Ящер (СИ) - Чередий Галина - Страница 29

— Поживете пока в одной, ничего страшного.

— Ленка со светом засыпает, потому что боится!

— Потерпишь.

Ты же мужчина, привыкай.

— Не хочу-не хочу-не… — А ну кончай мне тут визжать чуть что!

— рявкнул я.

— Не все в жизни подчиняется нашим хотелкам, понял?

Пока мы поживем вот так, потом что-то изменится.

Но одно останется без изменений — я не буду терпеть вот такого твоего поведения, Иван!

Я говорю — так надо, ты делаешь и не возмущаешься!

— С мамой было в миллион раз лучше, чем с тобой!

Она нам все покупала и ничего не запрещала!

Угу, а зарабатывал на все я, и не запрещала, потому что видела вас изредка, скинув на предков.

— Что поделать, отныне все станет по-другому.

Привыкнешь.

— Ненавижу тебя!

— заревев опять, выкрикнул Ванька и ломанулся вглубь дома, едва не снеся сестру.

— А я тебя люблю, сынок.

— Па, у нас вещей никаких с собой же нет.

Пижамы даже, — проводив брата печальным, больно резанувшим меня по сердцу, взглядом, сказала дочь.

— Не страшно, малыш.

Сегодня поспишь в трусах и маечке, а завтра всем необходимым вас обеспечим.

Естественно, на мой призыв к столу Ванька не явился, разозлив еще сильнее, но я решил сегодня больше не обострять.

Просто разрешил Лене отнести ему порцию не слишком удавшихся мне развалившихся через один пельменей, как только она терпеливо проглотила десяток.

Зараза, давно я сам готовкой не занимался, подзабыл курсантские времена.

— Все, теперь отбой, детвора, — сказал, ощущая все набирающую обороты досаду на то, что Лизка до сих пор так и не появилась.

Я ее адрес потребовал у Андрюхи еще на подъезде к городу и рассчитывал прибыть в Камневский дом уже вчетвером.

Но ее, видишь ли, где-то нелегкая носила.

И с того времени, как записку оставил, прошло четыре… да уже все пять часов.

Какого хрена, Ерохина?

Уже смеркается, а ты не соизволила еще домой заявиться и мою записку найти?

Где можно столько шататься, а главное — с кем?

Только попробуй мне на сторону глянуть, я… — Па, а сказку перед сном?

— жалобным голоском спросила Лена.

— А ты не слишком уже взрослая для сказок?

— проворчал я.

— Мне шесть, пап.

— Ванька, сказку сестре расскажешь, — велел я, выходя из комнаты.

— Будь хорошим старшим братом.

— А ты тогда станешь хорошим отцом, да?

— ехидно шепотом огрызнулся сын мне вслед.

Не слишком он языкатый для девяти?

Сука, я понятия не имею, как с этим быть, и пока у меня совершенно нет времени и сил разбираться с его этими взбрыками.

Так что придется ему просто проглотить свои обидки и научиться подстраиваться под меня.

Я вернулся в кухню и глянул в окно — и все вокруг и во мне перевернулось, как по щелчку.

Ерохина приоткрыла калитку и заглядывала во двор, явно не достучавшись и не дозвавшись.

Я сорвался с места, как если бы меня со всей дури пнули под зад, не забыв и отвесить тяжелый удар и по вмиг опустевшей башке.

Все проблемы из нее вынесло враз, образовав полную пустоту, которую в следующую секунду заполнило обжигающим концентратом похоти.

— Ну привет, господин Лебедев, — махнула Лизка ладошкой, завидев меня, носорогом прущего к ней.

У меня язык как присох от обуявшей жуткой жажды нажраться ее вкусом, так что на слова я размениваться не стал.

Налетел, захапал, загреб пятерней волосы, лишая возможности ускользнуть, и сожрал ее рот, и не думая хоть чуть сдерживать себя.

Лизка открылась навстречу сразу, выдавая с потрохами свою жажду — зеркальное отражение моей.

Позволила ее буквально трахать языком, отвечая с таким же жаром, раня от жадного нетерпения зубами и добавляя жгущей последние тормоза соли в поцелуй.

Меня от первого же этого жесткого контакта прямо размотало всего, не буду в ней сейчас же — и конец мне реально.

В башке и паху гудит бешеное полымя, соображать и тормозить нечем.

Оборвав поцелуй, со свистом втянул воздух и подхватил Лизку под ягодицы, вынудив обхватить ногами и руками, бешено оглянулся вокруг и попер ее за дом.

— Лебедев, я поговорить вообще-то… — начала Лизка, слегка начавшая трезветь за десяток секунд экстренной транспортировки в относительно укромное местечко.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— На х*й… — огрызнулся я, ставя ее у стены и тут же начав расправляться с пуговицей и молнией на ее джинсах.

Какого хера, нельзя разве было в платье прийти?

А лучше и вовсе сразу голышом.

— Макар… А-а-ах!

— я рывком стянул с нее долбаные тряпки под треск белья, присаживаясь и утыкаясь мордой вниз ее живота.

Не тормозя ни секунды, стиснул обнажившиеся ягодицы, толкая на свой язык и замычал от болезненного кайфа, находя мою девочку протекшей.

Бесстыдно присосался, целуя ее внизу еще жестче, чем только что в губы и добиваясь того, что у нее подгибаться колени мигом начали, и Лизка, застонав, стала оседать.

Оскалился торжествующе еще голодным, но уже заполучившим добычу, чудищем, сдернул с одной ее ноги штаны окончательно, скользнул вверх, растирая ее собой по стене и раздирая одновременно свою ширинку.

Дал ровно секунду обоим кайфануть, вжавшись текущим безбожно членом в ее подрагивающий живот.

— Скучал… — сумел выцедить первое слово, сказал, что перло из меня само.

— Скучал по тебе, п*здец просто как… Закинул ее ногу себе на бедро, стиснул снова задницу, не щадя, поймал ртом рванувшийся жалобный стон, и превратил его в сожранный мною вскрик, втолкнув себя в ее адски тесную жару.

Лизка попыталась взвиться, но я не позволил, удержал, хотя у самого в первый момент беспросветной тьмой по глазами полоснуло, а по всем нервам бритвой кайфа.

Целовал-жрал-трахал-натягивал-жег обоих в пепел.

Оторвался от ее губ, когда сносить стало совершенно, когда даже этого вторжения-безумия уже мало стало.

Поймал ее одурманенный взгляд, ощутил ту самую дрожь вокруг члена, что доконала меня в прошлый раз, накрыл распухшие от зверских поцелуев губы ладонью и замолотил бедрами как рехнутый.

Лизка закричала в мою ладонь, забилась, едва не срываясь с члена и кончила, утащив и меня за собой.

Позвоночник сверху донизу и обратно прошило остро-сладкими выстрелами, и меня понесло, со скалы в свободный полет швырнуло, заколбасило с такой силой, что я согнулся и уткнулся мордой в Лизкино плечо, дергаясь от выплесков, как от разрядов шокера и сдерживая из последних сил рвущий легкие рык удовольствия.

Глава 24

Лиза

— Вот это поговорили, — пробормотала я, отдышавшись хоть немного.

Мы так и стояли у стены неизвестно чьего дома, по моему бедру текло, вторая нога все еще была закинута на поясницу Макара, который мягко целовал и жарко дышал в изгиб моей шеи и оглаживал лапищей ягодицу, а не жестко тискал, как совсем недавно.

Внутри еще все плескалось, пело-звенело, медленно преображая взрывную невесомость, пережитую только что, в тяжело-текучую ленивую сладость.

Блин, я и не знала, что умею вот так.

В смысле заводиться-вспыхивать за вздох, за миг, что называется от нуля до сотни за секунду.

Ладно, прибрехиваю, нуля мне с нашего первого раза с Лебедевым было не видать, как своих ушей.

Я походу все эти дни пребывала в эдаком состоянии вялого кипения, а с момента обнаружения записки оно стало переходить в бурную форму.

И вот вам результат.

— Теперь и поговорить можно, — хрипло отозвался Макар и наконец отстранился, перестав вжимать меня в стену, и отпустил мою ногу.

Я зашипела, поняв что обе ноги затекли — одна из-за непривычного положения, другая — из-за стояния на носочке, пусть до этого момента я и не замечала, да еще между бедрами мокрее мокрого.

— Что?

— спросил Макар.

— Спасибо, что хоть вытащил вовремя, но знаешь, не стоит так рисковать все же.

— Права, — кивнул он, мигом поменявшись в лице.