Страна Печалия - Софронов Вячеслав - Страница 73

Протопоп Аввакум стоял на улице, зябко поеживаясь, и жалел уже, что решился отправиться в дом к Устинье, которая в первый раз говорила с ним довольно любезно. Сейчас же, чуть обжившись на новом месте, он понял, что у него в хозяйстве не хватает многих предметов, наличия которых он ранее совсем не замечал. Так, он не знал, в чем принести воду с реки, не было посуды и для приготовления пищи, не говоря уж о других житейских мелочах, из чего, собственно, и складывалось любое хозяйство. Он знал, что-то везла с собой Анастасия Марковна, но пока дождешься ее приезда, можно и с голода помереть. Ему пока еще не приходилось самому готовить даже ту же кашу, не говоря о том, чтоб хлеб в печь посадить.

Вот потому волей-неволей пришлось идти на поклон в дом к едва знакомой женщине, которая к тому же оказалась в гостях. Когда Фома довольно недружелюбно сообщил о том протопопу, тот собрался было уходить, но, узнав, что та находится в гостях здесь же поблизости, решил не откладывать разговор и попросил Фому проводить его до дома Варвары. А вот теперь он испытывал неловкость собственного положения, но что-то менять было поздно, потому что в вечерних сумерках уже различил фигуры двух женщин, шедших к нему.

—

Благословите, ваше преподобие, — поклонилась ему первая из женщин, а за ней подошла под благословение и вторая.

—

Бог благословит, — по очереди перекрестил их склоненные головы Аввакум и подставил руку для поцелуя.

—

Что в дом не зайдете, батюшка? — спросила его Устинья. — Мы вот у подружки моей, Варвары, собрались именины ее отметить.

—

Пост идет, а вы праздник устроили, — ворчливо ответил Аввакум, — но все одно поздравляю с именинами рабу Божью Варвару и желаю здравия.

—

Спасибо, батюшка, — скромно ответила та, поклонившись. — Просим простить нас, что в пост встречаемся, но кто же виноват, коль день небесной заступницы моей как раз на пост приходится? Тут уж выбора нет…

—

На исповеди о том покаяться не забудь, — не преминул напомнить ей о христианских добродетелях протопоп. — Ты извини, но в дом заходить не стану. А уж коль вас двое здесь, то обоих и спрошу по-соседски. Скажите мне, где помощницу найти? Пока супруга моя не приехала, хотелось бы в избе порядок навести, а то на ином скотном дворе чище бывает, нежели у меня. Подскажите, где добрую хозяйку сыскать, или может, кто из вас двоих согласится?

Устинья глянула искоса на Варвару, ожидая, что она ответит. Но та молчала, видимо, дожидаясь того же самого от подруги.

—

А как платить будешь, батюшка? — набравшись смелости спросила наконец Устинья. — Да и много ли работы? А то зазря чего ноги бить, спокойней будет дома посидеть до лета. А там грибы, ягоды — главный наш заработок. Да и свой дом не бросишь, за ним тоже пригляд нужен.

—

Не обижу, — без раздумья ответил протопоп, — сговоримся и о работе и об оплате. Золотых гор не обещаю, но с голоду не пропадете.

—

Да мы вроде не из голодных, — вставила и свое слово Варвара, — можно помочь, но только не каждый день чтобы.

—

И я о том же хотела сказать, — согласно кивнула ей Устинья, — если полдня в день, то я согласна.

—

Может, вы вдвоем поочередно и возьметесь? — предложил Аввакум. — И вам проще, и успеете больше.

—

А денег хватит у батюшки? — лукаво поинтересовалась Устинья. — Руки наши, а денежки ваши.

—

Уж сыщу денег для вас, — улыбнулся протопоп, принимая их несерьезный тон, — спать не буду, а денег найду.

—

Это как же без сна можно? — Устинье захотелось пошутить с человеком, о котором в городе ходили разные слухи, а по возможности узнать от него самого о беде, приключившейся с отцом Аверкием.

Но Аввакум в затеянную ими шуточную перепалку вступать не пожелал и, сославшись на занятость, простился. Но, отойдя на несколько шагов, вспомнил, что в доме нет ни капли воды, и вернулся, чтоб спросить, как ему быть.

—

И это не беда, — успокоила его Устинья, — как домой вернемся, сразу и попрошу Фому за водицей сходить и к вам в дом ведерко занести. Хватит до завтрашнего дня?

—

Должно хватить, — ответил Аввакум и с этим отправился к себе домой.

Вернувшись к праздничному столу, Варвара с Устиньей застали его почти пустым. Оказывается, Фома времени даром не терял и подмел все, что на него смотрело. Не побрезговал он и вином из бочонка, обнаружить который за печкой ему не составило особого труда. Видать, и Глашка приголубила с ним чарку другую, потому что сейчас пыталась запеть заунывную песню, но никак не могла вспомнить слова, а потому все повторяла одну и ту же строчку: «Летела лебедь белая, охотник вышел к ней навстречу…», сбивалась и начинала сначала.

—

Слышь, лебедь белая, — насмешливо обратилась к ней Устинья, — домой не пора? Давай-ка собираться будем, поздно уже.

—

А я еще не ухожу, — ответила Глашка, протягивая руку за очередной чаркой, — выпить хочу…

—

И я не откажусь, — поддержал ее Фома, — доброе вино у тебя, Варька, давно такого не пробовал.

—

А вот тебе точно хватит, — тут же перекрыла его попытку продолжить праздник Устинья, — собирайся домой живо. А то закроюсь, и ночуй, где хочешь. Не пущу!

Фома поднял на нее мутный взгляд и понял, что та не шутит, тяжело поднялся, нагнулся за уроненной шапкой.

—

Ох, моя бы воля, как поддала бы тебе сейчас! — показала ему со спины кулак Устинья. — Надолго бы запомнил, нахлебник ты этакий!

Но Фома ничего не ответил на эту угрозу и, подобрав шапку, не прощаясь, вышел.

—

Пойду и я, подружки, — чмокнула Варвару в щеку Устинья, — лучше одного его такого не пускать, а то накуролесит черт-те что. Прощайте пока.

Оставшись одни, Варвара с Глашкой неожиданно погрустнели и, не сговариваясь, глянули одна на другую. Варвара заметила, что изрядно захмелевшая Глафира, хоть и была более чем на десяток лет моложе, но кожа ее пошла уже тонкими морщинками возле губ, обозначилась глубокая складка и на переносице. Пропал и задорный блеск в глазах, чем совсем не так давно она всегда отличалась. Скорее всего, страдала она от какой-то внутренней болезни, а может быть, попросту отчаялась найти свое жизненное счастье, что более всего старит молодух, делая их похожими на измученных работой баб, поставивших на ноги дюжину детишек. И Варваре вдруг расхотелось затевать разговор о рождении ребенка, которого она могла бы потом взять к себе на воспитание. Нет, от кого другого, но только не от Глашки!

—

Чего так смотришь? Али увидела что? Тогда скажи прямо, а то не люблю, когда так вот зырят на меня, словно на коня в базарный день, — будто прочла ее мысли Глафира.

—

Да нет, так смотрю, — попыталась успокоить ее Варвара. — Думаю вот, почему одним бабам в жизни везет, а другим, вроде нас, счастье даже издалека улыбнуться не хочет. Чем же мы хуже других?

—

Ишь, о чем ты, — криво усмехнулась Глашка, — счастья захотела найти. А ты его где потеряла, чтоб искать? Место знаешь?

—

Какое место? — сделала вид, что не поняла, Варвара, хотя сразу сообразила, куда Глашка повернет разговор, после чего бессмысленно будет отнекиваться или возражать. Глашкина прямолинейность и крепкие словечки, вворачиваемые ею к месту и без, она хорошо знала и начала уже сожалеть, что не выпроводила ее вслед за Устиньей. Но теперь деваться было некуда, и волей-неволей разговор нужно было как-то поддерживать и попытаться не дать перерасти ему в ссору, на что Глашка опять же была большой мастерицей.

—

Да то самое, где счастье свое обронила? Будто не поняла. Не хитри, подружка милая, всю-то тебя насквозь вижу до самого донышка, и как ни выворачивайся, ни юли, а у меня не вывернешься. Сыворотку от сметаны я завсегда отделять умела.

—

Брось ты, — попыталась утихомирить ее Варвара, — совсем не собираюсь хитрить или выкручиваться. С чего бы это? В чем я перед тобой провинилась?