Цена весны (ЛП) - Абрахам Дэниел "М. Л. Н. Гановер" - Страница 15

Что-то пощекотало ему руку. Маати вытащил клеща и раздавил его ногтями. Он зря тратит время. Ноги болели от ходьбы, платье прилипало к спине и ногам, но чем быстрее состоится встреча, тем быстрее он поймет, где находится. Он высыпал в ладонь последние семечки, съел их, убрал мешочек в рукав и отвязал мула.

Семь лет назад он и Семай расстались в последний раз на постоялом дворе в трех днях ходьбы на северо-запад от этих ферм, реки и затененного катальпой холма. Не самое дружеское расставание, но они согласились оставлять письма об их местонахождении в этом доме, на случай, если одному потребуется найти другого.

Маати легко нашел место. За прошедшие годы кухня сгорела, а во дворе выросло два огромных дерева. Мальчик, который ухаживал за лошадьми, стал мужчиной. Кирпичи, бывшие желтыми и коричневыми, покрасили в белое и голубое. И в ящике, за который они заплатили хозяину постоялого двора, лежало письмо, зашитое и запечатанное, с зашифрованными указаниями, которые вели к ферме Семая, которой тот владел под новым вымышленным именем. Жадит Нойгу.

Жадит Нойгу и его жена Сиан.

Маати опять вынул письмо и прочитал дешифрованный текст, который он вписал между строчками, написанными четким и ясным почерком Семая. Вперед по дороге, мимо развалин старой мельницы, потом на первом перекрестке повернуть восток и пол-ладони идти к грязному дому фермера с соломенной крышей, перед которым стоит кирпичная цистерна. Он цокнул мулу и пошел.

Он оказался на месте в полдень, в самую жару; даже тень под деревьями изнемогала от зноя. Маати помог себе кружкой воды из цистерны и дал другую мулу. Никто не вышел приветствовать его, но шторы на окнах были недавно покрашены, а дорога, ведущая вокруг дома, — хорошо ухожена. Очевидно, что ферма не пустовала. Маати обошел дом и подошел к нему сзади.

Маленькое стадо коз замычало на него из загона, волнующие умные глаза рассматривали его с такой же маленькой радостью, с какой он смотрел на них. Из высокого узкого здания, стоявшего в стороне от дома и загона, раздался тихий свист. Скотобойня.

Он вошел в дверь, закрывая собой свет. Воздух был насыщен дымом, призванным отгонять мух. Тело принесенной в жертву козы свисало с крюка, ведро с кровью и внутренностями стояло у ног мясника. Мясник повернулся и оказался женщиной. Вымазанные красным руки, кожаный фартук промок от крови. В ее руке сверкал кривой нож.

Маати и Семай расстались не только из-за нее, но и ее одной было бы достаточно. Идаан Мати, изгнанная сестра императора. Будучи не старше Ванджит, Идаан разработала кровожадный план убийства всей своей семьи, пытаясь завоевать Мати для себя и мужа. Оту едва не казнили за ее преступления, она соблазнила Семая и использовала его, а сам Маати все еще носил на животе глубокий шрам, оставленный посланным ею ассасином, пытавшимся зарезать его. Ота, по непонятным для Маати причинам, пощадил убийцу. Семай — вообще непонятно почему — нашел ее, разделил с ней ссылку и они стали любовниками. Но Маати все еще видел в ней ту, кем она была.

С возрастом она располнела. Волосы, связанные сзади в яростный узел, были скорее пепельными, чем черными. Длинное северное лицо сначала излучало любопытство, потом удивление и, меньше, чем через удар сердца, что-то вроде презрения.

— Значит ты хочешь увидеть его, — сказала ссыльная сестра Оты, которая когда-то послала ассасина, чтобы убить Маати. Которая обвинила Оту в убийстве, совершенном ею самой и ее честолюбивым мужем.

Он воткнула покрытый запекшейся кровью нож в бок мертвого животного, заставив труп раскачиваться, и пошла вперед.

— Иди за мной, — сказала она.

— Скажи мне, где я могу его найти, — запротестовал Маати. — Я вполне могу…

— Собаки тебя не знают, — возразила Идаан. — Иди за мной.

Как только Маати увидел собак — пять животных с широкими челюстями, ростом с пони, лениво валявшихся в грязи позади дома, — он обрадовался, что она провожает его. Она, решительно шагая, провела его мимо дома, мимо низкого амбара, в котором жаловались и прыгали цыплята, прямо в широкое поле с низкой травой; черная земля была на полдюйма покрыта водой. На дальней стороне поля стояла тонкая фигура, одетая в полотняные рабочие штаны; голову прикрывала тряпка цвета старой крови. К тому времени, когда лицо мужчины перестало быть рыжевато-коричневым пятном, они уже подошли совсем близко. Блестящие мальчишечьи глаза, серьезный рот. Солнце выдубило его кожу, в уголках глаз появились морщинки. Он улыбнулся и принял позу приветствия, с которой один мастер их загадочной профессии встречает другого. Идаан фыркнула, повернулась и пошла на скотобойню, оставив их одних.

— Засушливый год, — сказал Семай. — Ты можешь этого не знать, но этот год — засушливый. Боюсь, последние два урожая сгнили в поле. Этот еще жив, потому что я захожу сюда раз в две недели и открываю ворота оросительных канав.

— Мне нужна твоя помощь, Семай-тя, — сказал Маати.

Мужчина кивнул, прищурился, взглянул за поле, словно судя о том, что Маати не мог видеть, и вздохнул.

— Конечно нужна, — сказал Семай. — Тогда пошли. Со мной.

Не самые большие поля, которые видел Маати, но они напомнили ему о садах, в которых он работал ребенком, когда учился в школе. Темная земля питаемых рекой низменностей не походила на сухую бледную почву плоскогорий за Патаем, но запах мокрой земли, жужжание мелких насекомых, тепло высокого солнца и слабый холод, поднимавшийся от воды, все это приводило на ум мгновения детства. И не все эти воспоминания были неприятны. На секунду он представил себе, как сбрасывает сандалии и шлепает по грязи голыми ногами.

Пока они шли, он рассказал Семаю о том, что делал за годы до их нынешней встречи. Идею женской грамматики они уже обсуждали, так что требовалось только напомнить о ней. Он обрисовал достигнутый прогресс и поделился успехами, которые завели проект достаточно далеко и позволили начать экспериментальное пленение. Они остановились под широкой листвой катальпы, и Семай делился с ним сушеными вишнями и плотным медовым хлебом, пока Маати рассказывал о потерях.

Он не стал упоминать Эю или школу. Еще не время. Пока не узнает получше мнение своего старого товарища.

Семай слушал, изредка кивая. Он задал несколько вопросов, по сути дела и хорошо обдуманных. Маати почувствовал, что окунулся в привычную научную беседу. Когда, три ладони спустя, Семай встал и отправился обратно к речным воротам, все было почти так, словно всех этих лет не было. Они оба были единственными людьми в море, знавшими об андате и дай-кво. Они оба страдали во время длинных и болезненных военных ночей, работая над пленением, которое могло бы их спасти. Они оба прожили длинную и горькую зиму после их неудачи в пещерах к северу от Мати. Все это делало их если не друзьями, то близкими знакомыми. Маати обнаружил, что рассказывает о плане по пленению Возвращения-к-Естественному-Равновесию, когда Семай повернул грубый железный механизм, замедливший поток воды.

— Это не сработает, — проворчал Семай. — Неправильная логика.

— Ничего не знаю об этом, — сказал Маати. — Девушка обучена лечить. Она говорит, что для исцеления тела надо помочь ему вернуться в свое естественное состояние, к которому оно стремится в любом случае. Таким образом, тело само помогает процессу и…

— Но логика, Маати-кво, — сказал Семай, рефлекторно используя почтительное обращение. — Это же парадокс. Естественное состояние андата не существует, а она хочет пленить что-то, чья сущность — возвращение в естественное состояние? Та же самая проблема, как и со Свободой-от-Рабства. Ей надо обратить идею.

— Что ты имеешь в виду?

Речные ворота со скрипом закрылись. Поток стал тонким, потом прекратился. Семай присел на корточки, уперся локтями в колени и указал подбородком на воду.

— Нисходящая Влага не только могла заставить влагу нисходить. Она могла и заставить ее не падать. Она умела прекратить свое влияние, верно? Она могла заставить дождь идти, а могла и оставить его в небе. Она могла остановить реку с такой же легкостью, как могла заставить ее течь быстрее. Твоя девушка-целитель не сможет пленить Возвращение-к-Равновесию или как там она планирует назвать ее. Но если она пленит что-то вроде Ранящего или Травмирующего- Недугом, она сможет убрать болезнь из любого. Андат будет отрицать противоположность и достигнет такого же эффекта; кроме того его будет не так трудно удержать.