Невинная для разбойников - Минт Реджи - Страница 7

От воспоминаний снова стало жарко, и Оливия уставилась в окно, чтоб отвлечься.

Одни разбойники носили дрова для печей и костров, вторые кашеварили, третьи занимались починкой одежды и оружия.

Огромный кузнец, лениво потягиваясь, вышел из шалаша и на другой стороне поляны растопил горн. Вскоре по лесу гулко стал разноситься грохот молота. Похоже, что разбойники ей не соврали – лагерь действительно был в самой глуши, иначе бы кто-то уже донес ее отцу об услышанной лесной кузнице.

Когда солнце встало в зенит, в дверь кареты гулко стукнули. Оливия сначала вжалась в сиденье от испуга, а потом потянулась и открыла задвижку. Внутрь сунулся худой и хмурый разбойник и протянул ей обед: миску с похлебкой, хлеб и печеную репку.

– Главные сказали, что ты, светлость, можешь ходить по поляне и не бояться. Никто не тронет, – проворчал он и сострил: – А то от сидения в каретах цвет лица испортится и цена упадет. Воду возьми там, видишь, где синий шатер. Если надобно вина – то это к вожакам, нам такое не положено. Дальше поляны не ходи – только если к ручью, он вот там. Попробуешь сбежать – шкуру спустим, не посмотрим, что благородная. Ну чего дрожишь? Миску-то бери!

Оливия послушалась, тихо сказав “спасибо”.

Охранник кивнул и убрался вон.

Дверь закрылась, а Оливия наконец смогла поесть спокойно.

На удивление, попадание в плен улучшило аппетит, и если раньше, в замке, она могла от силы съесть пару кусочков овощей и выпить чашку бульона, то сейчас миска опустела так быстро, словно обедала не благородная девица, а крестьянка.

Потом она заново переплела волосы, застегнула подаренные башмачки и выбралась из кареты. Нужно было раздобыть себе сменную одежду. Пока в груди хватало решимости на разговор с разбойниками.

Охранники внимания на нее особо не обратили, покосились только, но окликать не стали. Пришлось заговорить самой, потому что ходить в грязном платье и старом белье было непривычно и неприятно.

– Милостивые судари, – осторожно обратилась Оливия, не зная, как правильно говорить с разбойниками. Не разбойниками же их называть.

– Мы не милостивые, – засмеялись в ответ. – Мы лихие. Чего тебе, светлость?

– Мне нужно сменное платье и другие мои вещи, судари.

– О, ну это не нам решать. Поищи Талера или Ройса. Пусть сами думают, надо ли тебе давать что-то из наших вещей.

Оливия предпочла не спорить и не возмущаться: все равно отбить почти у полусотни здоровенных бойцов свои платья она не сможет, а значит, остается только просить. И надеяться на скорое освобождение.

При мысли о герцоге, который должен вернуться с выкупом, в груди привычно похолодело.

С одной стороны, выкуп означал конец страхам и страданиям, с другой – начало новой и не совсем счастливой жизни, возможно, еще более ужасной, чем пребывание в плену.

– А где мне их найти?

Охранник лениво махнул в сторону логова на дубе.

Оливия нерешительно поставила ногу на узкую ступеньку.

Вчера, испуганная и усталая, она легко вскарабкалась туда в сумраке, а сейчас при свете дня поняла – путь опасен. Ступеньки-дощечки были неровные и держались кое-как. Расстояние между некоторыми из них было слишком большим.

Она замялась и поняла, что все охранники теперь смотрят на нее: полезет она или струсит? Это решило дело. В конце концов, бароны де Соль никогда не сдавались. Во всяком случае, так гласили семейные легенды.

Оливия, перехватив подол, осторожно поставила ногу на вторую ступеньку и, стараясь пореже смотреть вниз, быстро поднялась на дощатый настил, ведущий к логову.

Что сказать этим бандитам? Как упросить их вернуть ей вещи? На ум, как назло, лезли только подсмотренные утром неприличные сцены, а в ушах звучало тяжелое мужское дыхание. И сладкие стоны.

Осторожно ступая по шатким доскам, Оливия дошла до входа, отодвинула занавесь и заглянула внутрь.

Со вчерашнего вечера тут мало что изменилось. Только огонь в печи погас, да кто-то спал, раскинувшись на топчане. Когда глаза привыкли к полумраку комнаты после яркого солнца, Оливия разглядела, что это Талер.

Он лежал на животе, спрятав лицо в сгибе локтя, полуголый – только в суконных темных штанах.

По его спутанных кудрям скользил солнечный зайчик, а широкая мускулистая спина мерно вздымалась. Талер спал крепким сном.

Оливия сначала хотела шагнуть назад, но передумала.

Осталась.

Любопытство – какое-то странное, раньше ей несвойственное, зудело внутри. Захотелось подойти и поближе рассмотреть разбойника. И побороть свой страх перед ним.

Стараясь ступать бесшумно, Оливия прошла по скрипучим доскам, замирая от каждого резкого звука.

Мужчина на топчане не пошевелился.

Оливия встала рядом, безнаказанно рассматривая. А посмотреть было на что. В который раз сожаления о том, что ее жених и вполовину не так хорош, коснулись сердца.

Спина Талера – очень широкая и мускулистая, была исчерчена старыми белыми шрамами, и один более свежий тянулся по ребрам слева. Мощная бычья шея, вьющиеся волосы прикрывали лицо, и видна была лишь резко очерченная скула.

К плечу прилипла соломинка, а над низко сползшим, до неприличия, поясом штанов были две ямочки.

Под деревом внизу кто-то начал громкий разговор, и раздался взрыв хохота.

Оливия замерла, думая, что Талер сейчас проснется, но тот даже не пошевелился – плечи по-прежнему мерно поднимались и опускались.

Оливия смотрела на него, как крольчонок на змею, не в силах отвести взгляд.

Очень хотелось коснуться сильной спины, ощутить под пальцами железные мускулы. Провести по плечу и ниже.

Боже, да что с ней такое? Неужели один вырванный силой поцелуй и подсмотренное непотребство сделали ее такой распущенной? Распутной и грязной? Или это потому, что скорая свадьба обещает быть совсем не такой, как ей виделось в мечтах?

Вряд ли будущий супруг вызовет в ней такой горячий отклик, как эти случайно встретившееся на пути мужчины.

Оливия вспомнила прикосновения своего жениха и вздрогнула. Вот уж по чему она не успела соскучиться! Хотя если он уехал вчера ночью и с ним ничего не случится по дороге, то в свои владения он въедет только сегодня вечером, а в замке будет лишь к утру.

Деньги… тридцать тысяч – очень серьезная сумма. Да, честь и репутация дороже, но внутри Оливии не жила уверенность, что герцог решится отдать за нее столько золота.

Может, предложить разбойникам написать ее отцу? А что может дать он? Источенные мышами ковры и винные полупустые бочки? Сообщать батюшке и просить его заплатить – глупо. Он скорее сядет на коня и станет обшаривать все чащобы в поисках дочери, пока в сумерках не споткнется и не сломает шею. Несмотря на то, что от отца были одни проблемы, подобной судьбы Оливия ему не желала.

Внизу снова захохотали. Оливия вздохнула, присела на краешек топчана. И что делать? Будить Талера и просить, чтобы вернул платья? Какие слов подобрать? А если он откажет, тогда как быть – спускаться вниз под презрительными взглядами бандитов?

Оливия хотела рассмотреть лицо и осторожно потянулась, чтобы убрать упавшие на щеку пряди… и вскрикнула – потому что на ее запястье сомкнулась железная хватка пальцев, а ее саму тут же вжали в топчан и навалились сверху. Всем весом, так, что разом стало трудно дышать.

– Соскучилась по мне, крошка?

9.

Лицо Талера внезапно оказалось так близко, что Оливия ощутила щекой его горячее дыхание.

– Я…

– Ну? – Талер и не думал освобождать ее, напротив, втиснул в топчан еще сильнее и ухватил за горло, сжал, скорее угрожая, чем желая навредить. – Пришла убить меня?

– Нет!

– Тогда зачем?

Талер внимательно и цепко рассматривал Оливию, словно она была ритуальной жертвой на алтаре, а он поднявшимся из преисподней демоном. Демоном с серыми холодными глазами. У Оливии перехватило дыхание, а во рту внезапно стало сухо. Сердце заколотилось, как у крольчонка.

– Я хотела…