Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Как стать богом (СИ) - Востриков Михаил - Страница 16


16
Изменить размер шрифта:

«За Родину, за Сталина!».

СЮЖЕТ 8/5

…Главный у них — маленький, толстенький, розовый, чистенький такой, хорошо отмытый боровок. Волосы всегда прилизанные и словно бы мокрые, как из душа, на носу — пенсне, лапки белые, слабые, он их держит всегда одну на другой поверх брюшка, а брюшко вечно у него торчит из распахнутого халата. И усики квадратные под носом. Смешной такой, безобидный человечек. Зайчик такой. Но — видит насквозь.

«Опять мастувбивовал, павшивец⁈»

Тоненьким своим противным голоском и с таким к тебе отвращением, будто ты куча говна.

«Я тебя пведупвеждал или нет⁈ Не давать ему мяса, павшивцу, до самых октябвьских…»

Не знаю, что другим, а мне он всегда говорит, когда меня наизнанку в процедурной выворачивает:

«Тевпи, казак, атаманом непвеменно будешь. Бегать будешь, как Нувми, а забивать будешь, как Бобвов».

Бобров — это понятно, экстра-форвард тогда в ЦДКА, а Нурми — бегун какой-то, по-моему, финский, а может быть, и шведский…

(Работодатель слушает его, словно древнего скальда, поющего ему Эдду Младшую в самопальном переводе на солдатский, но иногда вдруг врывается в паузу и принимается одолевать вопросами.

— А как была фамилия Тольки-Лапая?

— Тольки-то? Лапая? Хрен его знает. Не помню. Может быть, Лапаев? Или Лапайский какой-нибудь…

— А за что он сидел?

— За кражу. Корысть наживы. Квартиру какую-то обнес и сразу же сел, раздолбай с Покровки, даже проспаться ему менты не дали. Пятерку отхватил, а выпустили через два года — за примерное поведение и как социально-близкого.

— Питерский?

— Ну. С Нейшлотского. Я там с ним потом бывал. Не знаю только, сохранился этот переулочек сейчас или уже нет — там большая стройка, помню, происходила — гостиницу строили, «Ленинград».

— А Главного как звали?

— Слушай, настыряга, я ж тебе уже все это объяснял…

— Ну, а вдруг вспомнили. Неделя ведь прошла.

— Не могу я вспомнить того, чего не знаю и не знал никогда. Объясняю еще раз: солдатики звали его «товарищ полковник». Холуи, в глаза, — то же самое. А между собою называли его «Главный» или — «Папаша»)

СЮЖЕТ 8/6

— … Точно помню, случилось это седьмого марта. Я проснулся — меня кто-то трясет за плечо. А я после вчерашнего сеанса совсем больной, ничего не соображаю и перед глазами — как тюлевая занавеска. А это меня расталкивает Толька-Лапай, очи, как плошки, не бачут ни трошки: вставай Алеха, надо когти рвать, никого уж не осталось.

«Как не осталось⁉»

— А палата и в самом деле — пустая, никого нет, и койки не застелены, все брошено, как на пожаре. Я вскакиваю, а одежи-то нет! Не положено одежи. Белье да халат с тапочками. Куда в таком виде? А от нервов зуб на зуб уже не попадает. Кинулись мы с Толиком на выход — везде пусто! В операционной пусто, в перевязочных — пусто, в процедурных — пусто, в комнате отдыха пустота, на постах — никого… Выскочили в вестибюль — огромный, что твой вокзал, и опять же никого нет, только дверь выходная на сквозняке хлопает. И вот тут у меня наступает помрачение рассудка. В глазах делается темно, и я все забываю. Помню какой-то переулок булыжный… старые, облупленные, ободранные дома над головой… старуха какая-то чёрная на меня смотрит из подворотни… А когда полностью очухиваюсь, оказывается, что я уже на Толиковой малине, среди воров и бандитов… ну, это уже не так интересно.

СЮЖЕТ 8/7

— … Что ты! Были очень странные! Например, помню, были двое… Один мальчишка совсем, лет шестнадцати — я и сам был тогда сопляк, но он даже мне пацаном кажется, абсолютным шкетом. Звали его Денис, фамилию не помню, а вернее сказать — не знаю. Лопоухий, шея — с палец толщиной, ручки тощие, а лапы красные, как у гусака, и здоровенные. Щенок… А второго мы звали все Сынуля. Не знаю уж, чей он там был сынуля, но его сам Главный так звал:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

«А тепевь, Сынуля, довогуша моя, займемся вами певсонально…»

Так вот этих двоих мучают совершенно особенным образом. Вообще-то, что именно с ними делают, я не знаю, и никто из нас этого не знает. Они кричат. День и ночь кричат, по нескольку суток подряд. Врачи около них бегают, перекошенные, со шприцами, с капельницами, туда-сюда, отгораживают их от нас в дальнем конце, да что толку — они же кричат, в полный голос, до смертного хрипа… Тогда их вообще увозят и держат где-то вдалеке, аж за второй процедурной, но, бывает, лежишь пластом в первой процедурной с кишкой в этом самом месте и слышишь, как он там криком кричит через четыре стены и коридор. Не понимаю, как такую муку можно перенести, и однако же, ничего — перенесли как миленькие. Человек — он на все способен. Пять дней вопит от непереносимой боли, пусть даже и в полной бессознанке, а потом сутки проспится — и снова как зеленый огурец. Только не помнит ничего, что с ним было эти дни…

— Я говорил тебе, что из них хотели там сделать? Нет? Ну и правильно поступил: нечего об этом трепаться. Вдруг, правда? Не дай Бог, если правда…

— … А про дом, в котором вас держали? Про само здание? Неужели ничего не помните?

— Ничего. И не то чтобы не помню — не знаю. Привезли меня туда ночью, в закрытом фургоне… помню: какой-то двор, дождь проливной, черные стены вокруг, ни одного окна горящего… Даже сколько этажей там было, и того не скажу — не знаю. Загадка, полная тайн…

— А на прогулку вас никогда не выводили?

— Какая прогулка, милок? Когда? Между процедурами? Так между процедурами ты спишь нездоровым сном и смотришь кошмары про баб… Вот что я очень хорошо запомнил, так это вестибюль. Бывал на Витебском вокзале? Так вот точно такое же зал, кафель двухцветный под ногами, потолок застекленный, и какие-то, вроде железные, ажурные решетки по стенам…

— … Вместо прогулок были у них заведены регулярные встречи с товарищем оперуполномоченным. Два раза в неделю плюс как потребуется. Кто что кому сказал, когда, зачем и кто при сем присутствовал. Обычная система, очень удобная, между прочим, для сведения личных счетов. В Библии как сказано? Око за око, блин, зуб за зуб. Я человек мирный, но задевать меня никому не советую. Морды бить — это занятие для слабоумных. Я тебя помимо морды твоей так вдарю, что всю жизнь помнить будешь и десять раз задумаешься, чем меня в другой раз задеть…

Сцена 9. Настойка на фиолетовых муцзинь

,

СЮЖЕТ 9/1

— … Нет, ни с кем он из них не видится. Откуда? Столько с тех пор прошло! Был, правда, интересный случай: приходит один, приводит свою, говорит, жену. Бабе лет пятьдесят и еще с довеском, а ему от силы лет тридцать, ну пусть даже тридцать пять. Баба красивая, надо признаться, но совсем плохая… ладно, не об том речь. А я смотрю не на нее, я смотрю на него и глазам своим не верю: Дениска. Один к одному, в натуральную величину.

«Дениска! Браток! Не узнаешь?»

Он смотрит бесцветными глазами: ошибаетесь, говорит, я вас не знаю.

«Как так не знаешь⁉ Денис?» «Денис». «А я Лешка-Колошка! Лабораторию помнишь?»

Нет, не помнит он никакой лаборатории, плечами только пожимает.

«И Сынулю, что ли, не помнишь?»

И Сынули никакого не помнит… Вижу же, что врет нагло, в упор, но ничего поделать не могу. И, главное, не понимаю: почему? Почему не признается? Боится? Так сколько лет прошло, никто ничего давно уже про те дела не помнит… Я даже злиться на него начал:

«Не понял, говорю, чувства юмора! Тебе что — мозги в голову ударили?», — но очень быстро спохватился: какой Дениска⁈

Дениске сейчас под семьдесят должно быть, старый должен быть пердун, вроде меня… Родственник, может быть? Сынуля?.. Не признается и как Сынуля. Полностью проглотил дар речи. Ладно, я от него отстал, а потом, много спустя, подумал: неужели же и на самом деле получилось у Папаши? Неужели же он с тех пор так и не стареет, а злобу на меня держит, что я тогда про них с Сынулей куму доложил?..