Бес в серебряной ловушке - Ягольницер Нина - Страница 89

Годелот молча слушал излияния недавнего недруга. Похоже, в его отсутствие что-то произошло. Двое солдат, с которыми у него случились стычки, одновременно ищут с ним примирения. Какими же слухами обросла уже его дуэль с Клименте, что всех разом одолели муки совести?

Меж тем в трапезную вошел капеллан, и солдаты поднялись на ноги к молитве. Монотонно повторяя благочестивые слова, Годелот решил, что подумать о новых загадках проклятого дворца он еще успеет. Похоже, его опала закончилась – на сегодня и это была добрая новость.

После ужина подросток собрался с духом и отправился в господскую часть дома, где доселе бывал лишь дважды. Попавшаяся навстречу горничная опасливо взглянула на солдата и осведомилась, может ли чем-то ему подсобить.

– Скажите… Тесс, верно? – Годелот замялся. – Можно ли повидать доктора Бениньо?

Служанка чуть нервно поправила чепец:

– Доктор тому четверть часа, как от ее сиятельства вышел. Поднимись на второй этаж да постучи в первую слева дверь, там его милости апартаменты.

Поблагодарив горничную, он опасливо последовал указанным путем. Отчего-то никак не удавалось отделаться от опасений, что сапоги немедля испачкают ковер, а высокие деревянные статуи по обе стороны от лестницы одновременно рухнут с постаментов при его приближении. Господи, никогда ему не понять, как можно жить в этом хрупком великолепии!

Постучав в полированную дверь, подросток снова оробел и на миг малодушно пожелал, чтобы доктора не оказалось в его покоях. Но чаянье это запоздало – дверь распахнулась почти сразу.

– Мак-Рорк, – спокойно отметил врач, словно ждал Годелота в любую минуту. – Как ваша спина?

– Добрый вечер, доктор. – Шотландец откашлялся. – Благодарю вас, превосходно. Я принес вашу книгу.

– Вот как. – Бениньо отступил назад. – Прошу вас, не стойте на пороге. Пришлась ли она вам по душе?

– Она великолепна, доктор, – искренне сказал Годелот, – я непременно куплю себе ее.

Бениньо усмехнулся:

– Не спешите, друг мой. В мире много прекрасных книг, и, чтобы обзавестись ими всеми, вам потребуется дом впятеро больше этого. Вон, поглядите. Я собираю книги много лет и по-прежнему нахожу все новые чудеса, а шкафы давно ломятся. Если вам угодно, возьмите что-нибудь еще.

Годелот задохнулся:

– Доктор Бениньо. Я, право… Спасибо вам!

Эскулап только пожал плечами, подходя к ряду массивных ореховых шкафов у стены.

– Плох врач, что печется лишь о телесном здоровье пациентов, Годелот. Вы юны, и сейчас ваша душа восприимчива для многого, что поздно постигать в зрелом возрасте. Это благословенное время упускать просто грешно. Да и книги созданы, чтобы их читали, а не рачительно собирали в них пыль…

Через полчаса восхищенный подросток шагал вниз по лестнице, унося две книги сразу. Бениньо был кладезем книжной премудрости. Он брал фолианты с полок, оглаживая их ладонью и говоря об авторе как о добром друге, а о содержании так, словно прочел книгу только вчера. Выходя от врача, Годелот ощущал себя безграмотной деревенщиной, но чувство это отчего-то ничуть не унижало, порождая лишь горячее желание хоть краем ума коснуться безбрежного океана чужих знаний и идей.

Стремительно огибая угол, он едва не наткнулся на человека, только что вошедшего с черного хода. Вскинул глаза… и оторопел. У двери отряхивал грязноватую куртку высокий худощавый субъект с нелепо скошенным носом. Он равнодушно кивнул Годелоту и двинулся по коридору к черной лестнице. Шотландец же остался стоять, молча глядя ему вслед.

Он уже видел этого человека. Он случайно столкнулся с ним в переулке в ту ночь, когда тот вместе с тучным приятелем с руганью метался по темному Каннареджо в поисках ускользнувшего от них Пеппо.

Глава 25

Верные глаза

Захлопнув дверь своей каморки, Годелот с бессмысленной тщательностью запер хлипкий замок, подошел к окну и прижался лбом к закрытым ставням.

Как там говорил чертов инквизитор? Кубики… Они все время лежали прямо перед ним, наваленные под ногами. Он каждую минуту спотыкался о них, но так и не дал себе труда выстроить эту простую башенку. Ходил вокруг, отворачивался и делал вид, будто не понимает, что с ними делать.

А ведь все так просто. Монах Руджеро, который столько знал о секретах дома Кампано и имел до них такой зверский аппетит, загнал шотландца в сеть. Угрожал ему, пытал, допрашивал, рылся в нем, как в мешке с луком, выискивая слабое место. А потом, похоже, понял, что Годелот действительно не знает, чего от него хотят. И уступил пленника полковнику. Дважды два. Они заодно. Злой истязатель и лучезарный избавитель. Кто же тогда, как не Орсо, причастен к страшным событиям в графстве?

А Годелот еще недоумевал, зачем полковник взял его под крыло. Да это еще проще. Ему тоже нужен Пеппо. Орсо уже пытался устроить засаду, но олухи-исполнители упустили слепого тетивщика, не учтя его проворства и решительности. Узнав о грозящей ему опасности, Пеппо вовремя растворился в многолюдном городе, и полковник потерял его след. Но у тетивщика остался друг, наивный идиот, который тут же свел на нет все старания, самолично сунув голову в медвежью берлогу.

Шотландец вдруг ощутил, как его трясет мелкая дрожь, словно прямо у ног лежит развороченный труп. Черта с два он на службе. Он заложник, к тому же обязанный жизнью убийце своего отца. И Орсо вовсе не скрывает этого. Исчезнувший шлем с именной подписью – это прямой намек. Не тявкай, пока тебе бросают кость. Иначе хозяин возьмется за палку.

Теперь все прежние решения, недавно казавшиеся Годелоту такими правильными и разумными, обернулись немыслимой нелепостью, будто вывернутая наизнанку рубашка, обнажившая дурно сшитые кривые швы.

Шотландец отпрянул от окна и с размаху ударил кулаком в плотно пригнанные доски ставен, а те отозвались оглушительным дребезгом. Поперек горла пригоршней угольков стояла лютая тоскливая злоба, и хотелось сейчас же, немедленно рвануться прочь из этой тесной ловушки и.… и что?

Эта простая мысль вдруг отрезвила Годелота, словно пощечина. Отступив назад, он опустился на койку.

А что, в сущности, он может предпринять? Ринуться к полковнику с обвинениями? Ей-богу, даже смешно. Сбежать отсюда? И нищенствовать в незнакомом городе, шарахаясь от каждой собаки? Кому от этого станет лучше? Не разумнее ли оставить свои открытия при себе и честно тянуть лямку, не высовываясь и не вызывая нареканий? Ведь здесь он буквально в лагере противника. Он может слушать и наблюдать. Быть в курсе сплетен и событий. В конце концов, отца уже не вернуть. А вот о своей жизни подумать еще не поздно.

…Годелот почти не спал в ту ночь. Первый взрыв эмоций отбушевал, мысли прояснились, и шотландец ощутил, что открытия этого вечера поселили в его душе некоторое спокойствие. Он и прежде знал, что Орсо не бескорыстен в своих благодеяниях, но непонимание их причин вызывало непреходящую тревогу. Теперь, когда мгла рассеялась, Годелот почувствовал себя увереннее.

Итак, ему отведена роль бестолкового щенка, что ретиво побежит по следу друга, увлекая за собой загонщиков. Недолго же вы хранили свои козни в тайне, мой полковник. Все же, как ни крути, вы военный, а вояки – не слишком утонченные мастера интриг.

Воскресная встреча с Пеппо стала еще более насущной необходимостью – друга нужно было предупредить, что охота за ним не прекращается. Но теперь требовалась особенная осторожность. За Годелотом будут следить…

Если не принимать в расчет новые тревоги, со времени заключения в карцере служба Годелота стала не в пример приятнее. Он по-прежнему ни с кем не сходился накоротке, но однополчане перестали дичиться чужака. Теперь с ним здоровались на равных, без всякой враждебности вовлекали в общие разговоры, и никто больше не пытался уязвить его ядовитым выпадом.

Слегка удивляло Годелота разве что непонятное стремление Марцино набиться ему в приятели. Теперь недавний недруг просто лучился доброжелательностью, но неизменная кривая усмешка Дюваля сразу убеждала шотландца, что весь этот елей напускной. Сам Дюваль относился к Годелоту слегка иронично, но подросток инстинктивно ощущал, что за этим фасадом не таится ничего дурного. Клименте же смотрел на новобранца бесстрастно, но порой в снисходительном взгляде мелькала непонятная шотландцу хитринка, будто тот знал о Годелоте что-то крайне любопытное.