Лабух (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 50

С ним вообще всё было не просто. В нашем маленьком коллективе он играл роль администратора, но именно что играл. Все организационные и хозяйственные вопросы легли на меня и Могилёвского, а Болховский казалось вообще ничем не заморачивался. Его подручный — Котов и тот оказался полезнее. По крайней мере, он всегда был готов помочь с переноской вещей и реквизита!

Очередная остановка пришлась на Тверь. Наплевав на график, поезд добрался туда поздно ночью. Посмотрев на пустынный перрон, Маша поёжилась и несмело спросила своего спутника.

— Может, мы пропустим этот старинный город?

— Нет-нет, — нервно дернул головой тот. — Мне нужно встретиться с важными людьми.

— Тогда не будем терять время, — отозвался я и первым шагнул из вагона.

Реакция Болховского вполне предсказуема. По сведениям, переданным мне Целинской, именно здесь у его дяди был небольшой лабаз.

— Интересно, тут есть приличная гостиница? — вздохнула Куницына.

— В крайнем случае, имеется мост через Волгу, — вполголоса буркнул Могилевский, но никто кроме меня его не расслышал.

Немногочисленные попутчики, сошедшие с поезда вместе с нами, мгновенно рассосались, а, ни носильщиков, ни извозчиков, ни кого-либо ещё на вокзале не наблюдалось. Только заспанный железнодорожник, помахал машинисту поезда фонарём и собрался уходить.

— Любезный, — попытался обратиться к нему Жорж. — Где тут у вас можно остановиться?

— Чаво? — удивлённо разинул рот тот.

— Я спрашиваю, гостиница тут есть?

— Как не быть.

— И где же она?

— Барсуковка то? Туда ступайте, — махнул он в сторону Волги.

— А далеко?

— Версты четыре.

— Ты что, скотина, издеваешься?

— Вы, гражданин, тут мне не ругайтесь! — возмутился работник транспорта. — Чай не при старом режиме!

— Да, я тебя!

— Прошу прощения, товарищ, — поспешил вмешаться Могилевский. — Вы на нашего друга, пожалуйста, не обижайтесь. Он у нас контуженый.

— А морда лица сердитая, как у исправника, — подозрительно заметил железнодорожник.

— Да какое там, — пришел я на помощь чекисту. — Самые, что ни на есть пролетарии!

— Что-то вы больше на нэпманов смахиваете.

— Мы, отец, артисты.

— А документы у вас, к примеру, имеются?

— Сколько угодно. Только тут темно, всё равно ничего не разберёшь…

— Кому положено, разберут, — не унимался трудящийся. — Где-то тут Васька милиционер должен быть. Василий, ты где, язви, тя⁈

— Чего тебе, дядь Мить? — вразвалочку подошел представитель правоохранительных органов. — Опять шум не по делу поднимаешь?

— Да вот, люди тут непонятные. Шумят, ругаются…

— Товарищ милиционер, тут какое-то недоразумение. Нас неправильно поняли…

— Документы есть?

— Вот, пожалуйста. Красноармейская книжка и справка из «Мосэстрады». Мы артисты, приехали на гастроли…

Читать при свете железнодорожного фонаря и впрямь было не просто, но постовой справился. Поводив пальцем по неровным строчкам моих бумаг, он на минуту задумался, потом перевел взгляд на меня и неуверенно спросил.

— Колька, ты что ли?

— Э…

— Я же Василий Строгов! Мы с тобой в одном эскадроне служили!

Вот чёрт! Лицо парня и впрямь кажется знакомым, но больше ничего о нем не помню. Разве что…

— Строгий⁈

— Точно, так меня наш комэск звал! — блеснули в темноте зубы расплывшегося в улыбке милиционера, после чего он раскрыл объятия и крепко меня сжал.

— Ну, здорово, брат! Ты вообще как здесь оказался?

— Да вот… приехали, а остановиться негде.

— Не вопрос. Поживи у меня!

— Я же не один.

— И друзей пристроим! Сейчас всё будет!

Неожиданно встреченный мною сослуживец оказался человеком деловым. Окинув наш дружный коллектив взглядом, он решительно взялся за самый большой чемодан и велел нам идти за собой.

— Тут недалеко гражданка Суботина меблированные комнаты сдаёт. Да вы шевелитесь, я на службе.

— Идём, — отозвался я, тщетно пытаясь припомнить хоть какие-нибудь подробности нашей совместной службы.

Увы, память отставного красноармейца Семёнова решила, что прозвища будет достаточно и замолчала, как партизан на допросе. Зато сам бывший однополчанин болтал без умолку, рассказывая об общих знакомых, своем устройстве в мирной жизни и семейном положении.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Максима помнишь? Ну, взводным в соседнем эскадроне был. Большим начальником стал. К нему сейчас на хромой козе не подъедешь. Я, было, сунулся по одному делу, так целый час в коридоре ожидал, пока принять соизволит.

— Что, так и не принял?

— Почему же? Всё честь по чести. За стол усадил, чаем напоил, даже бумажку написал. Дескать, надо помочь… А я после демобилизации долго не думал. Вижу, что хоть мы контру и победили, а всё равно много всякой сволочи осталось. Сидят как крысы по норам, ждут, когда народной власти ловчее будет нож воткнуть! Вот и пошел в органы…

— Бандитов ловить?

— Всех подряд! Ворьё, бандитов, недобитков белогвардейских, спекулянтов… А ты сам чем занимаешься?

— Музыкой.

— Это как?

— Играю, пою, песни для народа сочиняю.

— Да ладно! Что-то я тебя с балалайкой не припомню…

— Тогда не до того было. Война!

— Это точно. А я, знаешь ли женился. Ага. Родители её, правда, против были, но ничто. Уводом увёл.

— Поздравляю.

— Ну, вот и пришли, — с облегчением поставил он чемодан на землю и застучал кулаком в дверь.

Поначалу на стук никто не обращал внимания, но милиционер, как и положено представителю победившего класса, оказался настойчив.

— Чего надо⁈ — высунулась из открывшегося на втором этаже окошка голова в каком-то невообразимом чепце. — Ходют тут всякие!

— Тихо, Ильинична! Я тебе постояльцев привёл!

— Василий Егорович, — сбавила тон хозяйка. — Что ж ты так стучишь. Всех клиентов перепугаешь.

— Ничто! Пусть знают, что народная милиция завсегда на страже!

— А что за люди хоть?

— Хорошие люди. Правильные!

— Да, я не о том, — поморщилась нэпманша.

— И деньги у нас тоже есть, — выступил вперёд Могилевский. — Простите, мадам, нас не представили…

— Василиса Ильинична, — разом подобрела почуявшая доход дама. — Ой, что же вы там стоите. Я сейчас отопру.

Прошло ещё пару минут, прежде чем щёлкнул замок, затем лязгнул засов и дверь в импровизированную гостиницу отворилась.

— Проходите, граждане. Располагайтесь!

О наступлении утра нам возвестил самый настоящий петух. Казалось, зловредная птица устроилась где-то совсем рядом с окном и сладострастно завопила — кукареку! В принципе, ничего странного в этом не было. Даже в Москве многие жители продолжают держать хозяйство. Что уж тут говорить о провинциальных городках вроде Твери. Но зачем же это делать рядом с гостиницей⁈

— Вот сволочь! — пробормотал я сквозь сон и попытался накрыть голову подушкой, но не тут-то было.

Почувствовавший себя звездой пернатый негодяй заорал снова, так что мне захотелось пристрелить его из нагана. К счастью для вокалиста, огнестрельным оружием ваш покорный слуга так и не обзавёлся. А на кастет и свинчатку ему было плевать. Да. Время вокруг не простое и в моём арсенале снова появились средства, позволяющие наставить на путь истинный окружающих.

— Вставай, соня! — до отвращения жизнерадостным тоном заявил мне Могилевский.

Комнат в заведении милейшей Василисы Ильиничны оказалось немного, так что нам пришлось потесниться. Более или менее удобно устроились Болховский с Куницыной. Остальным повезло меньше. В нашей, к примеру, расположились трое. То есть я, Дмитрий и Котов. Правда, третьего соседа уже не было.

— Где их благородие? — поинтересовался я у чекиста.

— К Жоржу пошёл, — так же тихо ответил мне подставной пианист. — Что-то обсуждают и, похоже, ругаются.

— Ну и чёрт с ними.

— По этому поводу возражений нет, — усмехнулся Могилевский, но тут же сменил тон на более серьёзный. — Надо определиться с местом выступления.