Долгорукий. Суетолог Всея Руси. Том 2 (СИ) - "Архимаг" - Страница 6

Мила надула губки и бросила на меня обиженный взгляд. Она явно не хотела уходить и оставлять меня один на один с князем. Но отец посмотрел строго, и княжна не посмела перечить.

Настя фыркнула и встала из-за стола одним грациозным движением. Окинув презрительным взглядом обстановку, будто все здесь было ниже ее достоинства, она выплыла из столовой. Вера потопала следом, осторожно топая каблучками.

Как только все три девушки вышли, атмосфера в комнате сразу изменилась. Слуги тенью скользнули за дверь, оставив нас с князем наедине. Даже шторы на приоткрытых окнах перестали шевелиться, словно резко стихли сквозняки.

— Говорите спокойно, — спокойно сказал князь, заложив ногу на ногу. Его пальцы постукивали по столу, выдавая легкое нетерпение, — Никто ничего не услышит. Слово князя.

Сказав это, он достал из нагрудного кармана блокнот и ручку и что-то быстро записал. Как будто делал пометку.

Он применил свой Дар? Я уже видел однажды, как Пушкин делал какую-то запись в свой блокнот.

Я огляделся. В полумраке комнаты атмосфера стала еще более загадочной. Сквозь приоткрытое окно доносился шелест листвы. Раздались быстрые хлопки крыльев — где-то рядом пролетела птица.

— Мы, к слову, кажется, еще не обсуждали вашу награду за спасение княжны Милославы, — произнес Пушкин задумчиво.

— Что вы, князь, пустое, — я махнул рукой, — Я спас Милу не ради награды, а потому что не мог по-другому.

— В высшей степени благородный поступок, — кивнул Пушкин, — Так о чем вы хотели поговорить?

— О двух вещах, — сказал я, — О Миле и о вашем поместье.

— О, вот как, — он приподнял бровь.

— Это, наверное, немного трудно будет объяснить, — задумчиво произнес я.

— Ну вы уж постарайтесь, — Пушкин поднес ко рту чашку чая.

— Знаете ли вы про Тёмного бога, которого я одолел?

— Простите? — Пушкин неторопливо отхлебнул из кружки, — Вы, однако, издалека зашли… Мила упоминала о некой большой Аномалии, которую вы одолели. Но я не знаю, насколько можно верить ее словами. Культисты, по словам Милы, накачали ее какими-то наркотиками.

Значит, он не в курсе. Ну и правда, откуда он может знать? Орешкин все подчистил. Начальник ИСБ хоть и обещал, что когда-нибудь все узнают про мой подвиг, но когда это счастливое время еще наступит?

— Сектанты из культа Возвышенных в ту ночь собирались не просто меня убить. Они хотели принести нас с Милой в жертву своему Темному богу и воскресить его.

И я вкратце пересказал ему историю своей победы над Тёмным богом. Умолчал лишь об истинной природе моей силы. Всё списал на пробудившуюся силу рода Долгоруких.

Пушкин внимательно слушал меня, не пропуская ни слова. Вдруг краем глаза я заметил движение.

Из-за тяжелой бархатной шторы выглядывал силуэт. Судя по контуру груди и бёдер это была княжна Настя!

Она бесшумно выбралась из-за занавески и, цепляясь руками и ногами, начала быстро ползти по потолку, как настоящий человек-паук. Опять свои эффекты электромагнетизма подрубила?

На ее лице застыла хищная усмешка. Видимо, Настя решила подслушать наш разговор с Пушкиным. Она явно считала, что я ее не заметил.

Но я внимательно следил за ней краем глаза, делая вид, что полностью сосредоточен на беседе. Я понизил голос, чтобы она точно ничего не расслышала. Пушкин нахмурился и наклонился ко мне, чтобы не пропустить ни слова. Появления Насти, он, кажется, не заметил.

Настя тихо чучундрила в полумраке, передвигаясь по стыку потолка и стены, стараясь добраться поближе к нам. Ее длинные черные волосы свисали вниз, едва покачиваясь.

В какой-то момент она оказалась в паре метров от меня и Пушкина. Тут Настя замерла, впившись пальцами и ногтями в лепнину, и напряженно вслушивалась. Ее глаза азартно блестели, ноздри трепетали при каждом нашем слове…

Рядом с Настей находилась большая настенная картина. Внезапно она отъехала в сторону. Из темноты прохода высунулась изящная ручка с красным маникюром, схватила Настю за шкирку и утащила в темноту. Княжна Демидова даже пискнуть не успела. Картина беззвучно вернулась на место.

Я едва сдержал улыбку. Руку я сразу же узнал, она принадлежала княжне Миле.

Вот уж не думал, что у Пушкиных в доме есть потайные ходы. До меня долетел приглушенный сдавленный писк и возня. Кажется, девчонки снова поцапались в своих потайных ходах.

Пушкин с удивленным лицом обернулся в сторону картины.

— Кошка, что ли, опять в вентиляцию попала? — с удивлением произнес он.

Я удовлетворенно кивнул. Шуршание Милы я тоже услышал заранее, а потому никаких действий не предпринимал. Хотелось увидеть, что произойдет дальше.

— Да, наверное, кошка, — ответил я невинным тоном, — Уж больно шустрая. Сама забралась и теперь не может выбраться, бедняжка… Надеюсь, хозяйке удастся ее вытащить, — добавил я добродушно, — Ну или сама выберется. А то эти усатые плутовки иногда такие проказницы!

Пушкин усмехнулся в ответ на мою реплику. Он явно купился на легенду про кошку, не заподозрив неладное.

Тем временем за картиной снова послышался возмущенный писк Насти и сдавленное хихиканье ее похитительницы. Кажется, любопытной княжне досталось по первое число…

Смех был очень тихим и приглушенным. Обычный человек не смог бы его различить. Кажется, Мила уволокла Настю куда-то далеко по тоннелям.

— В общем, о чем это мы… Короче, ваша дочь одержима этим Темным богом, — сказал я, решив долго не ходить вокруг да около, — После того, как я его уничтожил, Темный бог переселился в Милу. Её тело идеально для него в качестве сосуда.

Князь Пушкин побледнел как полотно и чуть не уронил челюсть в чай.

— Что⁈ Моя Мила… одержима чудовищем⁈ — воскликнул он, вскакивая со стула.

Князь нервно заходил по комнате, то хватаясь за голову, то сжимая пальцы до побелевших костяшек.

— Этого не может быть! Моя милая, нежная девочка… Нет, вы наверное ошиблись! — лихорадочно бормотал он.

Но встретившись со мной взглядом, Пушкин понял — я не лгу. Он тяжело опустился обратно на стул и уронил голову на руки.

— Как такое могло случиться? — простонал князь глухо, — Я-то думал, что всё кончилось. Моя Мила… моя нежная и трепетная крошка…

Мы продолжали беседу с князем Пушкиным, как вдруг беззвучно отъехала в сторону другая картина на стене. В образовавшемся проходе предстала забавная сцена — Мила, нежная и трепетная крошка по версии её отца, оседлала Настю и пыталась задушить её диванной подушкой, попутно трепля за волосы. Настя отчаянно отбивалась, размахивая руками и ногами.

И всё это происходило совершенно бесшумно — девушки использовали покров Одаренного, чтобы глушить любые звуки, исходящие от них. Кажется, попасться на глаза князю им обеим не хотелось.

Тем не менее я всё прекрасно слышал. Ну потому, что я — это я.

— А ну отпусти, мегера рыжая! — верещала Настя, пытаясь столкнуть с себя разъяренную Милу.

— Будешь знать, как подслушивать, стерва! — орала в ответ Мила, еще крепче вцепившись в подушку.

Девушки катались по полу прохода, то и дело меняясь позициями. Юбки периодически задирались до неприличия, открывая кружевные… кхм… скажем по-боярски, панталоны. Красные у Насти и белые у Милы. И все с гербами, словно княжескими знаками качества. Раскрасневшиеся от борьбы княжны выглядели одновременно смешно, мило и устрашающе.

Князь Пушкин, кажется, что-то всё-таки услышал. Он нахмурился и начал оборачиваться на шум. Но я в мгновение ока ускорился, вернул картину на место и вновь уселся напротив князя. Как ни в чем не бывало.

Князь некоторое время разглядывал картину с подозрением, затем пробормотал что-то вроде: «Ох уж эти кошки».

Я с ним был полностью согласен, эти две кошки, черная с рыжей, обнаглели до крайности. У меня важный разговор, а они чучундрят вокруг по тайным ходам со своими кошачьими разборками.