. Тогда бы, глядишь, и состояние сегодня было получше. И волосы целее…

С потерей платья я, собственно смирилась. Поэтому, стараясь на зацикливаться на жалости, просто разрезала шнуровку на спине ножом. Дышать сразу стало куда как проще. Разве что спину я при это поцарапала… Ну да черт с ней. Позавтракаю и займусь порезом — силой пройдусь и сразу затянется.