Физрук 2: Назад в СССР - Гуров Валерий Александрович - Страница 4

– Вопросы есть?

– Есть! – пробасил Доронин.

– Ну задавай!

– А немец этот, Шлехтер, золотишко все-таки заныкал или как?

– Не было тут никогда золота, – ответил военрук.

– Значит – заныкал! – сделал вывод «Чапаев» и подмигнул своим дружбанам, те понимающе закивали.

– А можно посмотреть на эту шахту? – спросила одна из девчушек.

– Можно, – ответил Петров. – Мы туда и идем… Только предупреждаю сразу. В штреки не соваться. Крепь давно сгнила. От малейшего шороха кровля может обрушится. Всем понятно?

– Все-ем! – нестройно ответили школяры.

– Тогда встаем и в путь. До вечера мы должны вернуться в город.

Пионеры начали нехотя подниматься. Григорий Емельянович подошел к нам с Серафимой Терентьевной.

– Теперь, коллеги, смотрите в оба, – сказал он. – Особенно, когда подойдем к главной штольне. Она широкая и ребятам трудно будет удержаться от соблазна обследовать ее. И если кто-нибудь из них шмыгнет в один из боковых штреков, придется вызывать горных спасателей.

– Так давайте просто туда не пойдем! – предложила, явно испугавшаяся старшая пионервожатая.

– Это не выход, – покачал головой Петров. – Если мы сейчас повернем назад, в следующее воскресенье некоторые из них, наверняка, приедут сюда по самоволке. Нет, лучше мы им сами покажем, что ничего особенного в старой выработке нет – пыль, темнота и теснота. Основная шахта много раз обследована и признана безопасной для туристов. Главное никуда не сворачивать.

– Я думаю, что если мы пойдем внутрь, надо сделать общую обвязку, как это делают спелеологи, – сказал я. – В начале обвязки пойдете вы, Григорий Емельянович, в середке – вы, Серафима Терентьевна. Я – замыкающим.

– Дельное предложение, – одобрил военрук. – Тем более, что спелеологическая веревка у меня есть. Сто метров, думаю, хватит за глаза.

– И все-таки я боюсь, – пробормотала Симочка.

– Бояться не надо, – ответил Григорий Емельянович. – Тем более – показывать свой страх детям. Глубже, чем на сто метров, мы все равно не спустимся.

– Почему ее никто не закопает, это шахту?!

– Ее больше ста лет копали, – ответил Петров. – Породу растаскивали по окрестностям, а не сваливали в терриконы, как это делают сейчас.

– А почему – не взорвут? – спросил я.

– Рисковано, можно нарушить стабильность коренных пород и вызвать землетрясение, – ответил военрук. – Весь правый берег может рухнуть, в нем полно пустот.

– Понятно… Фонари есть?

– Есть, – кивнул военрук. – Иначе я бы не повел нас по этому маршруту… Пойдемте уже, товарищи. Солнце высоко.

Идти пришлось еще около километра. Теперь повсюду встречали кучи щебня, сверкающего на солнце чешуйками слюды. Пацаны поначалу бросались к ним, словно это были груды самородков, но вскоре им это надоело. Я понял, что этот щебень и есть отвалы выбранной в горе породы. Попадались нам черные дыры, выкопанные прямо в склоне холма, а вскоре открылась и сама главная штольня, черный глаз входа в которую темнел посреди скалистого гребня, пересекающего холмистую местность, словно хребет дракона.

Григорий Емельянович опять велел школярам построиться, а после в буквальном смысле брал каждого пацаненка и девчонку за руку и разводил по группам. Надо отдать ему должное, он хорошо знал, кто и что собой представляет. Поэтому в первую, ведущую группу включил самых отчаянных. В нее вошла и четверка неформальных лидеров моего, восьмого «Г» класса, и как ни странно – две девчонки. Остальные вошли во вторую группу, которая должна была следовать в середине.

Пацаны, которые не попали в авангард, оказались в арьергарде и были, соответственно, отданы под мое начало. Выстроив таким образом отряд, военрук с моей и Симочкиной помощью, провел обвязку. В итоге вся команда оказалась «скована одной цепью». Эта процедура вызвала волну шуточек, разной степени остроумности. Убедившись, что, как выразился остряк Доронин, повязаны все, Петров передал нам с Серафимой Терентьевной по цепочке большие электрические фонари и объявил:

– Следуем по цепочке, вправо-влево не отклоняемся. Если я скажу – стоп, все останавливаются. Если кто-то начнет паниковать, разворачиваемся и топаем назад. Все, пошли!

И мы двинулись к штольне. Григорий Емельянович зажег фонарь и луч его скользнул в в ее черное чрево. Веревка натянулась, но потом ослабла. Видимо, у кого-то из школяров не сразу хватило духу шагнуть под низкий каменный свод. Мне пришлось нагнуться при входе и не разгибаться все время, пока мы были в старой выработке. К счастью, пол оказался довольно ровным – я подсвечивал его фонарем, чтобы моя группа могла видеть, куда ступает. Я заметил две параллельные ржавые полоски – видимо это были рельсы, по которым когда-то выкатывали из выработки вагонетки.

Время от времени Петров командовал – стоп! – и все более менее быстро останавливались. Скользя лучом по стенам, он рассказывал о том, как работали здесь, не покладая рук изможденные, оборванные, голодные каторжники. На стенах и впрямь виднелись следы от кирок, но девочек больше заинтересовали, похожие на бабочек насекомые, что висели, сложив бледные крылья, на потолке. В общем, экскурсия шла своим чередом. Заминка была только одна.

Когда мы проходили мимо вагонетки, что была сброшена с рельсов и валялась у правой стены штольни, веревка вдруг натянулась, потом дернулась несколько раз. Завизжали девчонки. Заматерились пацаны. Когда панику удалось прекратить, военрук сказал:

– Как я предупреждал, разворачиваемся и идем назад.

Синхронного разворота не получилось. И только после бестолковой суеты, хихиканья, возмущенных воплей и тычков, отряд развернулся и начал выбираться из штольни. Наконец, мы оказались на свежем воздухе. Казалось, что можно уже вздохнуть свободно, но вдруг одна из активисток крикнула:

– А Маша где?

Все заоглядывались, спрашивая друг у друга:

– Ты Машку Киселеву не видел?

– И Доронина нету! – вдруг сказал Абрикосов. – Зимина и Кривцова. Они отвязались…

– ЧэПэ! – ахнула Серафима Терентьевна.

– Построились! – скомандовал я, опередив Григория Емельяновича, который только набирал воздуха в грудь.

Перепуганные школяры подчинились сразу. У Симочки оказался список. Провели перекличку. Увы, четверо действительно отсутствовали. Три мальчика и одна девочка. Трое взрослых, которые лично отвечали за жизнь и здоровье детей, провели краткое совещание. Решили, что мы с Петровым берем оставшуюся воду, продукты, которые не надо готовить, фонарики и веревку, и возвращаемся в штольню, искать пропавших. А старшая пионервожатая ведет остальную группу к железнодорожному разъезду, который находится в пяти километрах от бывшей шахты и вызывает помощь.

Мы дождались покуда Серафима Терентьевна уведет школяров подальше, разложили по рюкзакам все, что взяли у остальных и вернулись в штольню.

– Там есть два боковых штрека, – сказал мне Григорий Емельянович. – Обследовать их по очереди слишком долго, так что придется разделиться. Ты как, не сдрейфишь?

В другой ситуации за такой вопрос я бы запросто смазал по физии, но сейчас было не до выяснения, кто из нас круче. На кону стояли жизни четырех детишек и, что греха таить, наша с Петровым свобода. Поэтому я только спросил:

– Что будем делать с веревкой? Резать пополам.

Военрук покачал головой.

– Нет, с обвязкой пойдешь ты, – сказал он. – Я уже бывал здесь. Ты – нет… Помни, что нельзя кричать и обязательно смотри под ноги.

– Я понял.

Он помог мне с обвязкой, привязал ее конец к злополучной вагонетке, возле которой сорванцы обоего пола умудрились соскочить с «цепи» и сунул моток мне.

– Если найдешь ребят, ждите меня снаружи, – сказал Григорий Емельянович и скрылся в левом штреке.

Глава 3

Боковой штрек оказался гораздо уже и ниже. По сути в нем можно было пробираться только на четвереньках. Вот какого черта эта пацанва сюда полезла, да еще и в компании девчонки?! Золото искать?.. Блин, наслушались баек.