Наедине с футболом - Филатов Лев Иванович - Страница 17

Невесть где останавливаемся. Шофер шагает в пустую тратторию, садится за стол, и тотчас перед ним хозяин ставит миску с густой горячей лапшой. Пассажиры кто курит, кто тянет из горлышка кока-колу и косит глазом на шофера: дохлебает и поедет, зазеваешься и останешься. Привлеченный автобусом, возле двери траттории возникает полицейский и спросонья оглядывает проезжающих. Он лениво обдирает апельсин, держа под мышкой автомат.

Едем дальше. И когда уже рассвело, наш могучий автобус захрипел и испустил дух. С одной стороны скалы, с другой – степь, ни впереди, ни сзади никаких следов жилья. Мы стоим и маемся на шоссе, шофер зло отмахивается от расспросов. Неизвестно ни где мы, ни поспеем ли на матч, ведь он – в полдень. Когда уже все шутки иссякли и мы грустно провожали глазами легковые машины (наверное, на матч!) и автобусы иной расцветки, чем наш, других компаний (они не посадят, они – конкуренты), вдруг возник близнец нашего автобуса. Стоя, держась за кожаные петли, мы тряслись в нем до Гвадалахары, должно быть, часа два.

Перед стадионом – ярмарка. На подстилочках вперемешку блинные стопы соломенных сомбреро и высокие куличи черных цилиндров с английскими флажками. Продавцу что – лишь бы покупали, а болельщиков горячит, терзает эта игрушечная символика.

Навстречу движутся две шумные ватаги – одна англичан, другая бразильцев. У каждой свой знаменосец, своя песня, свои лозунги, одни в цилиндрах, другие в сомбреро. Что-то сейчас будет? Сошлись, смешались, кипят, визжат, ревут. Вдруг повелительный возглас, и все группируются, тесно прижавшись и обнявшись перед фотообъективами. И расходятся, по-приятельски похлопывая друг друга по плечам.

Слишком уж много вокруг футбола преувеличенно злых страстей, искаженных лиц, сжатых кулаков, грубых выкриков! Потому и запомнилась та сценка. Несмотря ни на что, я доверяю ей. Горючую футбольную атмосферу легко поджечь, и в нее со всех сторон тычут факелы. Если бы факельщиков выловить и покарать, футбол остался бы окруженным горячей и шумной, доброй и справедливой любовью, той, что при рождении ему была отмерена и предназначена. Знаю, что зло зашло далеко, и все-таки верю в болельщика.

…В середине шестидесятых годов футбол стал уходить из-под власти неколебимых тактических схем. Если прежде игрок ценился, скажем, как левый крайний или правый хавбек и тренеру надо было отобрать тех, кто способен наиболее удачно сыграть роль в сценарии, давно написанном, одинаковом и обязательном для всех, то теперь самыми желанными стали игроки, отклоняющиеся от текста, с неиссякаемой выдумкой, появляющиеся там, где они не должны быть, где их не ждут, готовые сыграть и героя-любовника и слугу, приглашающего к чаю. Двух великих футболистов, выразивших собой смысл этих перемен и потому-то и великих, дали миру Бразилия и Англия – Пеле и Чарльтона. Они не похожи, один талантлив на бразильский манер, второй – на английский, и все же в своем понимании игры, в трактовке своей роли в команде Пеле и Чарльтон равны. Пеле известен как нападающий, забивший более тысячи голов. Но разве он еще и не подыгрывающий? Чарльтона нарекли образцовым диспетчером. Но разве он еще и не бомбардир и не защитник?

В ответ на эти перемены возник термин – «универсализм». Тут же его принялись истолковывать вульгарно, представляя современную команду компанией из десяти мастеров на все руки, одинаково умеющих делать любую работу в любой точке поля. О такой обезличенной, осередненной команде страшно подумать. Нет, разделение груда остается, но его уже диктует не буква схемы, а дух игры, раскованной, предприимчивой, каждый раз вычерчивающей оригинальный рисунок. Для того чтобы остаться фигурой, нынешнему футболисту надо уметь и знать больше, чем умели и знали его предшественники, послушные общепринятой схеме.

Матч такого смысла и был сыгран в Гвадалахаре.

Если двенадцать лет назад в Гетеборге англичане выказали главным образом присутствие духа (единственная на чемпионате ничья бразильцев – 0:0), а их противники в те дни, застав всех врасплох, переживали буйный, торжествующий расцвет, то на этот раз на поле сошлись команды, одинаково готовые постоять за себя, знающие, что их ждет, не скрывающие притязаний на «Золотую богиню».

Англичане выглядели так, словно и не прошло четырех лет после финала на «Уэмбли». Все были тут: долговязый, гибкий Питере, летучий Болл, кудрявый невозмутимый Мур, высокий, элегантный Херст, внушающий полное доверие вратарь Бенкс, ну и, наконец, «хозяин» – лысоватый Чарльтон. Те, менее известные, что вышли на поле вместе с ними, были им под стать, люди той же крепкой, широкой кости, легко воспринявшие игру своих предшественников.

А вот бразильцы за те же четыре года неузнаваемо изменились к лучшему. Если на стадионе Ливерпуля они выглядели талантливыми, но разрозненными, а то и растерянными, не объединенными общей идеей, то теперь перед нами вновь, как в ее лучшие времена, была команда слаженная, отрегулированная и сохранившая свое чисто бразильское обаяние.

Бросались в глаза четверо: Жаирзиньо, Ривелино, Пауло Цезар и Тостао.

Правый крайний Жаирзиньо и прежде (он играл в Лужниках в 1965 году) привлекал внимание юношеской ловкостью и техничностью, но здесь все, что у него было, помножилось на мужскую силу и уверенность. Игрок мягкий, подыгрывавший партнерам, он обернулся форвардом напористым, рвущимся к воротам, чувствующим себя обязанным забивать голы.

Ривелино, крепко сбитый, с могучим верным ударом, – один из тех, кто ведет, толкает вперед команду. Его не оттеснишь от мяча, он всегда знает, чего хочет.

Пауло Цезар, высокий негр, свободный в каждом движении, – полузащитник, облюбовавший себе левый фланг, куда он выходил крупными шагами из глубины поля, заставляя противника по сигналу тревоги откатываться назад.

Худенький, невысокий Тостао из породы форвардов, всюду поспевающих, мгновенно улавливающих, где тонко в обороне, самим своим присутствием нервирующих защитников. Он хитер и находчив в розыгрыше мяча, проскальзывает на опасную позицию в самый узенький просвет.

Был там и Пеле. Один из одиннадцати, удивительно растворившийся в команде. У него как бы не было должности, «портфеля», он играл со всеми заодно, разыгрывал комбинации, защищался, рвался к воротам. Но делал все это как Пеле. Он и прежде всегда был верен игре в интересах команды, а здесь, в Мексике, пожалуй, наиболее строго, что приличествовало его возрасту.

Вот такие игроки, такие команды встретились уже во второй по счету игре отборочного турнира гвадалахарской группы. А их матч заслуживал быть последним, финальным…

Кто-то должен был выиграть; футбол выводит свои законы не в лабораторной тиши, а всегда на людях, в схватке, и ее азартность, ее яростность обычно гарантируют правильность выводов.

Выиграли бразильцы – 1:0, забив необычайно красивый и, я бы сказал, мудрый гол. Тостао на левом фланге обыграл двух англичан и отослал мяч в центр, к Пеле. Перед тем был один защитник, и, наверное, Пеле имел право попробовать его обыграть. Но он и не подумал рисковать, увидев, что справа бежит никем не замеченный Жаирзиньо. Мягкий пас «на блюдечке» ему на ход, и правый крайний могучим ударом вколотил мяч в дальний верхний угол.

Все ходы были единственными, гроссмейстерскими, а Пеле в этом эпизоде идеально выразил себя.

Однако этим голом англичане не были положены на лопатки. Дело даже не в том, что Астл не забил в пустые ворота, а Болл дважды промахнулся в верных положениях, – в любом матче мы можем подметить кривые ухмылки невезения и оплошностей. Просто нельзя себе было представить более равную от начала и до конца встречу двух команд высочайшего класса.

Равную при разном самовыражении. Общее коллективное движение, рождающее нынче острые и оригинальные решения, и англичане и бразильцы воплощали по-своему. У англичан – постоянная динамика, они, как заведенные, обречены быстро бегать, быстро передавать мяч. У бразильцев – смена ритма, то ленивая, для отвода глаз, перепасовка, то вдруг они разом срываются с места, как вспугнутые птицы, проводя молниеносную атаку. У англичан – элегантная простота, уверенность в правоте своей манеры, чувство собственного достоинства, выдержка, терпение. У бразильцев – изысканность приемов, увлеченность игрой в мяч, непосредственность, открытость чувств, врожденная гибкая грация.