Лабух (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 41

— Всё! — помотал головой Есенин. — Хватит на сегодня.

— Может ещё по маленькой?

— Нет!

— Ну, как знаешь. Давай я тебя провожу до извозчика, А то мало ли…

Дело это, кстати, очень серьёзное. Уголовников в Замоскворечье может и не так много, как в Марьиной роще, но всё же. И ограбить подгулявшего лоха никто из них не откажется.

— Куда ехать? — поинтересовался кучер.

— На Пречистенку! — пьяно покачнулся Сергей.

— Как прикажете! — ухмыльнулся в кудлатую бороденку водитель кобылы.

— Тебя ведь Пантелей зовут? — вроде как невзначай спросил я.

— Так точно!

— Доставь человека до места в целости и сохранности. Очень прошу!

— Ты, барин, про чего это?

— Про то самое!

— Ладно. Только зря ты, господин хороший, про Пантюху дурное думаешь. Мы таким делами сроду не занимались.

— Вот и ладушки. Значит, и беспокоиться тебе не о чем!

— Слушай, — подал голос ничего не понявший из наших переговоров Есенин. — А приезжай завтра ко мне. Я тебя с Аськой познакомлю…

— С Айседорой Дункан что ли?

— Ну да.

— Договорились, — кивнул я и запел на дорожку.

Вези меня извозчик, по гулкой мостовой

А если я засну — шмонать меня не надо!

Я сам тебе отдам, ты парень в доску свой

И тоже пьёшь когда-то до упада! [3]

— Колька! — вытаращил на меня глаза поэт. — Ну, вот как ты это делаешь⁈

— Езжай, давай, — усмехнулся ему в след и добавил тихонько, — Я-то тут при чём…

Кому-то может показаться странным, что опекая одного поэта, совершенно не озаботился сохранностью другого? Но, во-первых, Маяковский ушёл раньше, а во-вторых… Вы его видели? Здоровенный парняга с пудовыми кулаками и решительным лицом. Если на него кто сдуру наедет, то и царствие ему небесное!

Откровенно говоря, я не воспринял приглашение Есенина слишком серьёзно. Мало ли что может наболтать не слишком трезвый человек, когда все люди кажутся братьями, а весь мир одной большой семьей. Но вот Маша, которой ваш покорный слуга имел неосторожность рассказать об этом, восприняла всё совершенно иначе.

— Собирайся, у нас мало времени, — заявила она утром, вертясь перед зеркалом в новом платье.

— До вечернего выступления ещё далеко, — едва не разорвал рот от зевка ваш покорный слуга.

— Ты что забыл? Нас пригласил Есенин! И, пожалуйста, надень сегодня тёмный костюм и вот эту шляпу.

— Вообще-то не нас, а меня. И в кепке удобнее…

— Семёнов! — от голоса певицы повеяло могильным холодом.

— Ну, правда, Машенька, — попытался урезонить партнершу. — Сергей пришёл вчера на рогах, наверняка получил от своей американки втык и теперь тихо страдает от похмелья. А тут припрутся непосредственные виновники этого загула…

— Виновник только один! — вернула должок Куницына. — Лично я ему не подливала!

— А если кто-то рассказал Айседоре про то, как одна талантливая певица строила её мужу глазки?

— Ты что, ревнуешь?

— Нет.

— Врёшь!

— Немного. Да, я помню, мы свободные люди, и ты не моя собственность, но…

— Перестань. Во-первых, это просто глупо…

— А во-вторых?

— Во-вторых, ты ничего не понимаешь. Среди богемы приняты совсем другие отношения. И разного рода интрижки, и даже самые настоящие любовные треугольники никого не фраппируют…

— Ну, да. Барыня живёт с кучером, а кучер с барином!

— Боже, Семёнов, какой же ты всё-таки пошляк!

— Увы, нет. На самом деле я горячий поборник духовных скреп и семейных ценностей. Поэтому, если вдруг тебе придет в голову блажь завести интрижку, настоятельно рекомендую прежде порвать со мной.

— Никогда бы не подумала, что ты такой Отелло.

— Ничего похожего. Он был черный, а я — красный! Так что душить не буду, а сразу шашкой… Ладно, давай посмотрим, как живут представители богемы в стране ещё не победившего социализма.

— Не перестаю удивляться, как ловко ты строишь трескучие фразы. Тебе бы в пропагандисты пойти.

— Если потеряю голос так и сделаю! Ты готова?

Если честно, спрашивать было совершенно излишне. Пока мы пикировались, Маша успела завершить создание образа и выглядела теперь совершенно отпадно. Всё было продумано до последней мелочи, от макияжа и перчаток, до туфель и невидимых застёжек на чулках. Ради такой женщины хотелось совершить подвиг или на худой конец, достать звезду с неба. Ну, а я побежал за извозчиком…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Сразу скажу, что мои опасения не оправдались. Айседора встретила нас вполне любезно, а когда узнала, что мы друзья Есенина, недолго думая потащила показывать свою танцевальную школу. Устроена она была в том же доме, где была их квартира. К слову, до революции эта жилплощадь принадлежала известной балерине Балашовой, которая сейчас… жила в парижском доме Дункан!

Ученицы хореографической школы — худенькие разновозрастные девочки немного испуганно косились на нас и свою строгую наставницу, и старательно выполняли упражнения. Им было явно холодно в тонких простых платьицах, напоминавших древнегреческие хитоны, но Моссовет на дровах явно экономил, а собственных средств знаменитой танцовщицы едва хватало, чтобы кормить воспитанниц. Обо всём этом она поведала нам сама, постоянно перескакивая с ломанного русского на английский, а потом на французский, которым, к счастью, неплохо владела Маша.

— Я приехала танцевать для револьюшен! — не то жалуясь, не то злясь восклицала Айседора. — Учить чилдрен быть свободными от, как это по-русски… преджедес…

— Предрассудков, — подсказал я.

— Ты знаешь английский? — округлила глаза никак не ожидавшая этого Куницына.

— Угу. Читаю со словарем!

Это была чистая правда. Всё что сумела добиться от меня учительница в школе, это — «Лондон ис кэпитал оф Грейт Британ». Потом заучил ещё несколько расхожих фраз, так чтобы было можно заказать кофе в какой-нибудь забегаловке за границей, или купить бутылку виски в супермаркете. Ну и «Love me tender» [4] могу спеть, почти без ошибок. Просто, в прошлой жизни язык англосаксов постоянно где-то звучал и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы запомнить значение хотя бы некоторых слов.

Скоро к нам присоединился всё ещё немного помятый Сергей. Завидев нас, он крепко пожал мне руку, приветливо поздоровался с Машей.

— Как хорошо, что вы пришли!

— Надо же было узнать, как протекает твоя семейная жизнь. Глядишь, посмотрю и сам надумаю.

— Да ладно, — отмахнулся поэт. — Вроде год женат, а никак не привыкну. Аська, конечно, золото, а не баба, но…

— Голова болит? — сочувственно посмотрел на него.

— Немного.

— Будешь? — незаметно показал предусмотрительно прихваченную с собой фляжку, но тут же спрятал ее в карман.

— Серж, твой друг музыкант? — вмешалась не сводившая глаз с мужа Айседора. — Возможно, мог бы оказать нам помощь?

— Он гитарист, — попытался отмазать меня Есенин, но не тут-то было.

— Николай — самый настоящий универсал! — непонятно чему радуясь, заявила Машка. — Прекрасно играет не только на гитаре, но и фортепиано, а также аккордеоне.

— Ол райт, — кивнула американка. — Нам нужен кто-то плей де пиано во время упражнений…

— Аккомпаниатор, — кивнул я, и незаметно сунув заветную емкость страдающему поэту, отправился к инструменту.

— Вы есть готовы?

— Ес мэм. Ноу проблем мэм!

— Окей! — радостно ощерилась она. — Сыграть нам что-нибудь не слишком быстро!

Блин, какая-то фантасмагория кругом. Я в прошлом, сижу за роялем, а рядом мировая звезда и один из самых лучших за всю историю России поэтов. И что тут можно сыграть?

Да теперь решено без возврата

Я покинул родные края

Уж не будут листвою крылатой

Надо мною звенеть тополя.

Низкий дом мой давно уж ссутулился

Старый пес мой давно издох.

На московских изогнутых улицах

Помереть знать судил мне бог

— Колька, брат! — расчувствовался Есенин. — Дай я тебя поцелую!

— Лучше жену поцелуй, вон как смотрит…