Мир совкового периода. Четвертая масть (СИ) - Черемис Игорь - Страница 31

Некоторые обороты в этом заявлении я узнавал, поскольку сам рассказывал их Михаилу Сергеевичу и Валентину. «В целях преодоления глубокого и всестороннего кризиса», «предупреждения хаоса и анархии», которые угрожают жизни и безопасности граждан, «суверенитету, территориальной целостности, свободе и независимости нашего Отечества»... Конечно, я не помнил дословно те документы, которые в первый день Августовского путча девяносто первого года зачитывали в режиме почти нон-стоп, с перерывом на «Лебединое озеро», по первой программе Центрального телевидения СССР. Но кое-какие обороты у меня в памяти остались, а эти два деятеля, похоже, сумели их зафиксировать – и потом включили в этот документ. Я уже понимал, что они были членами этого ГКЧП, хотя не мог представить, в каком качестве – и как, во имя всех богов, они собираются себя легализовать.

Потом я пробежал глазами по казенным словам других текстов – и понял, что ребята подошли к ситуации очень изобретательно.

Следом за заявлением шел указ «О чрезвычайном положении в СССР», который ссылался на какую-то статью Конституции; потом была длинная простыня собственно «Закона о ЧП», из которого следовало, что это самое «ЧП» вводил «Государственный комитет», а потом должен был утвердить Верховный Совет – но действовать это положение начинало сразу. Сейчас его вводили сроком на полгода; кажется, в будущем оригинальное ГКЧП тоже устанавливало именно такой срок.

Политические партии никто не запрещал – было бы странно для коммунистов запретить самих себя, – а вот различные неформальные объединения граждан распускались до последующего уведомления. В текстах не расшифровывалось, что имелось в виду, но я подозревал, что речь шла не о кружках по изучению искусства макраме – и очень удивился, что в СССР возможно найти что-то подобное. Но потом вспомнил про ленинградский рок-клуб – и понял, что этот извод ГКЧП всё же представляет, что происходит в стране. Хотя, возможно, они имели в виду вовсе не несчастных рокеров.

Собственно, всё остальное содержимое газеты было лишь дополнением к тому, что изложено на первой странице – указы, постановления, которые уточняли то и это, обязывали чиновников всячески содействовать и тому подобное.

В целом, в «Правде» я не нашел лишь двух вещей. Там не было указано, зачем потребовался этот «Г.К.Ч.П.», под который даже прописали новый закон, а ещё ни слова не было сказано о персональном составе комитета. Это было что-то безликое, лишенное имен и фамилий – а оттого, наверное, более страшное, чем ГКЧП, которое я помнил. Тогда, в девяносто первом, хорошо знакомый народу Янаев с трясущимися руками не испугал никого.

***

– Ну и как тебе новости? – спросил Александр Васильевич.

– Забавное, – ответил я. – Пленум ЦК КПСС принял решение из двух пунктов. Первое – избрать Генеральным секретарем Черненко. Второе – похоронить его у Кремлевской стены.

Подходящий случаю анекдот был встречен недоуменными взглядами, и я поспешил объясниться.

– Шучу я так, от волнения. Но вообще действительно всё очень забавно, хотя радует, что наши знакомые так основательно подготовились – вон, даже закон сочинили. За час на коленке такое не смастырить – надо же всё написать, дать юристам проверить, оформить, напечатать тираж, где-то его хранить, да ещё так, чтобы ничего не нигде не просочилось. Ещё и эта десантная операция в самом центре Москвы... думаю, в данном случае можно сказать, что армия – с народом.

Я улыбнулся и вернул газету. Александр Васильевич зачем-то посмотрел на первую страницу с грозными указами – и согласно кивнул.

– Да, ты прав, подготовка была серьезной. Наверное, ты зря опасался, что через моих знакомых те могли что-то узнать – при такой организации подобное, думаю, купировали на ранних стадиях.

– Всего не предусмотришь. Какие-то каналы они могли перекрыть, а про этот даже и не задумались, – я пожал плечами, вспомнив, как провалился «мой» ГКЧП.

Если память мне не изменяла, тогда у заговорщиков тоже всё поначалу шло относительно нормально. К тому же, кажется, введение чрезвычайного положения обсуждалось на самом верху вполне легально, потому что ситуация в стране действительно требовала каких-то неординарных мер. Вроде бы даже Горбачев собирался в этом участвовать в качестве президента СССР, но потом резко передумал. Отработанные планы пошли чуточку косо и криво, потребовалось выделять силы на Форос, что-то не срослось – и в итоге Ельцин ускользнул от уже выехавшего за ним спецназа, окопался в Белом доме, стрелять по которому члены комитета не отважились. [1]

– Возможно... в любом случае, пока всё спокойно, – сказал Александр Васильевич.

– В магазины хлеб с утра завезли, – сообщила бабушка. – Ленка уже пробежалась по району – продуктовые все открыты, и рынок работает.

– Это хорошо. Надеюсь, так и дальше будет. А по телевизору что? – поинтересовался я, хотя уже слышал доносящиеся с кухни звуки классической музыки.

Кажется, ребята решили косплеить девяносто первый год по полной программе.

– Балет там, прямо с утра, – ответила Елизавета Петровна. – Сначала «Лебединое озеро» показывали, сейчас «Щелкунчик» идет. Но с перерывами – каждые полчаса диктор зачитывает эти документы.

Она указала на газету, которую так и крутил в руках Александр Васильевич.

– Целиком? – ужаснулся я.

– Нет, только два первых. На всё у них силенок бы не хватило.

– Да уж... хватило бы у них всё, – пробормотал я и спохватился: – А вы что думаете?

– Ну... на отставку Хрущева это совсем не похоже, – усмехнулся Александр Васильевич. – Как бы большой кровью не закончилось, как ты и говорил. Мать, вон, Гражданскую помнит, хотя совсем девчонкой была, она рассказывала всякие ужасы, да и фильмы про то время до сих пор смотреть не может. Даже Великая Отечественная у неё таких эмоций не вызывает...

– Мы тогда под Ростовом жили, который на Дону, – объяснила бабушка. – Отец мой на железной дороге работал, и мы при нем. А сюда только в двадцать первом переехали.

История никогда не была моим коньком, но я совсем недавно читал учебник по этому предмету, где Гражданской войне была посвящена целая глава – пусть и с очень правильных, большевистских позиций. Но какие-то сведения про обитавшего на югах Деникина и Буденного, который занял Ростов-на-Дону лишь в 1920-м, у меня остались. Так что да – бабушка, которой тогда было лет шесть-восемь, могла насмотреться всякого, причем, скорее, плохого и отвратительного.

– Будем надеяться, что до такого не дойдет, – я пытался говорить как можно более уверенно. – Пойду, завтрак приготовлю, а то Алла скоро проснется. Нам в хлебный-то надо? Я могу сбегать, раз уж они открыты.

Но хлеб у нас ещё был.

***

Алла приползла на кухню как раз к очередному появлению диктора. Она внимательно выслушала недолгое сообщение, а когда диктора сменили танцоры Большого театра, вопросительно посмотрела на меня.