Моя тайная война. Воспоминания советского разведчика - Пухова-Филби Руфина - Страница 35

Покидать Стамбул было грустно: это красивый город; кроме того, приходилось бросать более чем наполовину сделанную работу. Но соблазн попасть в Америку был велик по двум причинам: во-первых, я снова попадал в ту среду, где формировалась политика разведывательных организаций, а во-вторых, я получал возможность познакомиться с американскими разведывательными службами. В то время я уже начал понимать, что эти службы имели большее значение, чем соответствующие английские организации. Я даже не стал дожидаться согласия Москвы, и дальнейшие события оправдали мое решение. Никто не выразил сомнения в неограниченных возможностях моего нового назначения. Было решено, что я уеду в Лондон в конце сентября и, пройдя месячную подготовку, в конце октября отправлюсь в Америку. Общий контроль за отношениями между СИС и американскими службами в Лондоне осуществлял Джек Истон, и именно от него я получил большую часть инструкций. Я высоко оценил, хотя и не без оговорок, его знание всех тонкостей англо-американских отношений. Однако диапазон этого сотрудничества был настолько широк, что вряд ли нашелся хоть один ответственный работник во всей службе, который не принимал в нем участия, и у каждого были какие-то личные интересы, связанные с моим назначением. Меня под разными предлогами приглашали на ленч в разные клубы. Беседы за кофе и портвейном касались целого ряда предметов, но одно было общим для всех моих «друзей» — желание совершить бесплатную поездку в Америку. Я не разочаровывал их. Чем больше посетителей будет у меня в Вашингтоне, тем больше шпионов я буду знать, а это, в конце концов, было моей целью в жизни.

Из сжатых объяснений Истона стало ясно, что мой путь в Вашингтоне, вероятно, будет тернистым. Я должен был принять дела от Питера Дуайера, который провел в Соединенных Штатах несколько лет. Я знал его как исключительно остроумного человека, но мне предстояло узнать о нем еще многое другое. Во время войны он сумел решить щекотливую задачу, установив близкие личные отношения со многими видными руководящими работниками ФБР. Благодаря этим отношениям, сохранившимся и после войны, представительство СИС в Вашингтоне отдавало предпочтение ФБР в ущерб (как думали некоторые) ЦРУ. Поскольку ФБР, следуя политике примадонны Гувера, проявляло ребяческую чувствительность ко всему, что касалось ЦРУ, Дуайеру было очень трудно сохранять одинаковое отношение к обеим организациям, не подвергаясь нападкам со стороны своих старых друзей, обвинивших его в двурушничестве.

Одной из моих новых задач было нарушить это равновесие. ЦРУ и СИС договорились сотрудничать по широкому кругу вопросов, что неизбежно означало более тесную повседневную связь с Центральным разведывательным управлением, чем СИС обычно имела с ФБР. Конечно, открыто признавать такое изменение политики было нельзя. Следовательно, моя задача заключалась в том, чтобы укрепить связи с ЦРУ и ослабить их с ФБР, но так, чтобы последнее этого не заметило. Мне не потребовалось много времени на размышления, чтобы понять невыполнимость и абсурдность этой затеи. Единственно разумным курсом было сотрудничать с ЦРУ по вопросам, представляющим взаимный интерес, и не принимать близко к сердцу неизбежное раздражение сотрудников Гувера. Для этого мне не следовало показывать себя слишком умным, потому что расклад карт был не в мою пользу. Лучше прикидываться дурачком и извиняться за те ляпсусы, которые время от времени приходилось допускать в моем положении.

Инструктаж по вопросам контрразведки тоже вызвал у меня серьезное беспокойство. Его проводил со мной Морис Олдфилд, который сообщил факт первостепенной важности. Совместное англо-американское расследование разведывательной деятельности Советского Союза в США привело к следующему выводу: в 1944–1945 годах в английском посольстве в Вашингтоне, а также в атомном центре в Лос-Аламосе имела место утечка информации. Я ничего не знал о Лос-Аламосе. Но после быстрой проверки по списку сотрудников Министерства иностранных дел за соответствующий период у меня почти не осталось сомнений в отношении источника в английском посольстве.

К моему беспокойству примешивалось чувство облегчения. Дело в том, что еще в Стамбуле советский коллега задал вопрос, который не давал мне покоя несколько месяцев. Он спросил, не могу ли я как-нибудь выяснить, что предпринимают англичане в связи с одним делом, которое связано с английским посольством в Вашингтоне и которое вело ФБР. В то время я ничего не мог сделать, однако после беседы с Олдфилдом я, по-видимому, приблизился к самой сути вопроса. Через несколько дней это подтвердил мой русский коллега в Лондоне. Проверка в Центре не оставила у него сомнений в том, что информация из ФБР, о которой мы говорили в Стамбуле, и моя новая информация относятся к одному и тому же делу. Тщательное изучение документов на какое-то время несколько успокоило меня. Поскольку СИС формально не могла заниматься разведывательной работой в США, изучение фактов, ведущих к установлению источника утечки, находилось в руках ФБР. Надо сказать, оно проделало огромную работу, результатом которой явилось лишь колоссальное количество попусту исписанной бумаги. Ни сотрудникам ФБР, ни англичанам пока не пришло в голову, что в этом деле может быть замешан дипломат, причем дипломат довольно высокого ранга. Расследование было сосредоточено на недипломатическом персонале посольства, и особенно на тех, кто был принят на работу на месте, то есть уборщицах, дворниках, мелких служащих и т. д. Например, одной уборщице, у которой бабушка была латышка, был посвящен доклад в пятнадцать страниц, полный ненужных подробностей о ней самой, ее семье и друзьях, ее личной жизни и привычках. Это свидетельствовало об огромных ресурсах ФБР и о том, как бесполезно они расточались. Я пришел к выводу, что в срочных действиях необходимости нет, однако за делом надо постоянно следить. Во всяком случае, какие-то решительные меры обязательно нужно будет предпринять, прежде чем я покину Вашингтон. Одному богу известно, куда меня потом назначат.

Перед отъездом из Лондона меня вызвал шеф. Он был в превосходном настроении и развлекал меня рассказами о самых щекотливых случаях из области отношений между английской и американской разведками в годы войны. Эти рассказы оказались не просто праздными воспоминаниями. Шеф сообщил мне, что известие о моем назначении в Соединенные Штаты, по-видимому, расстроило Гувера. Я тогда считался довольно высокопоставленным сотрудником службы. На Дуайера (совершенно незаслуженно) смотрели иначе. Гувер подозревал, что мое назначение предвещает нежелательную деятельность СИС в Соединенных Штатах.

Чтобы рассеять его опасения, шеф послал ему телеграмму, заверив, что не имеет намерения менять политику СИС. Мои обязанности ограничиваются вопросами связи с американскими службами. Шеф показал мне телеграмму и посмотрел на меня в упор. «Это, — сказал он, — мое официальное послание Гуверу. — И после короткой паузы добавил: — А неофициально… поговорим за ленчем у Уайта».

В конце сентября, когда моя подготовка была в основном закончена, я отплыл на пароходе «Карония». Проводы были запоминающимися. Первое, что я увидел на туманной платформе вокзала Ватерлоо, были огромные усы, а за ними показалась голова Осберта Ланкастера. Теперь я знал, что в дороге у меня будет хороший компаньон. Прежде чем мы отчалили, меня вызвали к телефону. Звонил Джек Истон. Он сообщил, что Дуайер только что телеграфировал о своей отставке. Причины этой отставки были для меня неясны. Наконец в мою каюту внесли ящик шампанского с карточкой от одного богатого друга. Я начал чувствовать, что моя первая трансатлантическая поездка будет приятной.

Первую ошибку я совершил почти сразу же по прибытии в территориальные воды США. На катере лоцмана прибыл приветствовать меня представитель ФБР. Я угостил его бокалом шампанского, которое он без удовольствия потягивал, пока мы вели светский разговор. Позже я узнал, что сотрудники ФБР, почти все без исключения, гордились своей обособленностью и своими привычками, корни которых лежали в их простом происхождении. Один из первых высокопоставленных людей Гувера, с которым я познакомился в Вашингтоне, утверждал, например, что его дедушка был лавочником в Хоре-Крике в Миссури. Поэтому все они пили виски, а пиво — в качестве легкого напитка. В противоположность им сотрудники ЦРУ разыгрывали из себя космополитов. Они любили посмаковать абсент, а бургундское подавалось чуть выше комнатной температуры. Это не просто пустой разговор. Это одно из свидетельств глубокого различия в общественных взглядах двух организаций, что, по крайней мере отчасти, является причиной трений в их отношениях.