Экземпляр (СИ) - Купор Юлия - Страница 35

— Ой-ой-ой! — сказал Костя, увидев в другом углу танцпола, по диагонали от входа, человека, который определенно мог бы затмить дневное светило.

Разумеется, это был Арлекино. Его оранжевая башка фосфоресцировала в лучах цветомузыки, отчего казалась еще ярче. Рядом с Арлекино словно бы гасли все остальные цвета. Он танцевал так, как будто никто не видел, с полной самоотдачей.

— Ты его знаешь? — забеспокоилась Дейзи, видя, как таращится Костя на оранжевоголового Арлекино.

— Конечно, — радостно ответил Костя, которого буквально распирало от эмоций, — пошли поздороваемся!

И на этот раз уже Костя потащил Дейзи через беснующийся танцпол. Арлекино заметил их, когда они совсем уже близко подошли, — заметил, остановился (он только ногой чуть пританцовывал в такт музыке) и улыбнулся.

— Разрешите выразить вам свое восхищение! — на одном дыхании выпалил Костя.

Арлекино еле заметно кивнул, мол, разрешаю, восхищайтесь. Костя решил, что негоже отвлекать танцующего человека, и поспешил увести Дейзи. Очередная дверь нашлась где-то в самом углу танцпола, рядом с диджейским пультом, Костя ее толкнул, и вот они снова оказались в невзрачном коридоре — стены, как и во всех других, были обиты колючим серо-зеленым ковролином.

— О, это так мило, — улыбнулась Дейзи, и на бледных ее щечках заиграли ямочки. — Ты тут многих знаешь? Ты вхож в тусовку?

— Вроде нет, — ответил Костя. — Не совсем. Я отчего-то нравлюсь Векслеру.

— Вот теперь мы можем где-нибудь уединиться, — торжественно объявила Дейзи.

— Стой, милая, — прервал ее Костя. — Ты тоже слышишь музыку?

— Какую музыку?

Костя закрыл глаза и попытался понять: вот этот несложный гитарный перебор играл у него в голове или на самом деле? Хотя какое, к черту, «на самом деле» — они же в аду! Но музыка играла, определенно играла, точно неведомая шарманка, невесть как попавшая в ад.

— О, я понял! — воскликнул Костя. И тут-то он увидел дверь, огромную, состоявшую из двух створок, как в кинотеатре, и предложил: — Зайдем?

Ему показалось, что музыка звучала именно оттуда. Дейзи равнодушно пожала худенькими плечами. Костя пнул тяжелую дверь, пропустил Дейзи вперед, и вот они очутились в маленьком помещении, где освещена была только сцена, и на этой сцене стоял худой человек с гитарой и что-то вполголоса пел. Народу было совсем чуть-чуть, и все стояли возле сцены — слушали человека с гитарой. Линялые джинсы — впрочем, освещение могло как угодно исказить первоначальный цвет, — стоптанные найковские кроссовки, бесформенный джемпер. Волосы чуть ниже плеч, осветленные пряди. Костя не сразу, но узнал его. Это был тот самый Николай Сонин — без вести пропавшая уральская рок-звезда.

Все проблемы начались, когда в ад провели электричество…

Раньше проще было понять, где добро, а где зло, во сто крат.

Мефистофель и Фауст затеяли спор, рассуждая логически,

Цепенея от холода, стоя у мраморных врат.

Сонин пел тихо, будто бы и не было толпы людей перед сценой. Играл он — Костя только сейчас это понял — посредственно и временами фальшивил. Впрочем, это ничуть не мешало восприятию.

— Тебе это нравится? — удивленно спросила Дейзи.

Она явно не могла взять в толк, отчего это Костя так увлекся несимпатичным худым человеком, которые пел со сцены странные тексты, фальшиво подыгрывая себе на гитаре.

— Знаешь, а во мне еще есть что-то хорошее, — неожиданно для самого себя произнес Костя.

19

Сонин спел еще несколько песен, потом снял гитару каким-то уютным, очень бардовским жестом, попрощался со зрителями и сошел со сцены. Костя был впечатлен. Он так давно не был на концертах, что забыл почти это теплое ощущение родства с мирозданием, вызванное тем, что какой-то незнакомый всклокоченный человек с гитарой поет о тебе, и его неловкие, непричесанные песни знают тебя лучше, чем все твои якобы друзья. А Дейзи, эта заморская пайеточная Дейзи, так ничего и не поняла. Она поспешила увести Костю, у которого душа размякла, снова на шумный танцпол.

Лицо Дейзи, окрашенное цветомузыкой, становилось попеременно то сиреневым с уходом в синеву, то розовым, то белым. Цвета менялись с эпилептической интенсивностью, а музыка ритмичным набатом била по ушам. Играло что-то старенькое: быстрая походка и взгляд безумный, поэтому меня называют чугунный, быстрая походка и взгляд безумный, чугунныйчугунныйчугунныйчугунный.

Костя так давно не был в клубах, что для него вся эта ослепительная круговерть показалась чем-то новым, неизведанным, как первый секс в кабинке туалета или как первый «Б52», ой, горячо, и как водка с «Рэдбуллом», и как пьяные драки на выходе из клуба (недалеко от универа был грязненький клубешник, возле которого все время дежурили скорая и милиция, и слава богу, что именно в этом клубе «Б52» не подавали, а то бы и для пожарных нашлась работа), и как треки Армина ван Бюрена, и как дежавю, и как будто все это когда-то уже было, но не с ним, не с Костей, по крайней мере, с другим Костей Григорьевым, Григорьевым, который жил и учился в большом городе и ездил на метро (вот тоже адское творение), и это все уже с кем-то было, и сейчас разрозненные картинки из прошлой жизни мелькали перед мысленным Костиным взором, как сумасшедшая мультипликация с канала «2×2», и никак не могли собраться в единый сюжет, и все мелькали, и мелькали, подсвечиваемые сиреневым с уходом в синеву, и розовым, и белым, как подсвечивалось лицо очаровательной Дейзи, про которую Костя, погрузившись в свои воспоминания, по правде говоря, забыл.

Дейзи, чтобы напомнить о себе, взяла Костю за руку своей холодной крохотной ладошкой, и от неожиданности — а может, от холода — он вздрогнул.

— Тебе надоело? Только честно? — Дейзин голос кое-как прорвался через помехи.

— Что надоело?

— Музыка.

— Да. Дейзи, милая. Пойдем отсюда.

И они ушли с танцпола и снова очутились в уютном предбанничке, где стоял плюшевый диванчик и пепельница была чистой, как слеза. Костя уже понимал, что сейчас произойдет. Легонечко Дейзи присела на край диванчика — Костя встал на одно колено перед ней, точно ущербный рыцарь перед порочной прекрасной дамой. Дейзи протянула к нему свои руки, миг — и он оказался в ароматном коконе, и начал уже целовать ее нежную кожу, и пора было уже избавляться от дурацкого платья.

Костя почувствовал такое сильное возбуждение, что даже испугался — такими темпами до секса не дойдет. Ситуация выходила из-под контроля, и вот уже мир перестал существовать, только нежная кожа Дейзи, и ее крохотная грудь (от платья избавились), и торчащие, как у анорексичной девочки-подростка, ключицы. И в тот самый момент, когда Костя, притянув к себе крохотную Дейзи, зашептал ей на ушко какую-то романтическую блажь, за его спиной раздался властный, очень резкий, почти металлический голос.

— Ах вот вы где!

20

Костя, пытаясь кое-как привести себя в порядок — застегнуть молнию, пригладить волосы, — все ж не мог перестать таращиться на странную даму, которая столь жестоким и бесцеремонным образом нарушила их с Дейзи уединение. Возбуждение спало, как будто его и не было. Костя даже и забыл, что пять минут назад у него была эрекция, которая мешала соображать. Дама уселась прямо на стеклянный столик и устремила на Костю пронзительный осуждающий взгляд. Этот взгляд заставил Костю почувствовать себя старшеклассником, которого родители застукали за просмотром порно.

— Меня зовут Сара.

— Сара, — как попугайчик, повторил за ней Костя.

Он пошарил по карманам и выудил на свет божий запечатанную пачку сигарет. Дрожащими пальцами снял прозрачную обертку, ухватившись за крохотный заусенец, и нервно закурил.

Никто бы не удивился, если б у этой Сары в руках были весы — такие, знаете, с подвесными тарелочками, которые раскачиваются туда-сюда, — настолько она выглядела как богиня Фемида, случайно попавшая в дружный коллектив со стабильной и перспективной работой. Эта Сара была до неприличия квадратной, будто ее проектировали штангенциркулем. Квадратное лицо с тяжелым подбородком (такие отчего-то называют упрямыми), тонкие, в ниточку, губы — это лицо словно бы стеснялось плавных линий. Глаза были спрятаны под очками с прямоугольной оправой. Светлые прямые волосы — одна прядь выбивалась из общего строя, но это только подчеркивало симметрию. И даже в одежде преобладала тотальная квадратность — пиджак с широкими плечами, как будто под пиджаком эта дама пыталась унести плазменную панель из ближайшего «Эльдорадо». А взгляд… О, что это был за взгляд! «Смотреть, как Белогорская», говорите?