Невидимые знаки (ЛП) - Винтерс Пэппер - Страница 48

Я сделал глубокий вдох в попытке успокоиться. От нахождения наедине с мертвецом мое тело покрылось мурашками.

Соберись. Тебе нужно действовать быстро.

Я не имел понятия, сколько было времени. Вероятно, не так много прошло времени, после того как мы заснули после нашего ужина. Впервые мы устроились в наших вырытых углублениях в виде кроватей, устланных листами, и нам было тепло, благодаря огню.

Может быть, мне нужно было подождать, пока я не выздоровею.

Я закатил глаза. Это восемь недель, прежде чем я смогу полностью использовать свою лодыжку и то, если кости срастутся правильно. Я не мог ждать восемь недель. Тела будут источать трупный запах по всему острову.

Но может, нас уже найдут к этому моменту.

Теперь у нас есть огонь — способ сделать сигнал. И у нас есть достаточно ресурсов (к счастью), чтобы поддерживать нас в живых, пока не настанет этот день.

Но как бы мне не хотелось верить в то, что через восемь недель я буду чинить сантехнику и закупаться в супермаркетах, я не слишком на это рассчитывал.

Я прекратил верить в чудеса, если был не в состоянии предоставить их сам. И это было вне моих возможностей обещать им спасение.

Пока не буду чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы построить им плот.

Единственный вариант, который оставался мне, это подтереть сопли и разобраться с этим.

С болью или без.

Захромав, я приблизился к Акину. Его кожа была фиолетовой и вздутой, с пятнистыми кровяными сгустками. Я издал рвотный звук, когда сжал его запястье и потянул его к ветровому стеклу вертолета.

Хлюпающий звук, что издавало его тело, послал противное чувство отвращения вниз по моему позвоночнику.

Я должен был отпустить его

Я должен закрыть рот ладонью

Я должен был прекратить это

Я не мог остановиться.

Стискивая зубы, я подобрал небольшую часть фюзеляжа, который сохранила Эстель, и осмотрелся в поисках чистого места, чтобы начать копать.

Как, мать твою, ты собираешься сделать это?

Может, попросить вежливо труп закопать сам себя?

Черт побери, слезы выступили на моих глазах. В течение всех дней с того момента, как мы потерпели катастрофу, моя ярость защищала меня от внутренней беспомощности. Но здесь, посреди ночи, посреди джунглей, черт знает где, я больше не мог сдерживаться.

Я нуждался в помощи. Но я был чертовски упертым, чтобы просить о ней.

Я фыркнул и потер переносицу.

Не. Смей. Плакать

Мои глаза обжигало, но я приложил все усилия, чтобы оттолкнуть всю нужду в ком-то, в ком угодно, чтобы мне сказали, что все проблемы разрешаться и все образуется.

Я склонился, чтобы вновь схватить Акина за запястье.

— Стой.

Я развернул тело в сторону мягкой команды. Моя нога кричала от дополнительного веса, который я перенес на нее.

Но затем гнев затмил все, кроме нее.

Эстель.

Эта женщина в открытую меня не ослушалась.

— Какого хрена ты делаешь? — Я развернулся, делая все возможное, чтобы загородить ей вид на тело.

Но ее пристальный взгляд сосредоточился на нем, ее выражение лица исказилось.

— Тебя не было, когда я проснулась

— Таков и был план.

— Ты не можешь делать это сам.

— Смотри.

— Именно в этом-то и дело. Я не хочу смотреть на тебя. Я хочу помогать тебе. — Когда она подошла ближе, лунный свет, что касался ее волос, сделал из светлых платиновыми. — Не проси меня уйти. Только не после того, что я только что увидела...

Моя кровь застыла в жилах.

— Что ты увидела?

Она сглотнула.

— Увидела, насколько ты мучаешься от боли... как душевной, так и физической.

Я повернулся к ней спиной.

— Ты ничего не видела. Я в полном порядке

Она не произнесла ни слова. Мою кожу головы покалывало от ее присутствия.

Выпрямившись, я прорычал:

— Эстель.

— Нет.

— Сделай это. Пока я не разозлился.

— Ты и так уже зол.

Мой рык перешел в яростное бормотание:

— Эстель... черт бы тебя побрал.

Позволь мне оградить тебя от этого. Позволь забрать этот ужас, чтобы тебе не снились кошмары.

Я уже и так страдал от кошмарных снов после того, что совершил. Это же было вне всякого сравнения с тем.

Она приблизилась, располагая ладонь на моем плече. Это могла быть жалость, но то, каким пониманием был наполнен ее взгляд, превратило это в заботу.

— Послушай меня. Я не уйду. Ты можешь сыпать оскорблениями и ругаться, но дело в том, что ты не сможешь меня заставить.

Мои ладони сжались в кулаки.

— Я могу применить силу.

— Ты можешь. — Ее пальцы легко массировали мою кожу, принося комфорт и облегчение моим изможденным мышцам после крушения. — Но ты не станешь делать этого. Потому что, как бы ты ни хотел признавать это, ты нуждаешься во мне. Ты не можешь сделать это сам, а я и не жду этого от тебя.

Она улыбнулась мне самой милой улыбкой из всех.

— Пожалуйста... позволь мне тебе помочь.

У меня было два варианта.

Первый: продолжить тратить ночные часы и мою энергию на то, чтобы оттолкнуть ее... Или же второй: признать, что я нуждаюсь в ее помощи и поверить, что она сделает все возможное.

Она знала мой ответ еще прежде, чем я заговорил. Знала по тому, как расслабились мои плечи, как прикрылись мои глаза, каждая капля гнева ушла в землю.

— Спасибо, Гэллоуэй.

Мои глаза резко поднялись вверх.

— Никогда не благодари меня за то, что я позволяю тебе делать это. Никогда, слышишь меня? Это не благодарная работа, и ее никто не должен делать, особенно ты.

Она прикоснулась к моей руке, державшей костыль.

— Нет ничего неблагодарного. Неважно, что это. Кто-то обязательно оценит это.

— Это неправда.

— Правда. — Ее голос был мягким, словно мелодия. — Уборщик мусора, к примеру. Неблагодарная работа для него. Грязная, вонючая, и выносливость напрямую связана с его работой. Но за каждый бак, который он убирает, за каждый вывоз, который он производит, ему благодарен владелец дома. Они могут не благодарить его осознанно, но они благодарны.

Я фыркнул:

— Они живут, чтобы ценить это. Огромная разница в нашем случае.

— Почему это? Коннор и Пиппа не знают, что ты делаешь, но они, несмотря на это, благодарны тебе. Ты спасаешь их от разбитого сердца и боли. И это к лучшему, что они не знают, потому что их благодарность ценнее в тысячу раз, потому что ты делаешь правильную вещь.

Я не мог переспорить ее. Она была такой мудрой, такой спокойной. Точной противоположностью того, кем был я. Нормально ли это воспылать так быстро чувствами к кому-то? Было ли это из-за нашей ситуации: из-за того, что мы застряли на острове и пребывали в совершенном одиночестве?

Несмотря на это, я никогда не хотел разлучаться с ней.

Я неохотно признал правоту ее суждений.

— Я принимаю то, что ты говоришь, но ты понимаешь что-то неправильно.

— Что же?

— Ты сказала «я». Что «я» буду делать. — Мое сердце забилось стремительнее. — Но, ты имела в виду «мы». Что «мы» будем делать.

Ее улыбка осветила все, словно луна.

— Я рада, что ты изменил свое мнение. Теперь давай-ка приниматься за дело.

…

Я покачивался, удерживая костыль со всей силы, потому что, если бы я не делал этого, я бы упал лицом в песок. Эстель стояла рядом со мной, наша кожа горела от ощущения близости, но мы не касались друг друга.

Мы не произнесли ни слова, когда уровень прилива стал увеличиваться, а небо становилось светлее.

Пот выступил на коже, и я вытер его. Эстель сделала то же самое. Ее линия роста волос была влажной, ее щеки раскрасневшимися, ее движения болезненными и изможденными. Она сделала так много. Я никогда бы не смог отплатить ей за это.

Ее предложение спасло меня от работы, которую бы я не смог сделать сам, а вместе мы смогли позаботиться о том, чтобы остров был свободен от трупов, а дети никогда бы не увидели то, что детям видеть не положено.