Мир совкового периода. Четвертая масть (СИ) - Черемис Игорь - Страница 7

Вид у него был странный – он словно получил в прикупе пару тузов к мизеру и уже посчитал в уме взятки на «паровозе». Мне даже стало его немного жалко, но я мужественно промолчал – некоторые вещи люди должны обдумать самостоятельно.

– Так... – протянул Александр Васильевич. – У меня, пожалуй, остался только один вопрос. Егор, расскажи мне, что за история с вашим арестом?

Глава 3. Свидание с прошлым

У меня не было ответа на вопрос Александра Васильевича о нашем аресте. Мысленно готовясь к его визиту, я обдумывал, что он должен знать о нас и что ему следует сообщить, и тот вынужденный визит на Лубянку месячной давности решил даже не упоминать. Пребывание в старой камере для врагов народа даже слегка потускнело в моей памяти – было и было, мало ли что случается в жизни, тем более что никаких последствий этого сидения взаперти так и не проявилось. К тому же и Валентин обещал...

Но тут пришлось думать, и думать быстро – и у меня почти мгновенно выстроилась линия поведения, которая, правда, в итоге могла угрожать уже отцу Аллы, чего мне хотелось в последнюю очередь. Но я напомнил себе про травоядные нынешние времена – и посчитал, что риск оправдан. К тому же, скорее всего, он говорит с чужих слов, а сдавать госбезопасности неизвестных мне лично людей, которые наверняка и донесли до отца Аллы это откровение, – легко и приятно.

Александр Васильевич понял моё недолгое молчание по-своему.

– Постарайся не врать, – жестко сказал он. – Мне достоверно известно, что вы с Алкой несколько дней сидели в настоящей тюрьме.

– Даже в мыслях не было, – откликнулся я. – Тут другое... откуда у вас эти сведения?

– Какое это имеет значение?

– Для нас с вами, думаю, никакого, – я пожал плечами. – А вот для... Так кто?

– И... неважно. Я знаю этого человека много лет, и ни разу не слышал от него лжи.

– Всё когда-нибудь случается впервые, – заметил я. – Подозреваю, что он сказал вам не всё, далеко не всю историю. И проблема в том, что вам всё равно придется назвать его имя... Не мне! – я прервал его возражения, которые он готовился изложить. – Мне оно в любом случае вряд ли что скажет, поэтому я даже и пытаться не буду. Но уж поверьте – теперь от вас не отстанут. А я буду вынужден рассказать о вашем интересе, у меня другого выхода нет.

Возможных линий поведения у меня было – насколько я мог судить – ровно две. В одной я всё отрицал, убеждал отца, что никакого ареста и вообще никаких сношений с Лубянкой не было ни у меня, ни у Аллы, ни у нас обоих. Вряд ли это помогло убедить его – особенно с учетом того, что он узнал о нашем аресте из очень надежного, по его мнению, источника. Не добившись ничего от меня, он насел бы на свою дочь – и не факт, что Алла, которая относилась к отцу очень нежно и трепетно, не сдала бы нас с потрохами. Конечно, это всё равно ничем нам не грозило – всегда оставалась возможность сказать, что это продолжение той истории со стрельбой и прочими неприятностями, месть от знакомых посаженного за решетку Родиона и его семьи и всё такое, но все мои усилия по завоеванию доверия отца моей девушки пошли бы прахом.

Ну а вторая линия включала непосредственное участие в разрешении этой ситуации Валентина. Мне это не очень нравилось, но иного выхода за отпущенные мне секунды я не увидел; к тому же он обещал, что наш арест останется тайной – а тут на свет выполз какой-то левый товарищ, который, к несчастью, оказался знакомым моего будущего тестя и прилежно донес до него всё информацию. Впрочем, Валентину это и на самом деле могло быть полезно – подозреваю, что сотрудникам любой спецслужбы в любые времена интересно точно знать, что их ведомства «текут», как именно и через кого. Но в такие дебри я влезать не собирался – подполковник сам догадается, не маленький.

Выбранный мною подход дал определенные результаты – отец Аллы сбавил тон, да и настроение у него уже было далеко не боевым. Видимо, он тоже просчитал, какие силы могут вертеться вокруг внутренней лубянской тюрьмы.

– Почему выхода нет? – с легкой опаской спросил он.

– Подписки, – просто ответил я. – У меня и у Аллы, кстати, так что её спрашивать не стоит... Потому что формально ничего этого не было, ваш знакомый ошибся или не так понял некую информацию, которая к нему не должна была попасть... как-то так. Поэтому извините, но мне нужно позвонить...

– А если я запрещу?

– Я выйду на улицу и дойду до ближайшего таксофона. Это действительно серьезно... – я говорил с внутренним убеждением человека, который ни в чем не виноват – и увидел, что одержал безоговорочную победу. – Так я могу воспользоваться телефоном?

Александр Васильевич отвернулся и просто махнул рукой.

Я уже двинулся к выходу, но остановился, повернулся к нему и сказал:

– Хотя нет, я всё-таки выйду. Елизавета Петровна не знает о той истории, она уже на даче была... желательно, думаю, чтобы так и оставалось.

И двинулся дальше, не дожидаясь возможного ответа.

***

В коридоре меня ожидала Алла. Она налетела, не дав мне закрыть дверь и, кажется, просто не заметила этого – обняла, прижалась и громких шепотом спросила:

– Ну как?

– Нормально, – ответил я и обнял её в ответ.

Нас было хорошо видно из большой комнаты, но мне на это было наплевать. Про отношения с Аллой я рассказал почти всё, да и её отец был умным человеком – и, наверное, сам понял остальное. Вряд ли наши с его дочерью объятья как-то удивят взрослого человека, повидавшего в этой жизни всякое.

– Он знает про наш арест, – прошептал я Алле на ухо – и тут же прижал её к себе, чтобы она не рванулась разбираться с собственным отцом. – Всё нормально, я отбился... пока. Сейчас схожу, позвоню Валентину... Хочешь со мной?

Алла подняла на меня взгляд – в её глаза стояли слезы. Она попыталась что-то сказать, но быстро сдалась – и лишь молча кивнула. Я отпустил её, из прихожей крикнул бабушке, что скоро вернемся, только машину в гараж вернем – и мы с Аллой вышли на улицу.

– Ты меня специально держал? – хмуро спросила она.

– Почти... – пробормотал я и огляделся.

«Победу» по приезду я бросил прямо у подъезда, на небольшом пятачке, где стоял старый «Москвич-412». Сейчас на этой площадке крутился какой-то мелкий пацан – «Москвич» его не интересовал, а вот к «Победе» он явно присматривался. Пришлось шугануть.

Я сел внутрь, завел двигатель и подождал, пока Алла не устроится на соседнем кресле.

– Мне не очень нравится эта история, – честно сказал я. – Какой-то знакомый счел нужным рассказать твоему отцу о том, как мы с тобой чудесно провели время... Как говорил Винни-Пух, это «жжж» неспроста.

Алла всё-таки улыбнулась.

– И что делать? – спросила она.