Наедине с футболом - Филатов Лев Иванович - Страница 15

На 14-й минуте второго тайма штрафной удар с 25 метров. Хурцилава замечает не защищенную «стенкой» полоску в правой стороне ворот и метко бьет. 2:0! Это был удивительно вовремя забитый гол. Гол, вернувший нашей сборной веру, что все идет как надо, гол, вызвавший приток скрытых сил.

Еще четверть часа спустя забит третий гол. Он был проведен согласно упомянутому мною закону больших матчей. Счет стал ничейным. Венгры, утратив преимущество, попытались переломить ход игры, «раскрылись», и тут контратака из двух сабельных выпадов: Еврюжихин слева дал длинный пас по диагонали на бегущего справа Бышовца, а тот нанес удар в дальний нижний угол ворот. 3:0. Точнее, 3:2.

Матч этот – приметное событие в биографии нашей сборной. Его трудно, да и бесполезно подвергать анализу с тактической точки зрения. (Кстати, такого рода анализ стал чрезмерно модным из-за своей шашечной наглядности. Однако в нем есть смысл лишь в том случае, если помнить, что в футболе «шашки»-люди.) Формально команда была составлена странно: пять игроков, которых мы привыкли видеть защитниками – Афонин, Шестернев, Хурцилава, Аничкин, Капличный, один полузащитник – Воронин и четыре форварда. Эта якушинская расстановка дальнейшего распространения не получила.

Суть матча была в воодушевлении, с которым провела его наша сборная. Воодушевление в футболе обязано получать зримое выражение в действиях на поле, оно вовсе не в правильных речах на собрании перед матчем. В этом матче оно выразилось в высочайшем темпе, который команда держала, пока не добилась того, чего хотела. Это был тот самый темп, которым наша сборная подавляла соперников в пору своего появления на международной арене, темп, создавший ей высокую репутацию, заставивший всех без исключения признать ее трудным, уважаемым противником, темп, позволивший ей одержать немало полновесных побед. Темп – как выражение жажды игры и готовности к борьбе, темп – как утверждение собственного «я», собственного характера, стремления, чтобы противник плясал под твою дудку, был вынужден подчиниться.

Прошло несколько лет. За это время наша сборная немало играла, приняла участие и в мексиканском чемпионате мира и в чемпионатах Европы. Совсем уж зря она не проигрывала, оставалась по-прежнему для всех серьезным противником, с ней так же считались. Но уже в силу других причин.

Наша сборная стала славиться вратарями, изумляющими публику, железными людьми в обороне, тем, что забить ей гол неимоверно трудно, тем, что, наконец, ни один игрок команды противника не мог рассчитывать на свободное маневрирование, он обязательно был стеснен, ограничен, постоянно встречал кого-то на своем пути. Другими словами, как это ни грустно, наша сборная превратилась в команду, умеющую ограничивать инициативу противника, стреноживать его. Сама же она атаковала при случае, обычно реже и меньше, чем противостоящая сторона.

Эти медленно накапливающиеся изменения с драматической резкостью, как в фокусе, обозначились в 1970 году в печально памятном матче на «Ацтека» с уругвайцами. Если прежде наши всегда непринужденно одолевали уругвайцев за счет темпа и уверенности в себе, то в тот раз они необъяснимо их страшились, точно таких же медленных, тягучих, грубоватых и опасливых, как и раньше. Это был один из самых непонятных матчей пашей сборной, который мне приходилось наблюдать. Помню, тогда со стадиона я уехал в последнем полупустом автобусе, хотя надо было бы торопиться к сеансу телетайпа. Картина матча не оставляла вопросов, ее не искажал даже просмотр судьи перед тем, как в ворота нашей сборной был забит единственный мяч на 112-й минуте. Одолевали раздумья не об этом матче, а о нашей сборной, делающейся непохожей на себя. Когда, в силу каких причин, на какой развилке она сошла с гладкого, быстрого шоссе и, сбавив скорость, затряслась на опасных, скользких выбоинах глинистого проселка?

Прошло еще несколько не слишком впечатляющих сезонов. 30 октября 1974 года, после того, как в Дублине наша сборная ужасно проиграла (0:3) более чем скромной команде Ирландии, а «Франс-Футбол» в своей ежегодной классификации отвел ей 24-е место, у многих появилось ощущение тупика, непоправимости происшедшего.

Управление футбола собрало наших именитых тренеров, и повестка дня этого едва ли не панихидного совещания выглядела так: «Есть ли выход?». Обсуждалось предложение: сборная в обычном нашем понимании упраздняется и все полномочия передаются киевскому «Динамо» во главе с его тренерами. Я был на том совещании, и мне запомнилось, как с Арбатской площади доносился обычный бодрый городской шум, а у нас, в полутемной комнате, все замерло в оцепенении.

Потом, как водится, разговорились, заявили о себе и противники этого предложения. Их главному доводу нельзя было отказать в логичности: в Дублине играли лучшие киевские игроки – Блохин, Колотов, Онищенко, Веремеев, Матвиенко, да и компания у них была неплохая – Ловчев, Ольшанский, Капличный, Федотов, Никулин, Пильгуй… Но логика эта, конечно, формальная, игра, как известно, фамилиями не гарантируется. Говорили долго, за окном – темень. Другое предложение так и не родилось, и за его отсутствием, само собой, восторжествовало первое и единственное. Пожимали плечами, покачивали седыми головами, сомневались, а ничего придумать не могли. Молодые тренеры киевского «Динамо» выглядели тогда ну прямо как Минин и Пожарский… Только спасут ли?

Спасли. На будущий год сборная, которую в полном составе представляло киевское «Динамо» (в некоторых матчах участвовали Ловчев, Звягинцев, Прохоров, Сахаров), мало того, что, исправив проигрыш Ирландии, победила в отборочном турнире чемпионата Европы, еще и блеснула игрой высокого класса.

Но минул еще год, 1976-й, и доподлинно выяснилось, что вручать судьбу сборной страны одному клубу, пусть он и на голову выше остальных, затея рискованная и ненадежная. Киевское «Динамо» после сезона, прожитого на подъеме, в следующем впало в апатию, изведало внутренние потрясения и раздоры, и сборная, естественно, повторила все его злоключения. А преимущество сборной как раз и состоит в том, что она при искусном управлении, при широком выборе игроков способна стоять вне колебаний конъюнктуры, которые то и дело, едва ли не регулярно, тревожат клубные команды. И в 1977 году сборная у нас вернулась в свое обычное состояние, став снова командой всех клубов.

Негоже было бы, однако, отнестись к тому сезону сборной как к временной, ловко посаженной заплате. Киевские динамовцы не просто воскресили и восстановили боевой облик нашей сборной, они пошли дальше – модернизировали ее игру, придали ей оттенок бодрости, свежести, новизны. Трибуны наши вздохнули с облегчением. После нескольких лет недоумения и растерянности в сборную вновь поверили, она стала радовать.

Поэтому мне и нетрудно и приятно перекинуть мостик от матча СССР – Венгрия, сыгранного в 1968 году, к сезону 1975 года.

10. «Динамо» (Киев) – «Спартак» (Москва]. 30 сентября 1969 г

В Киев я приехал в день матча, утром, и первыми, кого встретил возле гостиницы «Москва», были Хусаинов и Кавазашвили. Они возвращались с Крещатика, и у каждого в руке было по круглой картонке с тортом «Киевский» (обязательная покупка приезжего человека).

– Гуляете? – Признаться, меня удивило несоответствие их прогулочного облика тому, что им предстояло вечером.

– Гуляем, – кивнул Хусаинов.-Нам что? Прошлогоднее «серебро» в кармане, пусть динамовцы свое «золото» охраняют…

Судя по обкатанности, звонкости фразы, тезис этот спартаковцами был хорошенько «проработан».

– Конечно. Нам что! – подтвердил Кавазашвили.

Журналисту в такой день невредно навестить оба лагеря, иной раз это потом помогает понять матч. Мне тогда это не удалось.

Николай Петрович Старостин, к которому я постучался, заговорил о книге, которую писал, да так увлекся, что я не сумел найти удобной паузы, чтобы перевести разговор на предстоящий матч.

Динамовцы, как мне сообщили, сидели взаперти на своей загородной базе, и звонить туда было бесполезно: там отключили телефон.