Удержать престол (СИ) - Старый Денис - Страница 34

— Вы издеваетесь! Я имею честь вас вызвать… — разъярился ротмистр Олаф Стурлотсон.

— Ты кто есть? — перешел на русский язык Скопин-Шуйский. — Ты пришел на наши земли, взял в осаду Корелу, топчешь своим сапогом православную землю. И вызываешь меня, Рюриковича, чей род знатнее, чем твоего короля?

Было видно, что шведский офицер и сам опешил от своего заявления. В его задачи явно не входила ссора с головным русским воеводой. И теперь, осознав, что сорвал даже не начавшиеся переговоры, офицер стерпел и прямое оскорбление своего монарха.

— Вы уполномочены разговаривать? — уже спокойно спросил Скопин-Шуйский.

— Нет, Ваша светлость, — покорно ответил Стурлотсон.

Через четыре часа, когда солнце уже начало прятаться за кромку елей ближайшего леска, был готов плот, к которому поплыли две лодки, везущие двух военачальников.

Михаил Васильевич Скопин-Шуйский и Якоб Пунтосон Делагарди не начали встречу с приветствия, но устремили свои взгляды друг на друга. Два характера, две личности, каждая из которых и не думала уступать. Каждый стремился прожечь взглядом своего оппонента.

— Ваш дядя, Василий Иванович, в добром здравии, — не отводя взгляд, сказал Делагарди.

— Не может быть человек здоровым, если живет в клетке, — отвечал Скопин-Шуйский.

— Вы молод, но говорите, словно, умудренный опытом человек.

— Меня хорошо учили.

Делагарди усмехнулся своим мыслям, более вольготно усаживаясь на… скорее это можно было назвать гибридом лавки и стула — табуретке.

— Вы опоздаете на свадьбу своего царя, если увлечетесь путешествием по шведским землям, — сказал Делагарди, пытаясь раскачать разговор и завладеть инициативой.

— Зато я сделаю своему государю подарок — разобью четыре тысячи пеших и две тысячи конных вашего войска, — теперь наступила очередь Скопина-Шуйского, чтобы усмехаться, наблюдая недоумение шведского генерала.

Делагарди прятал свое войско, выходя из леса отрядами и вновь прячась в лесной чащобе. Швед никак не мог допустить, чтобы русские узнали об истинной численности его войска. Якоб был уверен, что при поддержке гарнизона Нарвы, он мог бы дать бой. Более того, выиграть сражение. Однако, легким столкновение быть не могло, уже то, как русские оборудовали свой лагерь, говорило о наличии у воевод понимания современного ведения боя. И шведское войско пряталось, пытаясь создать впечатление большего количества воинов.

Поэтому Якоб и решил вести переговоры, договориться о том, чтобы русские ушли из шведских земель. Однако, теперь Делагарди понял, что русский военачальник, зная численность шведов, намекал, что их абсолютно недостаточно, дабы диктовать условия.

Делагарди не знал, какой разнос устроил Михаил Васильевич своей разведке, как были отправлены все силы уже опытных разведчиков, что был создан аналитический центр, где Хворостинин высчитывал вероятную численность шведских войск, анализируя обрывочные сведения разведки и строя логические цепочки.

— Что делать будем? — спросил Скопин-Шуйский.

— Для начала предлагаю познакомиться и выпить вина, — сказал Делагарди, делая знак своему человеку, который находился в лодке, но не вступал на плот.

— У меня свой напиток! –улыбнулся Михаил Васильевич и так же подал знак Илье, чтобы тот подал кувшин вина.

Глава 9

Глава 9

Москва

6 сентября 1606 года

Москва звенела, шумела и кипела. Народ гулял. Событие было неординарное — венчался государь. Год назад нечто похожее уже было. Но слишком много условностей, допущений, нарушений, что имели место тогда, смущали умы думающих людей. Ну, а те, кто не особо стремился использовать собственный мозг, захламляли этот орган фантазиями рассказчиков.

Та невеста была католичкой, так и не сменила веру. Эта же — православная с рождения. Марина была незнатная, непонятного роду-племени, по крайней мере, для восприятия русского человека. Эта же… вроде бы и царевна, уже отмучившаяся за прегрешения своего батюшки — Бориса. Хотя и Годунова уже не так полощут и порицают, вроде бы и царем был неплохим, несмотря и на голод. Да и вообще, справедливость восторжествовала — снасильничал Димитрий Ксению, так и грех тот исправляет.

— Говорю вам, то Марина ведьмой была — она окрутила царя нашего, — говорила Марья, жена стрелецкого полусотенного Никифора.

Но ее мало кто слушал. Только сейчас многие ощутили, сколь важна была для всех соседей героически погибшая Колотуша. Вот та новости передавала интересно, подробно, умела увлечь народ.

— Тогда и Димитрий Иоаннович, словно опутанный чарами, окружал себя ляхами, а нынче побили тех еретиков под Брянском, словно кур, — поддержал разговор Митька.

— А ты что ж, Митька, не пошел в царевы опричнинные, а лясы с нами точишь? — спросил Матвей, Авсеев сын.

— Так и не опричнинные-то, а царские особливые войска. Кто ж меня, худородного, в опричники возьмет? И морд волчьих мы носить не будем! — чуть обиженно говорил Митька.

Парень, действительно, прошел отбор в императорскую гвардию, в государевы сторожевые полки. У многих не выходила из головы ассоциация с опричниной, что учинил некогда Иоанн Васильевич, оттого и называли новые войска на известный уже лад.

К опричнине, впрочем, по разному относились, потому Митька не был категорично порицаем обществом. Были и те, кто осуждал тех опричников, иные говаривали, что в битве при Молодях опричники мужно сражались и не щадили своего живота, защищая русскую землю от порабощения крымским ханом.

Но большинство побаивались таких воинов, тем более на фоне жесткости нового царя. Только что вся Москва осознала и еще больше уверовала, что государь истинный сын Грозного отца. Более ста казней за четыре дня! И при Иоанне Васильевиче такое бывало редко. И теперь вот это воинство непонятное, которое, наверняка, станет кровью скреплять царскую власть.

— А что, Матвей, коли взяли тебя в опричненное войско, так, чего же ты тута? — не унимался Матвей.

Ремесленник, которому пришлось взять отцовское дело, да и присматривать за мастерской своего погибшего крестного отца, завидовал сироте-Митьке. Матвей так же грезил героически сражаться за православную веру, царя и Отчество, как об этом красиво рассказывал на Лобном месте Козьма Минин. Тогда, после речей царского бирюча, многие мужики были готовы хоть сейчас все бросить, да податься в ополчение, кабы оборонить… оказалось, что любимое Отечество. Никогда ранее так не любил Матвей Родину, как после речей Козьмы Минича.

Но, не может он оставить свои мастерские. Сейчас оживает торг и обувка все более востребована. Более того, Матвей собирался вступить в сговор с иными сапожниками и скорняками, кабы открыть мануфактуру.

Что это за зверь такой, та «мануфактура», никто толком не знал. Однако, тот, кто ее открывает, получал от государя дозволение год не платить в казну налогов. Так что ушлые мастера и решили открыть мануфактуру, вложиться в нее, якобы сладить, но, а там, по старинке, ладить свои товары в мастерских. Правда, была одна сложность — царский приемщик должен бумагу дать на открытие, и обмануть может и не получиться. Но, как говорили многие, можно дать два рубля тому приемщику и он подпишет все, что нужно, еще и совет даст, как правильно скрывать от государевых людей, что мануфактура та не работает.

— Нам говаривали, что мы должны стать тем порядком, нарядом, кабы царя и Отечество охронить и от внешнего ворога, и от внутреннего, — горделиво говорил Митька.

— Так чего ты здесь, а не в полку? — с нотками раздражения спросил Матвей.

— Через месяц токмо в полк. Нынче ентих… командиров расселили в селах, а после так и мы, — спокойно отвечал Митька, не замечая, как Матвей все более злится.

В сторонке молчала Милка, что в сопровождении пяти стрельцов прибыла в дом, который уже покидала, если не навсегда, то надолго. Она переезжала, как порядочная офицерская жена, вслед за мужем. Егора определили в наставники подлого боя, в Тушино, где будет формироваться Государев Тушинский Сторожевой полк. Молодая женщина удивлялась, что буквально за месяц, она смогла обрасти таким количеством вещей, что нужно было две подводы, кабы все вывезти.