Авторский фарс с кукольным представлением - Филдинг Генри - Страница 8

Маккулатур. Конечно, сэр, это будет поприятней, чем предстать перед судьей, который взыщет с вас от тридцати до сорока гиней штрафа за оскорбление честного труженика.

Лаклесс. Это же была шутка! Мыслимое ли дело, чтобы человек, живущий за счет людского остроумия, обиделся на шутку?

Маккулатур. Коли вы, сударь, хотите уладить это дело и пришли с деньгами…

Лаклесс. Вы, столько лет торгующий книгами, ждете денег от современного автора! Да вы с тем же успехом могли бы повести с ним разговор на греческом или на латыни! Я принес вам рукопись, сэр!

Маккулатур. Сказать по чести, этим не разживешься. Что же вы принесли мне? Оперу?

Лаклесс. Можете назвать это оперой, если желаете, я-то называю это кукольным представлением.

Маккулатур. Что?! Кукольным представлением?

Лаклесс. Да-да. И его нынче же вечером будут играть в Друри-Лейн [44].

Маккулатур. Это как же? Кукольное представление – и вдруг в драматическом театре?

Лаклесс. Так ведь наши драматические театры давно уже превратились в кукольные.

Маккулатур. Возможно, оно и вправду будет иметь успех. Конечно, если мы сумеем сочинить подходящий титульный лист. Я, пожалуй, заключу с вами сделку – заходите в кабинет. А вы, господа, можете пойти пообедать.

Входят Джек Пудинг и барабанщик в сопровождении толпы.

Джек Пудинг. Спешим довести до сведения всех дам и господ и прочего люда, что нынче вечером в Королевском театре Друри-Лейн состоится премьера кукольного представления под названием «Столичные потехи». Вам покажут спектакль о делах при дворе государыни нашей Ахинеи с превеликим множеством песен, танцев и различных дивертисментов, а также вы услышите разные смешные и занимательные шутки, кои сочинили Некто и Никто. Еще перед вами появятся Панч и жена его Джоан, в исполнении артистов шести футов ростом [45]. Боже, спаси короля!

Барабанная дробь.

Встречаются Лаклесс и Уитмор; в руках у второго газета.

Уитмор. Ба, Лаклесс! Как я рад нашей встрече. А ну-ка, потрудись заглянуть в этот листок – ручаюсь, ты потеряешь всякую охоту к сочинительству.

Лаклесс. А что это? Ах, объявление о моем спектакле!

Уитмор. О твоем?

Лаклесс. Ну да. Я воспользовался твоим утренним советом.

Уитмор. О чем ты, я в толк не возьму.

Лаклесс. Так вот. Недавно я отдал эту свою пьесу в один театр, где ее стали репетировать. Актеры отлично справлялись с ролями, но мы повздорили из-за пустяков, и я начал подумывать, не забрать ли ее. А когда еще Марплей отверг мою трагедию, я в сердцах начал переговоры с другим театром, и сегодня у них играют премьеру.

Уитмор. Что ж, желаю удачи.

Лаклесс. Но куда ты идешь?

Уитмор. Куда угодно, лишь бы не слышать, как тебя освистают! Впрочем, мне, наверно, следовало бы пойти с тобой, чтобы быть свидетелем твоего провала.

Лаклесс. Сделай милость, не оставляй меня в этот трудный час. Обещаю тебе: если меня постигнет неудача, я больше не возьмусь за перо.

Уитмор. На таком условии я согласен. Но если на тебя обрушится возмущение толпы, я, как человек светский, буду свистать вместе со всеми.

Лаклесс. Нет, так не поступит человек, совершивший нынче утром столь несветский, столь великодушный поступок!…

Уитмор. Тогда, может, в благодарность ты не станешь напоминать мне об этом. Итак, я иду в партер.

Лаклесс. А я – за кулисы.

Уитмор уходит.

Лаклесс, Xэрриет.

Лаклесс. Ты, милочка Хэрриет?!

Харриет. Я шла в театр, чтобы разыскать вас. Я напугана до смерти. Когда я уходила, матушка моя разговаривала перед домом с каким-то странным человеком, который справлялся о вас. У него такой диковинный вид, что вокруг собралась толпа. Одежда на нем, какой я отродясь не видывала, а разговор все про королей, про Бантам [46] и прочие разные чудеса.

Лаклесс. Кто же это, черт возьми?!

Хэрриет. Небось кто-нибудь из ваших старых знакомых – судебный пристав, к примеру: вырядился этак, а в кармане, уж будьте покойны, ордер на арест.

Лаклесс. Ты роль свою хорошо помнишь?

Xэрриет. Помнила, пока этот тип не вышиб все у меня из головы. Боязно мне, что плохо сыграю.

Лаклесс. Это почему же?

Xэрриет. Да растеряюсь я непременно, особливо как начнут свистать.

Лаклесс. Ты же будешь в маске – так чего смущаться? А свистков тебе бояться нечего. Публика всегда благожелательна к молодым дебютанткам. Но – тсс! Сюда спешит твоя матушка – кажется, она нас видела. Прощай, милочка, и приходи поскорее в театр. (Уходит.)

Xэрриет и миссис Манивуд.

Xэрриет. Хорошо бы мне куда-нибудь скрыться, а то ведь она такой поднимет трезвон!

Миссис Манивуд. Так, распрекрасно! И все-то они вместе, и все-то они милуются! Вот он как шмыгнул в сторону, точно последний ворюга! И хорошо, что ушел, а то я б ему такое сказала!… Друг там один его у меня сидит – ждет его не дождется, и очень мне охота их вместе свести.

Xэрриет. Да неужто у вас хватит жестокости?!

Миссис Манивуд. Я – так жестокая!… А ты бы все хныкала да ныла, дуреха! Видать, нет в тебе ни капельки моей крови, бесстыдница ты такая! Значит, втюрилась, да?

Харриет. А разве это какое преступление, маменька?

Миссис Манивуд. Преступление, милочка, да еще в придачу – глупость! Разумной-то женщине что в мужчине любо? Его деньги! А этот, не иначе, задурил тебе голову своей поэтической мутью про розы-слезы да цветочки-мотылечки! Только про то и болтают, а потом, как не могут нам заплатить, бегут из дому с нашими дочками! Признавайся: небось думаешь, с милым рай и в шалаше? Эх ты, дура-дура! Так ведь он за твою любовь рассчитается не лучше, чем со мной за квартиру, вот увидишь! Коли ты решилась на нищенскую жизнь, так чего не пошла за каким-нибудь пехотным полком? Ну да, тебе пришлось бы, чего доброго, тащить на себе ранец, а здесь и ранца нести не нужно. Там бы тебе, пожалуй, в каком-нибудь походе пришлось схоронить с десяток мужей, а поэт, он – живучий! Этот если помрет, так от голода!

Харриет. Что ж, маменька, пусть я лучше умру от голода с любимым, чем буду кататься в карете шестерней с тем, кто мне постыл. А что до его чувств, то вам не посеять во мне подозрения после тех доказательств, какие он подарил мне.

Миссис Манивуд. Уже подарил?! Ох, я сейчас умру! Так он уже подарил тебе доказательства любви?

Xэрриет. Все, каких может требовать порядочная женщина.

Миссис Манивуд. Ну, если он подарил тебе все, каких может требовать порядочная женщина, то, боюсь, это будет поболее, чем порядочной женщине позволительно принять. Что говорить, с таким завидным жильцом у меня в семье ртов-то поприбавится! Глядишь, доживу до той поры, когда на Граб-стрит у меня появится с полдюжины внуков!

Миссис Манивуд, Xэрриет, Джек.

Джек. Сударыня, человек, которого вы приняли за бейлифа, на деле оказался очень важной особой. При нем много драгоценностей и всяких прекрасных безделушек. Он обещал мне двадцать гиней, если я покажу ему своего хозяина, а носильщикам портшеза роздал такую уймищу денег, что впору подумать – он замыслил баллотироваться в парламент от самого от Вестминстера [47].