Не оставляй меня, Малыш! - Бочарова Татьяна - Страница 67

— Иди, я тебя не держу. Игорька видела?

— Конечно.

— Он тебя обрадовал сногсшибательной новостью?

— По поводу своего бракосочетания?

— Именно.

— Да, похвастался. Даже колечко показал.

— Вот пройдоха эта Светка, верно?

— Да ладно тебе, пусть женятся. Они подходят другу.

— А особенно он ей, со своей трехкомнатной квартирой. — Кристина весело расхохоталась. — Что-то циничная я стала, просто жуть. Ничем не проймешь. Ты мне звякни из Марселя, как-нибудь вечерком, если бюджет позволит.

— Постараюсь. А писать буду точно. Тебе и девчонкам, ты им передашь.

— Передам. — Кристина вытащила из пакета пирожок и отломила от него половинку. — Ну вот, ела, ела и не наелась. Не смотри на меня так, ты счастливиц» у тебя аппетита никогда нет. А у меня он волчий. И вообще, хватит тут стоять, а то я вовсе раскисну, всю тушь слезами смоет. Топай в свой «Детский мир».

— Пока, Кристя. — Ася ещё раз поцеловала её и заспешила вниз по лестнице.

Еще минут пять она прощалась с тетей Катей, потом вышла во двор ДК. До встречи с Сергеем и Степкой оставалось полчаса.

Тащиться на метро было лень, да и не успеть Ася дошла до шоссе и остановила синие «Жигули» пятой модели.

— К «Детскому миру»? — переспросил шофер, совсем молодой паренек со смешным чубчиком на бритой голове. — Сколько?

— Сколько скажете. — Ася решила не торговаться. Сегодня она в предпоследний раз проедет по Москве, а начиная с послепослезавтра будет кататься исключительно по марсельским улицам.

— Триста. — Парень поглядел на неё внимательно и нагло.

— Хорошо.

— Садитесь.

Ася устроилась рядом с ним, на переднем сиденье. Машина понеслась вперед. Из магнитолы доносилась негромкая музыка.

Асе стало уютно и спокойно. Все позади, всё кончилось. Сейчас она приедет в магазин, они с Сергеем выберут Стёпке самую классную форму, какую только возможно, потом сходят с ним в «Макдоналдс». А завтра вечером поезд помчит их далеко на запад, и за окном купе будут мелькать ночные огни неизвестных городов. Мечта.

Ася тихонько улыбнулась своим мыслям Водитель покосился на нее, но ничего не произнёс. Переключил передачу, глянул через лобовое стекло и недовольно покачал головой.

— Снова пробка, чтоб её. Вы спешите или как?

— Спешу, — проговорила Ася.

— Тогда я заверну направо. Проедем дворами, так быстрее будет. Иначе через полчаса на окружную не выберемся.

— Делайте, как считаете нужным.

Парень крутанул руль. «Жигули» свернули в переулок, проехали мимо домов и снова выбрались на магистраль. Далеко впереди показалась вокзальная стена.

Автомобиль на приличной скорости приближался к ней.

— Тут всегда путь свободный, — похвастался парень, — светофоров нет, и трасса широкая. Домчим с ветерком.

Ася, не отрываясь, смотрела в окно. Шоссе завернуло, теперь стена тянулась слева от него, мрачно-серая, исписанная вдоль и поперек разноцветными каракулями.

Ася от нечего делать попыталась разобрать надписи и вдруг судорожно вжалась в мягкую спинку сиденья. Через всю стену огромными метровыми буквами было выведено: «Малыш, я люблю тебя больше жизни, я не могу без тебя!»

В следующую секунду Ася схватила парня за рукав.

— Стой!

Машина резко вильнула вправо. Позади громко засигналили.

— Да вы что?! — Лицо парня исказилось от ярости, он с трудом вывернул руль и вцепился в него трясущимися руками. — Сумасшедшая, блин, да? В морг захотелось?

— Остановите, — сквозь зубы проговорила Ася, — я заплачу, сколько захотите.

— Идите вы со своим «заплачу»! — Водитель выругался и со всего маха ударил по тормозам. «Жигули» встали у бровки. — Гуляйте на все четыре стороны. — Он толкнул дверцу.

Ася выскочила на тротуар. Автомобиль громко газанул и умчался.

Она стояла и смотрела на надпись на стене.

Такое мог изобразить только Лёшка, больше никто. Он всегда называл ее «Малыш», и краска, хорошо знакомая Асе, ярко-синяя — когда-то давно, ещё осенью, они вместе подкрашивали ею балкон у него в квартире.

Она вдруг почувствовала ужас, такой сильный, что по спине мгновенно ледяными струйками потек пот.

Что может означать это дурацкое «люблю больше жизни»? Кажется, только одно: у Алексея окончательно съехала крыша. Кристина ему сказала об Асином отъезде, он понял, что они больше не у видятся, и решил…

Догадка была такой пронзительной и страшной, что Ася невольно зажмурилась. Затем лихорадочно вытащила мобильник, пробежала пальцами по кнопкам, напряженно прислушалась. Телефон не соединял. Она повторила вызов ещё и ещё, чувствуя, как её начинает трясти.

Господи, да что же это такое!

Ася нажала на отбой, стала было набирать номер Сергея, но не закончила. Выключила сотовый, дрожащими руками сунула его на место.

Потом. Все потом. Не сейчас. Сейчас надо спешить, нестись сломя голову, если она ещё не опоздала.

Ася перебежала дорогу, едва не угодив под колеса какой-то иномарки, и кинулась в глубь квартала. В голове навязчиво вертелась одна-единственная мысль: из всех, кто её окружал и знал про Алексея, правы оказались лишь двое — Валентина Антоновна и Диана. Пожилая женщина и девчонка своей интуицией переплюнули маститого психотерапевта со всей его теорией равновесия и гармонии.

Они как в воду глядели: никуда она не уедет, останется навсегда в тесной и грязной хрущевке, перевезет туда Стёпку, будет плакать и мучиться — это её крест, и никуда ей от него не деться. Лишь бы успеть, добежать вовремя, пока ещё не случилось непоправимое.

41

Он никогда не думал, что умереть — это так сложно.

На войне он видел смерть сотни раз, лицом к лицу, научился жить в постоянном ее ожидании, почти привык не думать о ней, хорошо знал, как ее перехитрить.

Теперь впервые смерть была его союзницей, избавительницей, почти что другом. И вдруг оказалось, что она не желает приходить по чужому приказанию, смеется, оскаливая клыкастую пасть, увиливает, выскальзывает из пальцев, точно призрак…

Алексей лежал в кухне на полу и слушал, как смерть со змеиным шипением струится из плиты. Все конфорки были включены, он дышал приторным, сладковатым запахом газа… и не умирал. Сознание оставалось ясным как стеклышко, только руки и ноги налились свинцовой тяжестью.

Сколько ещё нужно так лежать — пять минут, десять, а может, час? Время потеряло счет, застыло на каком-то отрезке, перестало двигаться вперед.

Алексей хотел закрыть глаза, и в этот момент к горлу вдруг подкатила удушливая тошнота.

Его выворачивало наизнанку, тело сводили судороги, изо рта текла кровь. Но он всё равно не умирал…

Внезапно в дверь позвонили — раз, затем другой, третий. Как же они все его достали, подохнуть спокойно иго не дадут. Наверняка это соседи: почувствовали запах газа и теперь не уйдут, пока им не откроют.

Трезвон действительно не прекращался, к нему присоединился громкий стук. Алексей подполз к плите, подтянулся на руках, одну за другой завернул конфорки. Шипение прекратилось.

Он попытался подняться, но сил не было. Его снова вырвало, глаза резало от нестерпимой боли. Наконец ему удалось встать на ноги, цепляясь за боковину кухонного столика.

Он стоял и качался, словно былинка, слушая, как дверь сотрясается от громовых ударов. Потом нащупал позади себя табурет, ухватил его за ножку и со всего маху долбанул им по окну. Стекло со звоном раскололось на куски. В кухню рванул свежий апрельский воздух, прогоняя удушливый запах смерти.

Алексей чувствовал, как наполняются им легкие, как стихает мучительный спазм в желудке и горле. И одновременно с этим его охватила бешеная ярость на самого себя, за то, что он остался жив, за то, что вдыхает полной грудью спасительный кислород, за то, что какой-то стук в дверь помешал ему осуществить задуманное.

Права Настя, никакой он не герой, а, кажется, обыкновенный трус. Что же с ним стало за эти годы?