Кай из рода красных драконов (СИ) - Бэд Кристиан - Страница 49

Необязательно же всем воинам быть крутыми, как Камай. Вон Темир — и бьётся, и летает — куда с добром. В воздухе мне его пока не догнать.

А вот фехтовать брат-барс не умеет, и зарублю я его на раз-два-три. Каждому — своё, как говорится.

Или я неправ? Ведь сына-то правитель допустил до этого сложного испытания? Или Камай сам подсуетился? Он парень — максимально инициативный, судя по навыкам. Годам к шестнадцати его бы и колдуны в бою так просто не взяли.

Терий Верден торопился напасть, чтобы щенок не успел вырасти?

Но тогда почему захватчики бросили на поле боя труп такого опасного врага? Повесили бы уже мёртвым на какой-нибудь площади для устрашения завоёванного народа?

Или я чего-то не понимаю в местных обычаях, или терий Верден даже не знал, насколько крепкий орешек — младший сын правителя Юри.

Стоп. Терий Верден поступил правильно — ведь Камай погиб. Правитель принял вполне достаточные меры для устранения мальчишки. Это Синклит посчитал, что равновесие было нарушено. А значит, терию Вердену суждено обломать уже об меня свои гнилые зубки!

Я улыбнулся: новая жизнь нравилась мне всё больше. Надо же — у меня есть шанс сразиться с самим правителем и по рогам ему настучать! Где же такое видано?

И как здорово — проходить испытания во сне, а оружие получать за это вполне реальное.

Или вот — горное молоко. Придумал же кто-то этот удивительный мир!

И на Белую гору надо залезть обязательно! Судя по рассказу Ойгона, в пещерах на самой верхушке Белой горы — много всего чудного.

Воины брали там горное молоко, чтобы превратить дикого волка в домашнего, ездового.

Там же, как рассказал Ойгон, они видели иногда призрачных мужчин и женщин — онгут и эменгедэр. Эти духи могли наградить воина или наказать, а потому без дела никто обычно в верхние пещеры не совался. Ну, кроме молочной.

Но я же — не без дела! Мне бы найти этих призраков и позадавать им вопросы. Про мир, про его законы. Может, и у меня есть какие-то скрытые до поры магические умения?

Могу ли я создавать молнии, как Шасти? Надо попросить её показать, как это делается. Вдруг, руки тоже вспомнят? Или у воинов — совсем иная, воинская магия?

Я поправил на спине мешок с драконьими причиндалами, доставшимися мне при дележе добычи. Зубы и когти летающей твари служили у полукочевых племён долины Эрлу своего рода валютой, и воины поделили их поровну.

Меч мне пришлось нести в руках, за спиной ему места не было. Ещё пришлось прихватить ополовиненный мешок с кровью, которую Бурка считал личным имуществом и оставить отказался наотрез.

За это он согласился ковылять за нами самостоятельно, на трёх лапах. И мы с ним тащились в самом хвосте нашего небольшого отряда.

Впрочем, и люди, и волки были тяжело нагружены и шли медленно.

Лететь Ичин не рискнул, и я вполне разделял его опасения. В воздухе заметить волчий клин проще, чем выследить воинов и зверей, идущих по охотничьим тропам под защитой кедровника и подлеска.

Шасти тоже достался мешок на спину — с одеждой и оружием, что привезли мне братья. Он был всё-таки легче моего, с зубами дракона.

В мешке лежал такой же неважнецкий меч, как и тот, что подарил мне Истэчи, потому я особо не рвался его осваивать. Здешние мечи оказались капризными, по-разному сбалансированными, а я к своему коротышке уже притерпелся.

Ещё моя запасливая жена тащила кусок жареной драконятины (ещё одна обжора на мою голову) и букетик цветов, что собрала в овраге. Женщины…

Я не возражал — я же добрый муж.

Бурка с полчаса честно пытался идти сам, но скоро вымотался и лёг у тропы. Нести его было некому, разве что сгрузить с одного из волков нашу добычу?

Замыкающий воин остановился рядом со мной, но я помахал ему — иди, мол. Мы отдохнём и догоним отряд на привале.

Уже почти стемнело, но с тропы тут было деваться некуда, и воин неохотно кивнул. Велел никуда не сворачивать, тогда я приду точно к месту ночёвки.

Пока я раздумывал, не взвалить ли мне Бурку на загривок, Шасти уселась на траву и стала копаться в мешке колдуна.

— Ну и что ты там ищешь? — спросил я.

— А вот! — Она вытащила неприметный шарик, вроде гипсового и повертела в руках, чтобы я мог разглядеть. — Это хорган. Мои кончились, но тут их ещё три штуки! Свеженькие! Давай потратим один?

— Ну, давай, — согласился я, вспоминая, как Шасти в ночном бою у лагеря закрыла воину кровь. Вдруг она и тут сумеет помочь? — Это что-то лечебное?

— Ну, вроде того, — согласилась моя жена. И пояснила: — Хорган — это печать. Его необязательно использовать для закрытия раны, но можно и так.

— А-а, — протянул я, словно стало понятней.

Шасти подошла к Бурке и вдруг отшатнулась. Лежащий у тропинки волк смотрел на неё прямо-таки с человеческим подозрением. А зубки под задранной верхней губой были белые-белые, аж светились во тьме.

— Не сердись, я не обижу тебя, бала-Тенгри, — пролепетала Шасти. — ну, пожалуйста, не сердись! Ведь я поила тебя водой, помнишь?

Бурка фыркнул, но оскал не убрал.

— Печать закроет рану, и ты сможешь идти, — уговаривала его Шасти. — Нам нужно торопиться, бала-Тенгри. Верховный колдун Шудур видел меч, что носит твой друг, Кай. Он снова пошлёт воинов, чтобы забрать меч. Много воинов. Я клянусь небом, что не причиню тебе вреда! Только закрою рану.

Волк зарычал.

— И Эрликом клянусь! — поспешно добавила Шасти.

Бурка шумно вздохнул и спрятал зубы.

Ничего себе, Бурка — в богах разбирается! Или так просто совпало?

Бала-Тенгри? Дитя неба? Кажется, я уже слышал от кого-то из воинов, что так называют диких волков. Неба — это потому, что летают?

Шасти сжала шар хоргана в кулаке и опять прошептала, что-то похожее на «Камай».

В воздухе вспыхнуло, Бурка взвизгнул, но, кажется, больше от страха. Потом неуверенно пошевелил лапой.

— Вставай, бала-Тенгри, — сказала девушка. — Печать хоргана держит даже свежую рану, а у тебя она уже поджила.

Зверь неуверенно поднялся, постоял и вдруг расправил крылья. Я даже и забыл, что они у него есть.

Крылья Бурки всё время болезни были сложены и плотно прижаты к спине.

Верно, удар ножом повредил и мышцы, ведущие к крылу, и зверю больно было расправлять своё пушистое богатство.

Волк захлопал крыльями, встряхнулся. Я подумал вдруг, что если сейчас улетит — то и пусть. Привязался к нему, конечно, но зверь-то дикий, ему свобода нужна. И я не для этого его спас, чтобы он служил мне потом, как собака.

Однако Бурка помахал крыльями и снова сложил их за спиной. Сделал пару шагов, оглянулся на меня: пошли мол? И потрусил вперёд по тропе, оглядываясь и поторапливая нас с Шасти.

Мы отстали, возясь с ним, надо было нагонять собратьев-барсов.

Темнота уже затопила лес, и они должны были остановиться на ночлег. Волков без особой нужды по ночам не гоняли.

Прирученным зверям было не просто трудно без ночного зрения, но ещё и нервно. Ведь когда-то, маленькими волчатами, они прекрасно видели ночью. Вон Бурка даже доволен был, что стемнело. Раньше-то он плёлся за мной, а теперь превратился в вожака.

— А меня научишь печати накладывать? — спросил я Шасти.

У неё оставалось ещё два таких же шара, да и колдунов можно будет потом пощипать. С большими мешками.

— Тут и учить нечего, — отозвалась девушка с улыбкой. Она тоже обрадовалась, что зверю полегчало. — Энергия печати заключена в хорган. Вот печать создать — не так просто для новичка. А приложить — особого умения не надо. Ты просто смотришь на рану, видишь её «запечатанной» и произносишь: «Кай — ама».

— А что это значит?

— Это означает: «мать гор даёт оберег».

— Кай — это оберег? — удивился я.

— А ты разве не знаешь? — удивилась Шасти. — Кай — это невидимый дар, который получает тот, кто клянётся именем Тенгри и исполняет клятву.

— Тот, кто исполняет клятвы?

— Да, и Тенгри хранит его за это.

Я задумался. Кай погиб. Неужели он не исполнил какую-то клятву? Или всё это — местные суеверия?