Невидимые знаки (ЛП) - Винтерс Пэппер - Страница 94

Мое сердце заколотилось, как у зараженного бешенством животного. Я обхватил ее щеки и облегченно вздохнул, когда она прижалась лицом к моей ладони.

— Пожалуйста... Эстель, я умоляю тебя. Скажи мне, что случилось. Я схожу с ума от беспокойства.

Маленькая улыбка озарила ее губы.

— Ну, ты можешь перестать думать, что я тебя больше не люблю. На самом деле, я люблю тебя даже больше, чем раньше.

Я не знал, как это возможно, но я принял это.

Я бы принял все, что она мне дала. Я бы выжил на одних обрывках нежности, если бы это было все, что она могла предложить.

— Хорошо... — Я провел большим пальцем по ее нижней губе, прекрасно осознавая, насколько мягким и теплым был ее рот. — Тогда скажи мне... в чем дело?

Ее плечи напряглись, морщины, прочертившие ее лоб, вернулись, и она не могла держать зрительный контакт.

— Это... то есть... я хотела сказать тебе... но... я не могу.

Что сказать?

Мое сердце упало на ноги.

— Ты... ты ведь не больна, правда?

Я не мог смириться с мыслью, что она оставит меня, но я впал бы в кататонию при мысли о ее смерти.

Она никогда не могла умереть.

Я запрещаю ей это.

Подтащив ее к почти готовому к отплытию плоту, я схватил ее за бедра и усадил на деревянную (надеюсь, плавучую) платформу.

— Мы отплываем. Прямо сейчас. Мы принесем тебе лекарства. Все, что тебе нужно, чтобы поправиться.

Паника покрыла мои ладони потом, пока я отдавал приказы.

— Коннор, избавься от этого осьминога, он нам не нужен. Захвати соленую рыбу и копченую ящерицу. Мы уходим. Прямо сейчас. Эстель нужна помощь.

Лирический смех Эстель был единственным, что доносилось до меня сквозь мое бешенство. Ее пальцы скользнули по моим волосам, притягивая мое лицо к своему.

Наши губы соединились.

Наши вкусы смешались.

Мой хаотичный мир снова обрел центр.

Дыша на мои губы, она прошептала:

— Гэл... я люблю тебя. И прости, что не сказала тебе. Это было неправильно с моей стороны. Но видеть, как ты боишься, что я больше не хочу тебя, или паникуешь, что я умираю... Я не могу хранить это в тайне. — Ее губы дрогнули в грустной улыбке. — Кроме того, не похоже, что я смогу хранить это в тайне долго.

Пиппа придвинулась ближе, Пуффин волшебным образом оказался у нее в руках.

— Так... ты не больна, Стелли?

Эстель покачала головой.

— Нет, я не больна, Пиппа. — Что-то затуманило ее глаза. — Однако в ближайшие месяцы мне понадобится ваша помощь. — Она фыркнула от собственного страха. — Я не могу сделать это сама.

— Что сделать? — пробормотал я. — Скажи мне. Я сделаю все для тебя, Эстель. Ты знаешь это.

Она улыбнулась.

— Я знаю. Спасибо, Гэл. Просто знать, что ты будешь рядом со мной, уже достаточно.

— Достаточно для чего?

— Чтобы понять, что я могу не выжить, но у меня гораздо больше шансов, когда моя семья помогает мне.

Может. Не. Выжить?

— Какого черта, Эстель?

Ее указательный палец зажал мне рот, заставляя меня молчать.

Ее глаза пылали зеленым и карим признанием.

— Я беременна, Гэллоуэй. И я в полном ужасе.

…

АВГУСТ

В течение следующего месяца я чередовал неконтролируемую ярость и немыслимое отчаяние.

Как только Эстель рассказала мне об этом, с ее плеч словно соскользнул десятитонный груз и приземлился прямо на мои.

Она лучше спала, лучше ела и больше не прятала свой растущий живот за черной футболкой Коннора.

Ее бикини обнажило маленький бугорок, который в обычных обстоятельствах был бы едва заметен, но благодаря выдающимся ребрам и бедрам ее живот был единственным предметом, который увеличивался с каждым днем.

Наступает момент, когда жизнь не слушает, чего вы хотите.

Она идет вперед, уверенная, что вы не сможете соскочить с выбранного ею пути.

Я бы хотела, чтобы был способ изменить пункт назначения.

Шла ли я к смерти?

Бежала ли я к материнству?

Что будет, когда все это закончится?

Взято из блокнота Э.Э.

Последняя запись.

…

ОКТЯБРЬ

— ГЭЛ, Я НЕ ХОЧУ ДЕЛАТЬ ЭТО.

— Эстель, мы это уже проходили. — Гэллоуэй закрепил лозу, стягивающую его длинные волосы. Несколько месяцев назад мы использовали швейцарский армейский нож, чтобы обрезать все волосы. Мне, Пиппе, Коннору и Гэллоуэю.

Хрупкие, потускневшие от соли волосы были слишком растрепанными и раздражающими.

Но, похоже, фиГэлйская жара заставляла все расти быстрее, в том числе и наши волосы.

— С нами все будет в порядке, Стелли. — Коннор отнес грубо сделанные весла к кромке моря. — Мы просто собираемся испытать его. Убедимся, что он плавает.

Мое сердце не покидало горло с тех пор, как Гэллоуэй объявил, что хочет испытать спасательный плот.

После моего дня рождения, когда он приготовил мне вкусный ужин из копченой рыбы, семян льна и мятного таро и подарил самое дорогое деревянное сердце, он сообщил, что если мы собираемся уезжать, то должны уезжать сейчас.

Я была на пятом месяце беременности.

Мой живот уже вырос, и изжога стала ежедневным кошмаром. Кислота, бурлящая в груди, делала меня раздражительной, и бедная Пиппа отвечала за приготовление отваров, пробуя листья, которые, как мы знали, были съедобны, в различных препаратах, чтобы проверить, не обладает ли какой-нибудь из них антацидными свойствами.

Мы обнаружили (совершенно случайно), что маленькое пушистое растение помогает при свертывании крови и уменьшает воспаление. Гэллоуэй снова поранился во время дурацкой вылазки в лес без шлепанцев и, срубая пальму, угодил в кучу этого мохнатого растения. Рана не воспалилась и не распухла, из нее не текла кровь, и она зажила в два раза быстрее, чем обычно. Это было очень хорошо, потому что порезы на ногах заживали месяцами, ведь мы жили в океане, и соль превращала раны в морские язвы.

Мы экспериментировали в течение нескольких месяцев и обнаружили, что кипячение листьев и использование их в качестве настойки повышает эффективность.

У нас не было лекарств. Никаких антибиотиков. Никаких болеутоляющих средств.

Но у нас был небольшой шанс справиться с поверхностными порезами без проблем.

Однако все это было неважно.

Гэллоуэй уплывал.

Оставляя меня и мое ковыляющее жирное тело идиотски болтаться по заливу.

— Ты никогда не пройдешь мимо волн, разбивающихся о риф. — Мне не нравилось, как пессимистично я звучала, но мысль об отплыве (на середине беременности и в раздраженном состоянии) не входила в десятку моих лучших занятий.

Наряду с изжогой, мельчайшие трепыхания моего развивающегося ребенка заставляли мои мысли быть обращенными внутрь. Я знала, что в последние несколько недель я немного игнорировала Гэллоуэя, но это было естественно... не так ли?

Мое тело готовило человека.

Было правильно, чтобы мой разум тоже созрел и подготовился.

Гэллоуэй опустил бамбуковый плот на воду, оставив его безобидно плавать на поверхности.

Сколько раз мы плавали в приливе и занимались любовью? Сколько раз Гэллоуэй носил мою беременную попу по волнам, мыл мне волосы, массировал спину или целовал в губы, словно я могла разбиться на триллион крошечных кусочков.

Я любила его.

Я люблю его.

Он не может оставить меня.

— Пожалуйста, Гэллоуэй. Не надо. — Слезы навернулись мне на глаза. Наряду с тем, что мои мысли становились все тише и все больше зацикливались на том, что происходило внутри, мои эмоции были на острие ножа.

Я рыдала без видимой причины.

Я взрывалась из-за малейшего проступка.

Я не могла выносить себя, не говоря уже о том, чтобы понять, каково это — жить с таким чудовищем, как я.