Невидимые знаки (ЛП) - Винтерс Пэппер - Страница 128

Мы считали свое островное существование само собой разумеющимся. Мы не понимали, насколько особенной была наша жизнь, пока не стало слишком поздно.

Сомневаюсь, что мы когда-нибудь туда вернемся.

Но я бы все отдала, чтобы вернуться.

Забавно, что я стерла из памяти трудности последних лет.

Я могла вспомнить только счастливые времена.

Гэллоуэй оттолкнул меня от себя, его взгляд метнулся вверх, когда звуки открывающейся раздвижной двери оповестили о том, что пора одеваться, пока нас не арестовали за публичное непристойное поведение.

— Пойдем. Пойдем в душ.

Я поплелась за ним, обнаженная, не особо заботясь об одежде. Коко была слишком мала, чтобы обращать внимание на части тела, и она провела большую часть своей жизни, бегая голышом.

Теперь все изменится.

С этого момента она должна быть более цивилизованной. Ходить в школу. Взаимодействовать с другими.

Она теперь была не только моей.

Как и Пиппа.

Так много всего произошло с тех пор, как она ушла. У меня не было времени поразмыслить о том, как сильно я по ней скучала.

Ее уход был почти таким же болезненным, как смерть Коннора.

Как я могла продолжать дышать после того, как лишилась двух замечательных детей?

— Я влюблен в водопровод почти так же сильно, как и в тебя.

Гэллоуэй подмигнул, пытаясь шуткой разрядить напряжения после долгого стресса.

Я оценила его беззаботность.

Нам нужно было посмеяться. Вспомнить, что мы живы и заслуживаем передышки от печали прошлого.

Мое сердце затрепетало, но не от его заигрываний или мысли о том, что произойдёт в душе, а от того, что он выглядел счастливым. Он выглядел как дома за закрытыми дверьми и современным оборудованием.

Возможно, только я скучала по ФиГэл. Может, я была единственной, кто был настолько глуп, чтобы желать чего-то столь трудного, как выживание.

С момента причаливания в Сиднее мне хотелось спросить, не задумается ли он о возвращении. Если бы существовал хоть мизерный шанс, что все получится (мы не умрем, будем иметь доступ к лекарствам и необходимой пище)... он бы захотел вернуться?

Я не самоубийца, чтобы возвращаться в наш дом, в том виде, в котором он есть сейчас. Нам понадобилась бы провизия, модернизация, помощь.

Но если бы все это стало доступно... он бы согласился?

Однако, следуя за ним в ванную комнату и наблюдая за его одобрением, когда в душе забулькала мгновенно нагретая вода, я не стала задавать вопросы.

Мы были спасены.

Здесь нам было самое место.

С интернетом, ванными комнатами и мебелью. С телефонами, телевидением с развлечениями и электричеством, которое позволяло нагревать, охлаждать, готовить пищу и защищать.

Не там.

Мы снова стали частью общества.

А настоящие горожане не жаждали жить в окружении дикой природы.

В конце концов... мы не дикари.

ТУК-ТУК-ТУК.

— Можешь открыть? — крикнула Эстель из ванной.

Мы закончили второй раунд секса, ее руки были прижаты к белым кафельным стенам душевой, а я входил в ее стройное тело сзади, при этом мы пили свежую воду прямо из душевой лейки.

Это было похоже на ливень по запросу, только теплее.

Мне понравилось... но в то же время что-то настораживало.

Все было не так.

Неестественно... хотя тысячелетия эволюции утверждали, что все нормально.

— Конечно!

Обмотав полотенце вокруг пояса, я направился к входной двери.

Я не видел свою женщину, но слышал свою дочь. Она визжала, и плеск воды от ее игры в ванне эхом разносился по квартире. По крайней мере, в ванной не было каменных рыб, акул и тварей, готовых убить ее. Коко не погибнет такой же ужасной смертью, как Коннор, и не будет съедена незваным хищником в нашей бухте.

В возвращении в общество было очень много положительных моментов.

Почему же я помню только плохое?

Смог.

Стресс.

Предательство, ложь и отвратительное поведение?

Проведя рукой по влажным волосам, я отметил, что надо бы подстричься, чтобы не прослыть пещерным человеком, и открыл дверь.

Незнакомая женщина смотрела на меня.

Ее рот открылся, взгляд упал на мою обнаженную грудь (худую, но подтянутую), на низко висящее полотенце (я никак не мог привыкнуть к одежде, как бы мне ни хотелось ее носить), затем снова на мои глаза (которые теперь точно так же сканировали ее).

Рыжеволосая, с веснушками (как у Коннора), темно-зелеными глазами и губами, накрашенными вишневым цветом.

— Эм... я ошиблась квартирой?

— Не знаю. Кого вы ищете?

Коко внезапно выскочила из ванной, совершенно голая, пенные пузыри сползали по ее маленькому телу.

— Поймай меня!

Эстель бежала за ней, ее фиолетовый сарафан насквозь промок и облегал ее едва заметные изгибы. После столь долгого пребывания практически обнаженной она так и не смогла привыкнуть к нижнему белью. В эти дни мы предпочитали ходить без нижнего белья.

Дикие, одичавшие островитяне, которыми мы и были.

Глаза ее ожили, лицо исказилось от смеха.

— Вернись, угроза!

Ее улыбка предназначалась мне, но взгляд был устремлен на незнакомку у двери.

Она резко остановилась, и хлопнула ладонью по мокрому сарафану в области сердца.

— О, боже.

— Ох! — Рыжая пронеслась вперед, игнорируя меня. — Стел... — Ее глаза заблестели, наполняясь слезами, когда она потянулась к моей жене. — О мой...

— Мэди! — Эстель вздрогнула, а затем обняла девушку, о которой я так много слышал. — Мэди... это на самом деле ты.

Обхватив друг друга, они сползли на пол, образуя кучу из платьев, целуясь, обнимаясь, приветствуя и возвращаясь в жизнь, в то время как Коко, с голым задом, расхаживала по комнате.

ЭТОТ ГОЛОС.

Этот ритм.

Боже мой, как я по ней скучала.

Спустя столько лет я наконец-то обняла свою лучшую подругу. Когда мы сидели, обнявшись, на кафельном полу в коридоре, я ожидала язвительного замечания, удара по руке, только нам понятной шутки. Чего-то знакомого из нашей дружбы.

Однако она повергла меня в шок, когда разразилась рыданиями, зарывшись лицом в мою шею.

Гэллоуэй застыл, на его аппетитном теле блестели капельки воды, капающие с длинных волос. Он прочистил горло.

— Я... Я оставлю вас.

Я смутно помню, как он подхватил на руки нашу голую дочь и скрылся в спальне, примыкающей к гостиной, тихо прикрыв за собой дверь.

Мое сердце было с моей семьей, но мое внимание сосредоточено на плачущей Мэделин.

— Эй, все в порядке. Я здесь.

— Я думала... я думала, ты погибла! — Ее рыдания раздавались сквозь мои волосы, становясь громче с каждым всхлипом. — Я... — Она не могла закончить предложение, прижимаясь ко мне сильнее. — Когда мне позвонили и сказали, что ты зафрахтовала вертолет, который разбился... Я подумала, что это ошибка. О чем ты думала? Зачем ты сделала что-то подобное! Ты оставила меня.

Я улыбнулась.

Вскоре после этого я расхохоталась.

— Хочешь сказать... что после всех своих слов и утверждений, что не плачешь над телепередачами и книгами, ты плачешь, потому что я вернулась из мертвых?

Она отстранилась. Ее глаза покраснели, на щеках блестели слезы.

— Когда ты так говоришь, я начинаю думать, что не рада, что ты жива.

Я игриво кивнула, улыбаясь так, что у меня заболели щеки.

— Серьезно? Значит, слезы... это инсценировка, да?

— Я не скучала по тебе.

— Ага, врушка.

— Нет.

— Да.

— Это был рекламный трюк. — Она надменно вздернула нос. — Я тебя знаю. Ты бы предпочла долгие годы жить дикарем на необитаемом острове, чем выйдешь на сцену и споешь. Я твой менеджер. От менеджера не убежишь.

— Можно, если она тиран.