Дитя Н'аэлора (СИ) - Якубович Александр - Страница 18

Мне же надо победить закованного в тяжелую броню пехотинца так, чтобы это выглядело натурально и все зрители поверили в то, что я не только умелый боец, но мне и крупно повезло. А это означало только одно — мне придется пройти по самому краю и при этом не получить ни единой царапины, потому что даже Нильф не ведает, что случится, если на подобную изощренную печать прольется жертвенная кровь такого древнего Владыки Демонов, как я.

Глава 9

Красный песок

Первый же выпад Урмона должен был закончить этот бой.

Боец не собирался прощупывать мою оборону, не собирался кружить по клетке и устраивать из нашего сражения представление. Тут ценилось иное. Тут ценились кровь и смерть. Все эти люди, что пришли в эту пещеру и сейчас сидели по лавкам, находились здесь с одной целью: увидеть, как в бою оборвется чья-то жизнь. Даже на остатках своего магического навыка я ощущал эту тяжелую жажду крови вокруг, что как миазм поднималась от каждого зрителя и собиралась мерзким облаком предвкушения чужой смерти под сводом пещеры.

Как я и думал, мой противник использовал свою алебарду как длинное тяжелое копье. Трехгранник на конце оружия Урмона хищно устремился к моей груди. Небольшой щит, почти баклер, был не слишком надежной защитой против наконечника, задача которого — пробивать кованую броню, так что я наклонился и шагнул влево, пропуская удар мимо себя. Древко алебарды в ладонях Урмона крутанулось на четверть и я, под восторженный выдох зрителей, уклонился еще раз, припав к земле и пропуская над головой острый кавалерийский крюк.

Типичная атака для любого бойца с алебардой в руках. Прелесть этого оружия в том, что имея функцию копья, алебарда была лишена многих его недостатков. Ею можно было колоть, как копьем, рубить как мечом или топором и валить наземь, как клевцом или специальным крюком. За все это приходилось платить большим весом оружия, но правильно выполненный противовес в основании рукояти частично компенсировал эту проблему. Все остальное зависело от личного навыка бойца, и чем он был выше, тем опаснее становилась алебарда в его руках.

Урмон был хорошим воином и опытным алебардщиком. Скупые, отточенные движения, высокая скорость удара, уверенный контроль инерции массивного оружия. Это был не тупой крестьянин с палкой или ленивый боец строя, которого научили трем движениям, он был дуэлянтом, убийцей и почти виртуозом. Я видел, что мужчина отдал долгие годы на то, чтобы достичь во владении своим оружием редкого уровня мастерства. При других условиях я бы даже получил искреннее удовольствие от сражения с подобным противником: редко встретишь человека, что идет по пути самосовершенствования и настолько отдан своему делу, но сейчас у меня были другие задачи. Я должен был убить этого воина так, чтобы он не смог меня даже поцарапать, без привычной мне магии и даже без моего меча-на-крови, который бы смог обезоружить воина за несколько ударов.

Умереть я не боялся. Нильф всегда была со мной, только позови, и богиня сорвет божественный полог, которым сейчас укрыта моя мощь. Урмон может пробить мне своим оружием сердце или шею, но в ответ я лишь обращусь к своей магии. Да, я потеряю возможность поймать Владыку Харла и разрушу собственный план, но я не умру. Так что страха смерти не было, а вот желание не провалиться — присутствовало, и тонкими коготками скребло где-то за грудиной. Главное не пропустить удар в голову, ибо тут даже Нильф помочь мне не успеет.

Урмона моя прыть не смутила. Я увидел, как боец крепче сжал древко алебарды и, выставив вперед правую ногу, приготовился атаковать вновь. На его стороне преимущество, незачем торопиться. Я же был сосредоточен на парировании. У такого опытного бойца будет пара мерзких приемчиков и прежде чем идти на контакт, я должен выудить хотя бы некоторые из них. Я знал, что чем дольше я буду уклоняться и парировать, тем более рискованными будут становиться атаки Урмона. А где риск — там и окно возможностей для эффективной контратаки.

Тяжелая пехота Брима далеко не сосунки. Подогнанный доспех практически без щелей и сочленений в местах сгибов. Полная броня такого рода стоила целое состояние, но при этом позволяла двигаться быстро и свободно. При каждом движении нагрудник, перчатки и поножи приходили в движение, смещались вслед за движениями своего владельца. При этом уязвимых мест спереди у алебардщика не было — все открытые части прикрывались или броней, или кольчугой. Даже прорези его шлема были слишком узкими для того, чтобы воткнуть в них ржавый палаш. Значит, мне нужно зайти за спину бойцу или использовать клевец, чтобы повредить броню.

Противник сделал очередной выпад, на этот раз целясь по ногам. Я ударил по алебарде краем щита, вгоняя трехгранный наконечник в песок и пытаясь обездвижить Урмона. Сломать это оружие не представлялось возможным — древко было изготовлено по всей науке, правильно высушено и укреплено тонкими железными кольцами, чтобы избежать трещин, даже если на него грудью прыгнет боевой конь. И как он орудует этой оглоблей? В ней не меньше пяти фунтов, а то и все семь, если взять в расчет еще и противовес на конце алебарды. Урмон, вместо того, чтобы противиться моему удару щитом, просто сделал шаг назад и рванул алебарду на себя, пытаясь зацепить мой щит крюком и сдернуть меня вместе с ним вперед. Я на эту уловку не поддался и опять отпрыгнул в сторону, оставаясь при своем оружии.

Мы сражались в полной тишине. Не было вокруг криков и свиста, не было охов или других звуков. Зрители внимательно наблюдали за происходящим, ожидая развязки этого кровавого представления. Десятки глаз наблюдали за тем, как я нарезаю круги по клетке, Урмон же стоял на месте, экономя силы и удерживая наиболее выгодную для себя позицию в самом центре. Идеальным для него было бы загнать меня в угол и там заколоть, как свинью, но раз за разом я избегал его ловушек, продолжая изматывать соперника.

Это понимал и пехотинец. Каждый удар, каждый выпад, каждый взмах тяжелой алебардой отнимал у него силы и приближал поражение.

Вот, в очередной раз он делает серию ложных уколов, выводя меня на удобную для себя дистанцию, после чего размахивается по широкой дуге и пытается снести мне голову лезвием алебарды. Я выбрасываю ему навстречу ржавый палаш, а подкрепляю парирование еще и щитом, чтобы энергия удара распределилась сразу на две руки. Шутки ли — на такой скорости удар длинным оружием может и сбить с ног или отбросить в сторону, а терять равновесие или касаться железа клетки мне было нельзя.

По пещере проносится натужный звон металла, я чувствую вспышку магической энергии, а мгновение спустя лезвие алебарды вонзается в мой плохонький щит, намертво увязая в нем. Печать Харла! Краем глаза я замечаю клеймо в основании боевой части, которое полыхнуло сейчас красным. Именно с помощью Второго Бога пехотинцу удалось просто разрубить мой палаш. Еще секунда — и меня повалят на землю, где добить меня не составит никакого труда.

Я уже почувствовал, как меня тянет вперед и в последний момент я успел вытащить руку из петель. Противник несколько раз ударил щитом о землю, пытаясь сбить внезапный груз с лезвия алебарды, я же не стал терять времени.

Отбросив в сторону сломанный палаш, я выхватил из петли на поясе свой клевец и прыгнул вперед. Сейчас! Урмон понял мой замысел слишком поздно. Пехотинец попытался повести алебардой в сторону, чтобы удержать дистанцию, но ему помешал повисший на лезвии щит. Я же уже был слишком близко, правой ногой прижал древко оружия противника к земле, едва не вырывая плечи противнику, после перенес вес на левую, и как заправский берсерк орков прыгнул прямо на пехотинца.

Я думал, что сейчас бой и закончится. Я вгоню острый конец клевца прямо в забрало Урмона, пробью ему лоб или сломаю лицо. В любом случае, продолжить бой он не сможет.

Но пехотинец меня удивил. Понимая, что я его провел, Урмон выпустил бесполезное древко из рук через мгновение после того, как моя нога коснулась земли, и когда я уже был в полете с занесенным молотом, схватился за рукоять своего короткого меча.