Принцесса Намонаки (СИ) - Сакрытина Мария - Страница 3

Я в ужасе смотрела на него и понимала, что возражать опасно. Я не знаю, как оказалась в теле его сына, и уже готова была в это поверить (глупо отрицать очевидное, правда?).

— Ну вот, — пропел император, поняв, что я успокаиваюсь. — Теперь ты согласен, что ты — это ты?

К этому моменту я была согласна на всё, что угодно.

— Д-да…

— Но ты ничего не помнишь? — подхватил “папа”.

— Д-да…

— О, пустяки, разберёмся! Отдыхай пока, сынок! — Он наконец-то меня отпустил, и я рухнула на кровать, как подкошенная. — Не пугай больше папу! А то я ещё кого-нибудь убью-у-у! — И подмигнул мне с этаким намёком. — Ты меня понимаешь? А? А? А-а-а?

И принялся подмигивать, словно у него нервный тик.

— А… — выдохнула я.

— Замечательно! — воскликнул император и обернулся. Я с изумлением заметила, что стоило ему отвернуться, как улыбка с императорского лица стёрлась моментально, а голос посуровел: — Тэндзи!

Пожилой мужчина в красном…э-э-э… кимоно рухнул на колени.

— Государь?

Император нахмурился, потом оглянулся на меня и снова заулыбался.

— Моя кровиночка, лапуля, солнышко моё ненаглядное, — засюскал он. Я обалдело внимала. Сюсюканье однако сошло на нет, стоило императору повернуться к свите. — Нуждается в усиленной заботе! Где его слуги?! — рявкнул он, и за стенами что-то громыхнуло. Что-то подозрительно напоминающее гром.

— Государь, вы всех казнили, — посмел заметить старик Тэндзи.

За стеной опять раздался раскат грома, и свиту словно вжало в пол.

— Мой сын не должен оставаться один! — закричал император. — Любой его каприз должен быть исполнен! Только так он скорее выздоровеет! И будет радовать меня! Своим! Присутствием!

Все внимали этому бреду, никто не смел возражать. И я начинала понимать, почему.

За стенами гремел и гремел гром.

— Папа… — рискнула вставить я, уж не знаю, зачем.

Император стремительно обернулся и расплылся в счастливой улыбке.

— Да, Ичи?

Боже мой, он и правда сумасшедший!

— Может, не надо…

— Надо, малыш! Папа знает! — И, властно взмахнув полами… э-э-э… кимоно, император потребовал: — Живо приведите тут всё в порядок! — И снова обернулся ко мне. — Ичи, папа должен идти! Я надеюсь, завтра ты присоединишься ко мне! Постарайся, ладно? Не болей!

Напоследок он чмокнул меня в щёку и удалился. Свита направилась за ним бегом, иначе не поспевала.

А меня атаковали слуги. Не знаю, откуда они взялись, но их было много, и они сновали вокруг деловито, обращаясь со мной, как с хрупкой куклой — бережно, но настойчиво. Они споро сменили мою “ночную сорочку” (я даже не заметила, как меня вообще раздели), потом как-то хитро заплели волосы, надели на них мягкую повязку (я её почти не чувствовала). За это время они перестелили постельное бельё, принесли другую жаровню и поставили свежие цветы в вазу.

Невольно я слышала их шёпот и шушуканье: они делали ставки, отправит император своего сумасшедшего сына в закрытый монастырь лечиться, или обойдётся?

Это я-то сумасшедшая?

Очень хотелось спать. Я думала: может, если засну, то проснусь уже нормальной?

— Эй, — позвала я, когда стало совсем невмоготу.

— Ваше высочество? — поднырнул кто-то под длинный рукав сорочки.

— Я хочу спать. Ради бога, уйдите…

Они пошушукались, а потом неуверенно кто-то другой сказал:

— Ваше Высочество, скоро придёт господин лекарь. Дождаться бы…

Да что ж меня тут все вертят, как ребёнка какого-то! И сюсюкают. Почему?

— Сколько мне лет? — неожиданно выдохнула я.

Вопросу, впрочем, никто не удивился. Стоило императору сказать, что потеря памяти его сына — пустяк, и больше никто не подозревал, что я брежу. Они просто все были уверены, что я спятила.

— Вашему прекрасному высочеству, да будут дни ваши вечны и наполнены дарами неба, недавно исполнилось двадцать пять лет, господин.

— Сколько?!

Я просто не могла сопоставить то, что видела в зеркале плюс тощее тело, которое рассмотрела уже сейчас, в ворот сорочки, и цифру “двадцать пять”. Нет, правда, как?

— Д-двадцать п-пять, г-господин, — слуга от страха принялся заикаться, а я опомнилась.

Л-л-ладно. Без проблем. Этому заморышу двадцать пять. Интересно, он гирю когда-нибудь держал? Ну хоть килограммовую? Да что это я, его ветром сдует, если не поостережётся. Неудивительно, что его тут ни в грош не ставят.

Это были ещё не все открытия, которые мне предстояло совершить о его высочестве Рьюичи, первом и единственном сыне императора Рью. Но в тот вечер я больше ничего не узнала. Я всё-таки заснула ещё до прихода лекаря, и будить меня не стали.

А потом…

Но что было потом, я напишу завтра — сейчас я устала. Знаете, как тяжело писать русские буквы кисточкой? О, я вам ещё расскажу! Но вот смена стражи, и луна катится к горизонту — мне пора.

Хм, а и впрямь немного легче стало. Завтра постараюсь продолжить.

Глава 2

Шестой день четвёртой луны

Сегодня я расскажу о Йуе. Йуй был… Йуй был.

* * *

…Красное солнце дрожало за пеленой облаков и тумана, рассвет только-только занимался, холодно было, словно ад промёрз, а я сидела на краю квадратного бассейна-купальни и рассматривала своё новое отражение в воде. Деталей сквозь завитки пара было, конечно, не разглядеть — только тёмный силуэт, и, если наклониться, то и черты лица — но очень смутно.

Моросил тёплый дождь, поверхность бассейна то и дело шла рябью, моё отражение дрожало, но я всё равно сидела и смотрела. Мне следовало привыкнуть к нему — худому мальчишке с лицом алебастровой куклы. К его молочно-белой коже и длинным чёрным волосам. К жгучим, тоже чёрным глазам и тонким, изящным чертам. Этим принц отличался от слуг — все они были смуглые. Наверное, он даже считался красивым… По-своему. Как красивой кажется хрупкая, фарфоровая фигурка — страшно в руки взять, вдруг разобьётся.

Вдобавок здоровье у принца оказалось слабое. Его мучила одышка (что странно — с таким-то худощавым телосложением), время от времени кололо в груди — давало знать о себе сердце. К тому же я проснулась с дикой мигренью, такой, что хотелось тут же закрыть глаза и умереть. В двадцать пять (может, здесь это и почтенный возраст, но верится с трудом) принц выглядел на пятнадцать, а чувствовал себя на все пятьдесят.

Маленький задохлик.

Воду из горячего источника в горах, как я позже узнала, по трубам подавали прямо в императорские купальни. Она считалась полезной, была белой, как молоко, из-за взвеси, и пахла тухлыми яйцами. То, что в бассейн кто-то густо накидал розовых лепестков, никак не помогало отбить вонь. Ещё она была горячей, очень, и принц выдерживал её с трудом. Я сполна это ощутила, ещё когда отгоняла лепестки, чтобы рассмотреть себя в отражении. А уж когда шагнула в бассейн! Сердце зашлось от жара, и я чуть не упала. Вдобавок в бассейне, тоже белом, оказалась приступочка у самого борта — только под водой. Её не было видно, как я могла о ней знать? Хотя принц наверняка знал, он же не раз тут купался.

Я же споткнулась об эту приступочку сразу, больно ударила ногу и обязательно полетела бы носом в воду — безо всякого королевского достоинства — если бы не мой новый камердинер. Или как его правильно называть? Начальник над слугами? Император вчера звал его как-то иначе, но я решила про себя говорить так — мне привычнее.

Он носил странное имя — Йуй. И такую же звучную фамилию — или род — которую я, конечно, не запомнила. Все имена тут дай боже.

— Господин, молю вас быть осторожнее, — ледяным тоном попросил он. — Прикажете позвать слуг, чтобы они помогли вам?

Да, и купали меня, как младенца. Снова.

“Пошёл ты”, - мрачно подумала я в ответ и дёрнула плечами, высвобождаясь.

Новый камердинер возненавидел меня сразу, как увидел. Или ненавидел ещё раньше — что более вероятно. Я не знаю, что принц ему сделал, но, наверное, что-то страшное, потому что Йуй, когда поднимал взгляд, смотрел так, словно мечтал порубить меня на фарш.