Серая Женщина - Гаскелл Элизабет - Страница 10

– Отличная скорость, сэр, – похвалил сэр Гэри. – Вы впервые охотитесь с нами, но надеюсь впредь часто вас видеть.

– А я надеюсь стать полноправным членом сообщества, сэр, – ответил мистер Хиггинс почтительно.

– Счастлив и горд видеть в наших рядах столь отважного наездника. Полагаю, вы сократили путь по жнивью и перепрыгнули через живую изгородь, тогда как некоторые из наших друзей… – Вместо продолжения он хмуро взглянул на парочку трусов. – Позвольте представиться: хозяин гончих и глава местного охотничьего сообщества. – Он опустил руку в жилетный карман и достал визитную карточку. – Некоторые из участников были так добры, что согласились составить мне компанию за обедом. Могу ли я просить и вас оказать такую честь?

– Меня зовут Хиггинс, – ответил незнакомец с низким поклоном. – Только недавно поселился в Барфорде, в Белом доме, и еще не успел разослать рекомендательные письма.

– Черт возьми! – воскликнул сэр Гэри. – Человек из такого почтенного особняка, да еще с таким красивым хвостом в руке станет желанным гостем в каждом доме графства (а сам я родился и вырос в Лестершире)! Поверьте, мистер Хиггинс, буду горд познакомиться с вами ближе за своим обеденным столом.

Робинсон Хиггинс отлично знал, как продолжить и укрепить начатое таким образом знакомство: можно спеть что-нибудь душевное, рассказать пикантный анекдот или устроить забавный розыгрыш – и при этом в полной мере обладал тем острым светским чутьем, которое у некоторых развито почти до инстинкта и позволяет безошибочно понять, над кем можно подшутить без опасения вызвать обиду и в то же время заслужить аплодисменты более почтенных, знатных и процветающих зрителей.

Так и вышло, что не прошло и года, как мистер Робинсон Хиггинс стал самым популярным членом охотничьего сообщества Барфорда, на два корпуса обойдя всех остальных, как однажды признал его главный патрон сэр Гэри Манли, когда приятели вместе возвращались с обеда в доме одного из окрестных помещиков, также заядлого охотника.

– Понимаете ли, – признался сквайр Керн, крепко вцепившись в пуговицу, – вы, наверное, заметили, что этот молодой франт не спускает глаз с моей Кэтрин. А она хорошая, скромная девочка, и к тому же по завещанию матушки в день свадьбы получит десять тысяч фунтов. Простите, сэр Гэри, но мне бы не хотелось, чтобы дочка сгубила себя опрометчивым замужеством.

Хоть сэру Гэри Манли и предстоял долгий путь при свете едва родившейся луны, глубокая искренняя тревога сквайра Керна настолько тронула его доброе сердце, что он специально вернулся в столовую, чтобы более торжественно, чем берусь передать, заверить хозяина:

– Любезный сквайр, готов смело утверждать, что уже хорошо знаю Хиггинса и готов за него поручиться. Если бы у меня было несколько дочерей, то смело доверил бы ему выбор.

Сквайр Керн даже не подумал уточнить, на чем основана такая уверенность старого друга: слишком уж поспешно было высказано мнение. По натуре сквайр Керн не был мнительным или особо недоверчивым, но в данном случае тревога стала следствием любви к Кэтрин – единственной дочери. После слов сэра Гэри старик с легким сердцем, хотя и не очень твердой походкой, прошествовал в гостиную, где хорошенькая скромница Кэтрин и мистер Хиггинс стояли рядышком возле камина. Он что-то ей тихо говорил, а она слушала, потупив взор. Девушка выглядела такой счастливой и так походила на свою покойную матушку в молодости, что все его мысли сосредоточились на стремлении ее порадовать. Сын и наследник собирался жениться и привести молодую жену в дом отца, а Барфорд и Белый дом находились всего в часе езды от поместья. Приняв во внимание все эти обстоятельства, добрый сквайр спросил мистера Хиггинса, не согласится ли тот остаться на ночь, ведь при зарождающейся луне дорога будет темной. А Кэтрин взглянула в ожидании ответа с очаровательной тревогой, но без тени сомнения.

При столь активном поощрении со стороны сквайра однажды утром вся округа глубоко удивилась, обнаружив, что мисс Кэтрин Керн исчезла. Как обычно в таких случаях, беглянка оставила записку с сообщением, что отправилась в Гретна-Грин вместе с избранником своего сердца. Никто не понимал, почему девушка не могла спокойно обвенчаться в приходской церкви. Впрочем, она всегда была слишком романтичной и сентиментальной, крайне избалованной и сумасбродной. Любящий и добрый отец обиделся на столь явное неверие в его неизменное расположение, но когда из дома будущего тестя-баронета, где бракосочетание готовилось с соблюдением всех правил, примчался разгневанный сын, сквайр Керн со всей непреложностью встал на защиту молодой пары и опроверг обвинение любимой дочери в своеволии и дерзком, непочтительном поведении. И все же противостояние закончилось категоричным заявлением мистера Натаниела Керна, что они с будущей женой не желают иметь ничего общего с сестрой и ее мужем.

– Не горячись и не делай поспешных выводов, пока не познакомишься с ним, Нат! – взмолился сквайр, предчувствуя болезненный семейный разлад. – Он вроде бы вполне приличный человек – по крайней мере так о нем отзывается сэр Кэрри.

– К чертям сэра Кэрри! Для него главное – чтобы человек уверенно сидел на лошади, а остальное неважно. Кто он такой, этот тип? Откуда сюда явился? Какими средствами располагает? Из какой семьи происходит?

– Приехал с юга: то ли из Суррея, то ли из Сомерсетшира, точно не помню. Не беден, за все платит щедро и без раздумий. В Барфорде не найдется торговца, который не подтвердит, что о деньгах он заботится не больше, чем о воде. Не знаю, из какой он семьи, однако по его печати с гербом при желании можно выяснить родословную. К тому же он регулярно ездит на юг, чтобы собрать арендную плату в своих поместьях. Ах, Нат! Если бы только ты не был столь категоричен, мы вместе с чистым сердцем порадовались бы за Кэт!

Натаниел помрачнел еще больше и тихо изрек себе под нос пару проклятий. Бедный старый отец пожинал плоды малодушного потакания своим чадам. Супруги Керн действительно отказались общаться с Кэтрин и ее мужем, а сквайр не осмеливался пригласить дочь в Левисон-холл, по-прежнему находившийся в его собственности. Больше того, всякий раз, уезжая в Белый дом, он как будто совершал побег, а если оставался там ночевать, то, возвратившись на следующий день, был вынужден придумывать ложные оправдания, которым Натаниел все равно не верил. Но супруги Керн были единственными, кто отказался посещать Белый дом: мистер и миссис Хиггинс пользовались значительно большей популярностью, чем их чопорные, высокомерные родственники. Кэтрин стала замечательной хозяйкой, и благодаря воспитанию ее ничуть не раздражала недостаточная утонченность окружения мужа. И горожан, и окрестных помещиков она встречала неизменно приветливой улыбкой и, не прилагая к этому усилий, способствовала его успеху в обществе.

И все-таки для каждой бочки меда найдется своя ложка дегтя. В Барфорде такую зловещую роль играла мисс Пратт, способная делать неблагоприятные выводы из самых невинных событий и разговоров. Она не охотилась, поэтому не знала про мастерство мистера Хиггинса в верховой езде; не выпивала, поэтому щедро подававшиеся на приемах великолепные вина не смягчали ее душу; терпеть не могла комические куплеты и забавные анекдоты, так что в этом отношении ее одобрение и вообще оставалось недоступным. А именно эти три секрета популярности и составляли неотразимое очарование мистера Хиггинса. Мисс Пратт сидела молча и наблюдала. Даже самые забавные истории нисколько не меняли каменно-неподвижное выражение ее лица, однако острый как кинжал взгляд крошечных немигающих глаз, который Хиггинс скорее чувствовал, чем замечал, бросал его в дрожь даже в жаркий день. Мисс Пратт относилась к течению диссентеров[19]. Поэтому, чтобы задобрить этого Мардохея в юбке[20], мистер Хиггинс пригласил к обеду священника-диссентера, чьи службы она регулярно посещала. За столом хозяин вел себя примерно и даже внес щедрое пожертвование в пользу бедных прихожан часовни, но все напрасно: ни один мускул на лице мисс Пратт не дрогнул и не выразил благосклонности. Больше того, мистер Хиггинс понял, что, несмотря на открытые усилия задобрить мистера Дэвиса, противоположная сторона оказывала тайное влияние, придавая любым действиям неблагоприятную окраску. Мисс Пратт, тщедушная старая дева, отравляла безмятежное, счастливое существование мистера Хиггинса, несмотря на то, что не произнесла ни единого неучтивого слова в его адрес, а, напротив, неизменно обращалась к нему с чопорной, отточенной вежливостью.