И аз воздам - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 50

– Получи, фашист, гранату! – Петр Христианович развернул руку и навершием рукояти кортика знаменитого адмирала впечатал вайнаху в челюсть со всей силы.

«Альпинист» с веревкой стал заваливаться. Смотреть, насколько удачным будет встреча его тушки с землей, времени не было. Брехт крутанулся на ноге и на пару мгновений опередил бросившегося на него подранка. Не обоерукий боец попался, просто бежал, выдвинув вперед руку с кинжалом, с какими-то очумевшими глазами. Ну, Брехта правильные товарищи учили, смотреть нужно не на оружие, а в глаза противнику. Оружие обманет, а глаза нет. Кто там сказал, что глаза зеркало души? Vultus est index animi[20]. Марк Тулий Цицерон народу, читающему, об этом поведал. Толстой просто забыл, что под цитатами нужно автора указывать. Так вот, глаза вильнут в ту сторону, куда потом последует рука, раньше. А у вайнаха в странной шапке глаза были пустые и смотрели куда-то в будущее. Уже в раю был.

Петр Христианович опять не стал горца убивать. Это как-то неправильно, зачем свою душу лишней смертью отягощать. Отступил на шаг и пнул пробегающему мимо товарищу под коленку. Человек со шрамом споткнулся, выронил злополучный кинжал и кувыркнулся в кучу веток. Очевидно, кто-то собирал хворост, но сразу весь вывезти не смог, или вынести.

– Урус, дэIэпыкъун[21].

Брехт обернулся на голос. Черкес сидел на спине поваленного им третьего вайнаха и пытался удержать его.

Эх, наручников нет. И веревки с собой… Стоп. Веревка-то есть. Петр Христианович вернулся скачками, подобрал у ног бесчувственного «альпиниста» веревку и поспешил на помощь телохранителю. Вдвоем быстро получилось управиться. И тут как раз голубые гусары набежали. Ну, лучше поздно, чем никогда. Общей массой троих побитых пастухов спеленали. А раненому даже перевязку сделали, как их в течение всего похода Брехт и учил, промыли простой водой, потом полили из специального кувшина хлебным вином, потом мазь ведьмы Матрены наложили и только тогда замотали чистым бинтом, точнее куском белой льняной ткани.

На руках слабо барахтающихся покусителей на графа Витгенштейна понесли в лагерь, а Петр Христианович, рыкнув на телохранителя, за кучу хвороста спрятался, после пробежек и прыжков совсем прижало.

Возвращался в галдящий и гомонящий лагерь Брехт не спеша. От целого дня в седле, а потом этих скачек с вайнахами по лесу совсем ослаб, выброс адреналина закончился и ноги подкашивались. Плелся… как-нибудь. Еще нужно допрос с пристрастием учинять, кто такие, зачем на засранцев охотились? Вот и плелся. Крики, кровь, угрозы, проклятия, ну, может, кому и в радость слышать крики врага, но Брехт хоть и не пацифист, но удовольствия от этого не испытывал.

Оказалось по приходу в лагерь, что ничего этого делать уже не надо. Информацию добыли, и даже все трое пленников остались живы, и ни уши не отрезаны, ни глаза не выколоты, да, чудеса, но и пальцы все на месте. Даже не интересно. Допрос учинил сам пщы Эльбуздуков. В переводе на русский и с отсеиванием словесных идиоматических и нецензурных оборотов выходило следующее.

Это трое пастухов и родственников, но не братьев, которые работают на князя Мудара. Они ему и так должны были около пятидесяти ахча, а тут в горах буря была, и они овец всех не уберегли, почти десяток потеряли. Князь на них кричал и угрожал, и потребовал хоть из-под земли, но деньги найти и с ним в течение месяца рассчитаться. Денег бедным чабанам взять неоткуда, и тогда один из них, тот который со шрамом на скуле, по имени Амирхан Акаев, предложил сходить к Тереку и захватить рабов парочку. Это должно их долг князю Мудару компенсировать. Сказано – сделано. Пошли. Первым им попался мужчина русский, который в лесу собирал хворост, но он увидел вайнахов и убежал, не смогли его людоловы поймать. А тут они увидели русского офицера, всего в золоте и с орденами на груди. Все же знают, что ордена из серебра делают, вот Акаев и предложил русского убить, а одежду с орденами забрать. Ну, и понятно, чем закончилось.

Прямо разжалобила Брехта эта история. Так и захотелось ребятам бедным-несчастным помочь. Дать им тысячу рублей, извиниться за причиненные неудобства, еще и по коню хорошему дать, чтобы быстрее домой добрались. Бог же велел помогать сирым и убогим. Вон, в России, сколько нищих и всем народ денежку подает. Даже и не задумываясь, что это профессиональные нищие на девяносто процентов, и денег у них в разы больше, чем у подающего.

Ладно. Быстро перехотел Брехт все это исполнять, кроме последнего. Ну, в смысле одного коня дать. Для скорости.

– А скажи, Амирхан, – обратился Брехт к порезанному им горцу, – этот твой князь Мудар, он богат? У него есть воины? – Ну, не расстался еще Петр Христианович с мыслью кроме черкесов в конвой императора и чеченцев заполучить. А тут выяснилось неожиданно, что шейх Мансур не всю аристократию развоплотил, остался по крайней мере один какой-то князь Мудар.

– Очень богат! – Чего уж, для нищего чабана хозяин отары, которую он пасет, точно богач.

– А скажи, Амирхан, как теперь ты собираешься долг отдавать князю Мудару? – опять через переводчика кабардинца спросил товарища в странной шапке граф.

– Бу-бу-бу.

– Да не надо, не переводи, и так все ясно. Бу-бу-бу – это плохо. А скажи мне, Амирхан, если я дам тебе коня, ты сможешь за два дня добраться до своего князя?

– Доберусь. Я…

– Да подожди, дорогой. Этих двух родичей твоих я оставляю в заложниках. Аманатах. Приедете с князем вашим, и я отпущу их и заплачу за вас долг. Мне нужно, чтобы ты передал князю Мудару мою просьбу. Я хочу нанять для охраны императора Александра конвой из горцев, в том числе и из вайнахов, мне нужно двадцать человек. Каждому воину будут платить в месяц по сто рублей. Это большие деньги, можно купить… Да много чего можно купить. Четыре хороших ружья можно купить. Кроме того, 15 сентября состоится коронация Александра в Москве, и я приглашаю вашего князя быть на ней гостем. Все расходы по его переезду и проживание в Москве беру на себя. Если он согласен, то пусть подъезжает дней через пять к тому месту, где река Сунжа встречается с рекой Аргун. Воины, если твой князь согласится, должны быть в красивой национальной одежде и вооружены кинжалами и ружьями. Они должны понравиться русскому царю. И еще передай, что стаду неправильно быть без пастуха. Вайнахам нужен вождь. Пусть князь Мудар подумает над этим.

– Я поеду прямо сейчас, – подскочил Амирхан Акаев.

– Хорошо. Береги руку, Сеня.

Тугудым, тугудым.

Событие шестьдесят девятое

Грозный будущий не миновать, именно по этому месту проходит дорога через несуществующий еще Хасавюрт к Махачкале, тоже пока несуществующей. Пока там город Тарки. Здесь в шести верстах от входа в Ханкальское ущелье (урочище Хан-Кале) и будет Ермоловым крепость заложена. Место и сейчас не пустынное, в Чечне не много равнин и каждая освоена земледельцами. Освоены и горы, там террасное земледелие развито. Уж в чем, в чем, а в трудолюбии вайнахам не откажешь. Это ущелье между двумя невысокими хребтами генерал Ермолов выбрал не случайно. Крепость запирала в него вход и отделяла горные районы от равнинных. Мимо не пройти. Опять же река.

Насколько Брехт понимал, климат здесь уже континентальный. От моря Черного эта равнина отделена горами и зимой тут, должно быть, холодно, ну, относительно холодно, дуют с северных степей ветра, а летом жарко. И без воды как крепость оборонять?

Осадки тоже горы с моря не пропускают, а потому земледелие здесь ведется с использованием арыков. Прямо сетью оплели всю равнину. Даже дорогу, по которой они въехали сюда, и то пересекали, прикрытые шаткими деревянными мостками. Зря генерал Витгенштейн переживал, посланцы от князя Марата Карамурзина свое дело сделали, именно здесь у селения Аммир-Аджа-Юрт их ждали вайнахи, которые решили поучаствовать в соревновании в стрельбе и борьбе. В десятки раз меньше народу собралось, чем в Нальчике. Это понятно, если нет князей и даже малейшего единовластия, то нет и профессиональных воинов, а простым крестьянам не до игр. Прибыли в основном местные богатеи, они же уздени[22]. В Нальчике собралось под конец нулевых олимпийских игр тысяч шесть народу, а в соревнованиях по борьбе приняло участие больше пяти тысяч къарыулу. Здесь на берегу реки Сунжа расположился лагерь из трех сотен примерно вайнахов, приехавших помериться силами с лучшими борцами вечных своих врагов кабардинцев и даже с русским генералом.