Моя тайная война. Воспоминания советского разведчика - Пухова-Филби Руфина - Страница 29

Вскоре мои мысли пошли по другому руслу. Дело было настолько деликатным, что по настоянию шефа я должен был лично заняться им. Но решения, принятые в Лондоне, должны были осуществлять наши люди в Стамбуле. Я не мог руководить их действиями изо дня в день посредством медленной дипломатической почты. Дело вышло бы из-под моего контроля, что могло бы привести к непредвиденным последствиям. Я все больше убеждался в том, что сам должен быть в Стамбуле и проводить тот курс действий, который предложу шефу. План этих действий сам по себе не требовал особых размышлений. Я встречусь с Волковым, укрою его с женой в одном из безопасных мест в Стамбуле, а затем переброшу их с молчаливого согласия турок или даже без него на контролируемую англичанами территорию Египта.

Спрятав документы в личном сейфе, я покинул Бродвей с твердым решением прежде всего рекомендовать шефу послать меня в Стамбул для продолжения разбора дела на месте. В тот вечер я работал допоздна. Ситуация требовала принятия экстренных и чрезвычайных мер. Эти меры были приняты: в Москву полетело срочное сообщение особой важности. На следующее утро я доложил шефу, что, хотя в картотеке есть данные на нескольких Волковых, ни один из них не идентичен Волкову из Стамбула. Я повторил также, что в потенции дело имеет громадное значение. Сославшись на неоперативность дипломатической почты, я несколько неуверенно предложил послать кого-нибудь из Лондона в Стамбул после соответствующего инструктажа и поручить разобраться в деле на месте. «Я как раз об этом думал», — ответил шеф. Но, пробудив во мне надежду, он тут же развеял ее. Он сказал, что накануне вечером встретил в клубе бригадира Дугласа Робертса, который был тогда начальником регионального филиала МИ-5 (по Ближнему Востоку) в Каире и в это время заканчивал дома свой отпуск. Он произвел на шефа хорошее впечатление, и тот решил просить сэра Дэвида Петри, начальника МИ-5, послать Робертса в Стамбул и поручить ему заняться делом Волкова.

Я не мог найти каких-либо возражений против этого предложения. И хотя я не был очень высокого мнения о способностях Робертса, он обладал всеми необходимыми для такого дела качествами. Он был в высшем офицерском чине, и его бригадирский мундир, несомненно, произвел бы на Волкова впечатление. Он знал этот район и был связан с турецкими секретными службами, сотрудничество с которыми могло оказаться необходимым. Кроме того, он свободно говорил по-русски — бесспорный довод в его пользу, так как Волков не владел иностранными языками. В подавленном настроении я обсуждал с шефом другие аспекты дела, прежде всего вопрос о согласованности нашего плана действий с Министерством иностранных дел. Когда я уходил, шеф обещал вызвать меня после полудня: он надеялся в течение утра встретиться с Петри и Робертсом.

Во время обеденного перерыва я клял судьбу, которая накануне свела шефа с Робертсом. Казалось, я ничего уже не мог предпринять. Мучимый неизвестностью, я вынужден был предоставить событиям идти своим ходом: надеялся, что работа, проделанная мною накануне вечером, даст результаты раньше, чем Робертс сумеет приступить к делу. Но я получил еще один урок житейской философии.

По возвращении в Бродвей я был вызван к шефу, который уже ждал меня. Он был расстроен и сразу же начал рассказывать, что произошло. С первых слов я понял: судьба, которую я проклинал, неожиданно повернулась ко мне лицом. Оказалось, что Робертс, будучи в общем бесстрашным человеком, питал непреодолимое отвращение к самолетам. Он решил отправиться пароходом из Ливерпуля в начале следующей недели, и никакие доводы шефа и Петри не смогли заставить его изменить свои планы. Итак, мы вернулись к тому, с чего начали утром.

Вначале я надеялся построить беседу так, чтобы шеф сам предложил мне лететь в Стамбул, но эпизод с Робертсом побудил меня действовать решительнее. Я сказал, что в связи с отказом бригадира могу лишь предложить свою кандидатуру вместо него. Мне не потребуется много времени, чтобы проинструктировать своего заместителя по наиболее важным вопросам, и я смогу вылететь, как только будут завершены необходимые формальности. Шеф согласился. Мы вместе отправились в Министерство иностранных дел, где я получил письмо к Ноксу Хелму, в котором ему предлагалось оказывать мне всяческую поддержку в осуществлении моей миссии.

Я зашел еще к генералу Хиллу, начальнику нашего шифровального отделения. Он снабдил меня персональным единовременным кодом и поручил одной из девушек помочь мне освежить в памяти правила пользования им. Это вызвало небольшую задержку, но зато я смог еще раз обдумать план предстоящих действий в Стамбуле. Через три дня после поступления документов из Турции в Бродвей я занял место в самолете, вылетавшем в Стамбул через Каир.

Мой сосед оказался неразговорчивым. Несколько других попутчиков ненадолго сумели отвлечь меня своей болтовней. Полет всегда наводит на размышления, а мне было о чем подумать. Мои мысли занимал один вопрос, который был мне непонятен тогда и остался непонятным по сей день, а именно: почему английское посольство в Турции, Министерство иностранных дел, шеф и сэр Дэвид Петри отнеслись так странно к опасениям Волкова в отношении телеграфной связи? Почему они воздержались от отправки телеграмм лишь по делу Волкова, тогда как телеграфная переписка по всем другим вопросам, включая многие совершенно секретные, велась так же беззаботно, как и прежде? Если поверили предупреждению Волкова, то надо было сделать вывод, что вся телеграфная связь стала опасной. Если же ему не поверили, то надо было срочно послать шифротелеграммой указания нашей резидентуре в Стамбул о необходимых действиях по делу Волкова. Получалось, что предупреждение Волкова привело лишь к задержке на две-три недели решения по делу, в котором он сам был заинтересован. Ответ на этот вопрос скрывался, видимо, в психологии нелогичного мышления. Не будучи специалистом в области кодов и шифров, я решил, что не мое дело привлекать внимание к явной непоследовательности поведения СИС, тем более что предо мной стояли неотложные проблемы.

С Министерством иностранных дел было согласовано, что для восстановления контакта с Волковым и организации встречи с ним я могу использовать Пейджа. На встречу я должен был пойти с первым секретарем посольства Джоном Ридом, который раньше служил в Москве и говорил по-русски. Этот план должен был утвердить посол сэр Морис Питерсон, которого я знал по Испании. Но Министерство иностранных дел настоятельно требовало, чтобы я сначала обратился к советнику Хелму. Хелм начал службу в консульстве и до сих пор сохранил щепетильное отношение к вопросам статуса и протокола. Я не предвидел никаких затруднений с Хелмом, но, как оказалось, был не совсем прав. Вся сложность проблемы, как мне казалось, состояла в том, что встреча с Волковым должна произойти в присутствии Рида. Если она состоится, Рид переживет сильнейшее потрясение, когда Волков начнет называть имена советских разведчиков, действующих в английских государственных учреждениях. Было бы актом милосердия, думал я, избавить его от подобных сюрпризов. Но как это сделать?

Очевидно, быть уверенным в успехе нельзя. Но я считал, что есть небольшой шанс, если я сумею правильно сыграть свою игру. Первым делом нужно убедить Рида, что моя миссия имеет строго ограниченные цели; что я не уполномочен обсуждать с Волковым детали его информации; что если он сделает свои разоблачения преждевременно, то есть до того, как окажется на английской территории, это, безусловно, будет опасно для него; что поэтому мне поручено любой ценой не допускать отклонений от беседы в эту сторону и что я прибыл в Стамбул лишь для того, чтобы доставить Волкова в безопасное место, где его смогут допросить более компетентные люди. Я надеялся также запутать Рида, намекнув ему, что Волков может оказаться провокатором, и было бы неразумно давать ход его информации, пока мы не убедились в ее достоверности. Мне казалось, что ничего лучшего придумать я не смогу.

Специалист, конечно, не оставил бы камня на камне от моей «аргументации». Но Рид не был специалистом, и он мог попасться на эту удочку.