Удержать престол (СИ) - Старый Денис - Страница 46

Двое относительно молодых мужчин были в европейском платье, холеные, с настолько коротко постриженными бородами, что это скорее, лицо покрывала чуть запущенная щетина. Головы этих двух были виновато направлены в пол.

Контрастом двум мужчинам третий выглядел… как одетый во фрак алкаш с десятилетним стажем. Вроде бы одежда статусная, но рожа помойная. Но этот не винился, он демонстрировал некий фатализм и безразличие к происходящему.

— Долго говорить не буду. Вы нужны мне, нужны отечеству. Нынче Лука Мартынович проверит вас на знание наук, он муж ученый, поймет, чего и вы стоите. Коли Лука скажет, что добре вы выучились, то через пять дней поедете со мной в Преображенское и далее, — сказал я, оставив без внимания, что Преображенское и Семеновское находятся столь рядом с Немецкой слободой, что там достаточно и пешочком пройтись, а эти два молодых мужчины жили с немцами и были, по сути, немцами.

Я собирался в поездку по трем своим гвардейским полкам, ну, или будущим полкам. Хотел не только посмотреть, что уже построено, и в каких условиях будут зимовать охочие люди и те, кого можно было назвать рекрутами. Еще я собирался определить место для водяной мельницы на Яузе и для оружейной экспериментальной мастерской. Это я так для себя называл то предприятие, куда собирался привозить всех мастеров-оружейников, как для обмена опытом, так и для попыток создать оружие по моим требованиям. Научно-исследовательский институт усовершенствования оружия — наверное, так могла бы назваться моя задумка.

Там же и школа будет. Во-первых, чуть подальше от глаз церковников. Во-вторых, школа будет под защитой, как я надеялся, самых верных мне воинских формирований. Было и в-третьих — это требования по дисциплине. Студенты во все времена бунтари. В военном городке будет сложно бунтовать. Тем более, что физическое развитие будет одним из основных предметов. Где, как не на подготовленной базе, да с воинскими инструкторами, занимать физической, частью и военной подготовкой? Русский образованный человек должен за себя постоять, хоть в Европах, хоть и в Азии. Фехтовать русские дипломаты должны уметь не хуже д' Артаньяна и капитана Алатристо, пусть последний и большей частью вымышленный персонаж.

*………*………*

Иван Маслов стоял перед государем. и… ничего, он уже давно ничего не чувствовал. Ни страх, ни признательность, любовь и ненависть… ничего не будоражило окаменелое сердце. Вино, мед и брага медленно, но непрерывно, вымывали все эмоции у молодого мужчины, делая из Ивана сына Макарова, безчувственное существо.

Уже год Иван живет в Москве и, как по его мнению, живет хорошо. Еда есть всегда, выпивка не заканчивается, на складе купца Петра Мочалова бывает и тепло, редко, но бывает. По крайней мере, склад, где и живет Иван Маслов, какое-никакое, но жилище.

Иван прекрасно понимает, что его используют. Чуть ли не все купеческое сообщество ходит к пьянчуге Ваньке, который способен и в хмельном состоянии высчитать любые цифры. Вот, нужно купцу получить определенную прибыть, он идет к Ваньке, говорит, сколько и какого товара в наличии. И Ванька высчитает все, что нужно, и более того, о чем просят. Посчитает и сколько обойдутся налоги, сколько заплатить приказчикам и продавцам, охране, чистую прибыль. Все посчитает, все бумаги оформит, советы по торговле на будущее опишет с подробностями. При этом, непонятно откуда, но Иван знал практически все цены на определенный товар во всех городах, по крайней мере близких к Москве.

Феноменальная память, логическое мышление, образность восприятия информации, несмотря на безэмоциональность — это о Иване Маслове.

В уже далеком 1598 году, когда шестнадцатилетнего Ивана представили царю Борису Федоровичу Годунову как вундеркинда, сын купеческого приказчика произвел на государя неизгладимое впечатление. Тогда Годунов подал какую-то книгу, и парень, лишь раз взглянув на текст, смог воспроизвести целую страницу без единой ошибки.

В компании еще пятнадцати парней и молодых мужчин, Иван поехал за границу, воодушевленный перспективой получить знания, которые были недоступны на Руси. Попав в Гейдельбергский университет, парень опешил. Ему рассказывали о таких вещах, что никогда нельзя было предположить. Законы природы раскрывались перед парнем, латынь впитывалась светлым умом Ивана без каких-либо проблем, древнееврейский, древнегреческий, физика, астрономия, математика. Пусть парень приходил на лекции темным, необразованным человеком, с каждым уроком чернота рассеивалась, и уже через полгода сквозь туман невежества Иван видел многое. Он начинал спорить и выстраивал собственное мнение по многим вопросам, стараясь только не касаться теологии.

И это становилось губительным. Профессоры стали придираться к Ивану, преподаватель теологии вообще писал требование исключить московита из университета, несмотря на то, что Иван с ним не спорил, но и часто отказывался отвечать. Долго Иван не менял веру, изучал учение Кальвина и умел сопоставлять его с лютеранством, освоил основы критики католицизма, но оставался православным. Все конфессии, которые изучались в университете были для парня объектом изучения, и все, не более. А вот православие — это душа, то, что мозг отказывался критиковать. А вокруг наседали.

Уже двое русских, которые учились вместе с Иваном приняли кальвенизм, стали главными критиками Московского царства, подтверждая изданные записки путешественника Герберштейна, в которых царь Иван Васильевич представлен, как самодур и жесточайший тиран.

О, женщины! Вы — главная слабость мужчины! Иван влюбился. И выбрал бы какую дочь трактирщика, или мещанку, да хоть девушку из семьи торговца. Нет, он польстился на дочь нового преподавателя и библиотекаря университета Марту Грютер.

Янус Грютер, голландец, ярый кальвинист, прибыл в Гейдельбергский университет недавно, но с московитом-уникумом, которого не любили иные профессоры, быстро нашел общий язык. Любимые поэты и писатели библиотекаря Грютера, Сенека, Авидий, как и другие авторы, быстро постигались Иваном. И, что более всего удивило Грютера, так то, что книги не просто читались молодым человеком, они именно что постигались. Парень апеллировал понятиями и философией писателей древности, сопоставлял их умозрения и даже находил противоречия.

Краеугольным камнем стал религиозный вопрос. Как Грютер не пытался вывести парня на дискуссию, всегда встречался со стеной, которую выстраивал Иван, не желая подвергать сомнению ту веру, которой был крещен. Но Марта… она всего однажды, когда Иван в очередной раз гостил у профессора, своим елейным голоском, спросила:

— Иоган, отчего вы не примете нашу веру?

Иван ничего не сказал, а на завтра уже стал кальвинистом, о чем посмешил сообщить, не столько библиотекарю Грютеру, сколько Марте.

Маслов не знал, как ухаживать, и что нужно говорить. Он вообще не мог проронить ни слова, не только в присутствии Марты, но и в ее отсутствие, если тема могла касаться девушки. Психика парня пошла в разнос. Его приняли в польское университетское землячество, где уже пытались склонить к католицизму, но тайно, ибо университет четко выбрал сторону в религиозном европейском споре. Но, никто не требовал, потому, когда Иван отказался снова менять конфессию, оставили его вероисповедание в покое, но Ваню взяли в оборот. Иван смог подкопить денег, подрабатывая в университетской библиотеке, но не тратя ни единого медяка. Потому он и стал столь интересным для польско-литовского землячества в университете.

И тут Маслов понял, что студеозус, это даже не столько ученик, сколько нарушитель городского спокойствия, характеризующийся разгульным образом жизни. Парень впервые напился, потом еще раз. Ходил пьяным под окнами профессора Грютера и выкрикивал признания Марте, чаще на русском языке, но бывало и на немецком.

И тогда его решил проучить один молодой человек, который уже решил свататься к Марте. И это сватовство имело много шансов быть успешным. Сын бургомистра Гейдельберга, дворянина и еще очень богатого человека, мецената и посредника между императором Матвеем и университетом… Лучше партии для Марты вряд ли придумать.