Убей-городок (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 27

Но к допросу у прокурорского следователя я подготовлюсь, только подумаю, как следует — что говорить, чтобы не попасть впросак.

Глава тринадцатая. Вечные истины ​

Бух-бух...

Сосед ломился в дверь, кричал, что он мне принес газету «Футбол-Хоккей», которую брал почитать тридцать лет назад, а теперь желает вернуть, пока я его не посадил.

Я попытался объяснить, что отродясь не выписывал таких газет, да и к футболу у меня отношение прохладное, но он все равно не унимался. Обещал вызвать полицию.

Решив, что стоит все-таки открыть, а не то он разбудит внучку, оставленную младшим сыном, скажу пару ласковых. Меня-то разбудил — ладно, а вот ребенка! И только тут осознал, что я не в своей уютной квартире, с видом на Шексну, а в общежитии. Да какое, к лешему, общежитие, если у меня давным-давно отдельная квартира?

Продирая глаза, в чем был — в трусах и майке, открыл дверь. А на пороге оказалась симпатичная женщина.

— Прошу прощения, — застеснялся я.

— Алексей Николаевич, вам из прокуратуры звоня́т! Следователь Кожевников по хочет с вами поговорить.

Я был еще в состоянии сна, но почему-то вначале обратил внимание, что незнакомка сказала правильно: звоня́т, а не зво́нят, а уже потом на то, что звонят из прокуратуры.

Какая прокуратура в восемь утра? Но это я не вслух сказал, а про себя. И стало доходить, что на пороге не молодая женщина, а наша вахтерша, сменщица тети Кати, Инна Ивановна. И она уже в зрелом возрасте — лет сорок, не меньше.

И резко накатило узнавание. Инна Ивановна родом из Ленинграда, у нас оказалась из-за мужа, распределенного на строительство химзавода. Супруга лет двадцать мечтала о возвращении в Северную Пальмиру, постоянно подчеркивая свое ленинградское происхождение. А еще всегда говорила Что, вместо Што, а хлебный магазин на углу именовала «булоЧная». Дамочка, надо сказать, очень стервозная. С ней не забалуешь! Не назовешь тетей Инной, а только по имени-отчеству. Но и она ко всем жильцам строго и официально. Пошла бы она звать к телефону постояльца, если бы звонок не был из прокуратуры? Как же! Но тоже правильно. Если всех жильцов звать, бегать по этажам замучаешься.

Кивнул:

— Сейчас бегу. Только в штаны запрыгну.

— Так можно и без штанов, если срочно, — флегматично сказала вахтерша. — Кого вы семейными трусами тут удивите?

Ну да. Народ в нашей общаге чем-то удивить трудно. Всякое видели. И без штанов иной раз бегают, а как-то один крендель и без трусов скакал. «Белочку» человек поймал, бывает. Мне же его пришлось и успокаивать, и в комнате придержать, пока «скорая» ехала.

Но я до такого еще не дошел, надеюсь, что никогда не дойду (тьфу-тьфу), поэтому, натянул треники (на моих еще коленки не вытерлись и не отвисли), накинул рубашку и поскакал вниз, насколько позволял бок.

Пока шел на первый этаж, слегка удивился своему восприятию вахтерши. Сорок лет — зрелый возраст, если официально, но мне-то, в мои шестьдесят пять, она могла показаться молодой. И показалась такой вначале. И что теперь? Я уже начинаю мыслить категориями юного милиционера, а не пожилого полковника? Дела.

Конечно же, на том конце провода уже рычал от нетерпения следователь прокуратуры. Я даже представил, как он притопывает ногой. Вчера Митрофанов на допросе присутствовал, а сегодня следователю невтерпеж с потерпевшим пообщаться. Понимаю.

Договорившись, что через час мне будет удобно, метнулся обратно. Наскоро умывшись, почистил зубы. Оделся (удостоверение бы не забыть!), спустился в буфет. До прокуратуры по прямой идти минут тридцать, а если повезет, то удастся запрыгнуть в автобус, то прибуду туда за десять минут. Но в любом случае у меня есть еще время, чтобы перекусить. Можно бы и потерпеть, пока и проголодаться не успел, но есть одно но. Знаю я этих прокурорских работников. Я-то приду вовремя, а меня промурыжат с час в коридоре, а могут и дольше (срочное совещание, следователя вызвали к прокурору или еще что-то такое), потом еще час допрашивать станут, а за это время кишки бунтовать начнут. И вот здесь кроется опасность — начну торопиться, чтобы заскочить в ближайшую столовую, соглашусь со всем, что мне скажут, лишь бы отстали и отпустили, а мне это не нужно. Лучше я немного подстрахую и свое брюхо, и собственную совесть.

Заплатив пятнадцать копеек заполучил вареное яйцо, сметану, налитушку и стакан кофейного напитка. Кофе в этом стакане даже не ночевало, но деваться-то все равно некуда. А про сметану говорили, что ее кефиром разводили в советское время? А тут, вроде и ничего. Не хуже той, что производят в будущем.

На дорогу ушло как раз тридцать минут, прибыл с запасом, но меня, на удивление, приняли вовремя.

Следователь прокуратуры в светлой рубашке с короткими рукавами. Зато мундир с петлицами — один просвет и четыре звездочки, означающими, что хозяин юрист первого класса, висит на плечиках рядом.

Кожевников Петр Семенович был очень мной недоволен.

— Алексей Николаевич, я вас неоднократно просил, чтобы вы, в том случае, если что-нибудь вспомните, немедленно сообщили мне. И что вы мне на это скажете?

О своей линии поведения я вчера немного поразмышлял, но беда в том, что так и не пришел к чему-то определенному. Самому себе я могу объяснить, что я просто решил использовать элемент внезапности, а вот как это пояснить следователю?

— Видите ли, — старательно изобразил я смущение, — я не был уверен в личности того, кто совершил на меня покушение. Поэтому, прежде чем делать какие-то заявления следователю прокуратуры, решил сам проверить.

— А зачем вам самому проверять? — вскинул брови следователь. — Вы должны были либо позвонить мне, сообщить о своих подозрениях, либо доложить своему непосредственному начальнику. На крайний случай, сообщить в уголовный розыск. Вы не инспектор уголовного розыска, чтобы расследовать преступления. Тем более, если преступление совершено в отношении вас.

— А если бы гражданин оказался невиновным?— пожал я плечами. — Предположим, я сообщаю о своих подозрениях вам, вы вызываете его на допрос...

— Я бы не стал вызывать его на допрос, — перебил меня Кожевников. Покровительственно улыбнувшись, сказал: — Я бы отдал распоряжение уголовному розыску, они бы проверили гражданина Бурмагина на причастность к данному преступлению.

Ага, а мне потом с уголовным розыском работать. Представляю, как бы отреагировал тот же Джексон, если бы ему позвонили из прокуратуры и сказали — мол, тут ваш потерпевший звонил, который участковый, есть у него подозреваемый, надо инфу проверить. Да Митрофанов бы потом со мной год не здоровался.

— А что это меняет? — хмыкнул я. — Я сообщаю вам, вы даете поручение, уголовный розыск проверяет подозреваемого, а Бурмагин оказывается не при делах? Допустим — он в этот день вообще уезжал в Шексну, или на охоту ходил. Я бы тогда и человека безвинного подставил, и время ваше просто так отнял. Предположим — мое подозрение оказалось фейком, а вы Бурмагина на допрос вызвали. Петр Семенович, вы бы мне за такое сказали спасибо?

— Чем подозрение оказалось? — вытаращился следак. — Фейком?

Ну вот, опять прокол! Привык, понимаете ли, что это слово в моем времени используют и где надо, и где не надо. А время бы у прокуратуры я не отнял. Если бы Джексону не удалось расколоть Бурмагина, то какой смысл тягать его к следаку? А Джексону, при всем его таланте, скорее всего и не удалось бы.

— Виноват, — быстренько покаялся я, а потом соврал: — Я ведь собираюсь в юридический поступать, а с английским беда. Вчера вечером учебник листал, заработался малость. А фейк, по-английски, недостоверная информация.

Следователь удивленно посмотрел на меня, похлопал глазами. Видимо, пытался вспомнить — какие он сам сдавал экзамены при поступлении? Интересно, а Кожевников что заканчивал? Гражданский вуз или наш, вроде Высшей школы милиции?

— Хорошо, примем вашу версию, — махнул рукой следователь.