Крест и полумесяц (СИ) - Агишев Руслан - Страница 63

Мы, самодержец Всероссийский, император Николай Первый повелеваем назначить князя Кавказского имама Шамиля, нашего верного союзника наместником Кавказского наместничества. Наделяем его особливыми полномочиями для скорейшего укрепления и развития территории и блага всех наших подданных… Передаем в его руки суд над всеми поданными наместничества, включая губернаторов, военных комиссаров и предводителей дворянства. Дозволяем проводить расследование государственных и церковных преступлений всеми доступными способами и методам…

-//-//-

К каменному зданию губернского суда с колоннадой из чудесного голубого мрамора подкатила карета в сопровождении восьми конных жандармов. Стремглав подбежавший, слуга в красной ливрее и белых чулках, натянутых поверх узких панталон, бросился открывать дверцу кареты.

— Уф… — с тяжёлым вздохом оттуда вылез чрезвычайно тучный мужчина в судейской тунике и сильно накрахмаленном парике. Он недовольно посмотрел на слугу и вдруг отвесил тому хлесткую пощечину пухлой рукой. — Медлишь, сукин сын. Запорю, коли ещё повторится.

Со страхом в глазах слуга тут же низко поклонился. Ведь, этот точно запорет. Прикажет и даже глазом не моргнет. Не зря свое страшное прозвание среди простого люда получил — Живодер. Слишком часто битье батогами назначал, как наказание по суду. Никого не щадил. Мог и мальчишке-несмышленышу за надкусанную булку хлеба с прилавка десяток ударов дать. Беременным баб тоже не жаловал.

— Совсем службу забросили. Только гулеванить и баб портить можете, — еще раз ударил слугу, на этот раз попав в висок. Того так качнуло, что едва не с ног не свалился. Еле на ногах удержался. — Пошел прочь с глаз моих!

А у лестницы его уже ждали больше десятка человек — секретари, писари и делопроизводители губернского суда, с почтением гнувшие спины. Заведенный судьей ритуал встречи не менялся уже много-много лет. И не дай Бог кого-то из судейских здесь не будет, ему потом не поздоровится.

— Доброго утречка, Ваше Высокопревосходительство! Светлого дня вам, Ваше Высокопревосходительство! Здравия… — на разные голоса запели-заблеяли судейские, стараясь не смотреть в глаза своему начальнику. Больно уж тот этого не любил, считая то ли оскорблением, то ли вызовом. — С самого ранья приехали, совсем себя не бережете! Поберечь себя вам нужно, а вы, Ваше Высокопревосходительство, все в заботах и заботах! Об Отечестве и государственных делах неустанно радеете…

Судья же, зорко высматривавший молчащих, недовольно кивал. Мол, я без вас, черти, знаю, что работаю не жалея себя, что здоровье гроблю на службе Отечеству.

Наконец, он махнул пухлой ручкой с нанизанными на пальцах крупными перстнями, дозволяя прекратить это каждодневное славословие. Судейские к нему тут же подбежали всей гурьбой и, отпихивая друг друга, подхватили судья под локти, помогая ему подниматься по длинной мраморной лестнице.

— Стоять! — вдруг раздался зычный голос, которому сразу же хотелось подчиниться. — Стоять, я сказал! Для глухих говорю?

Кто-то из судейских обернулся, чтобы посмотреть на этого самоуверенного наглеца. А как еще можно было назвать глупца, что смел так кричать при высочайшей особе самого губернского судьи, его высокопревосходительства Победоносцева? Только глупцом и наглецом назвать и можно! Лучше даже смертником! Сейчас только Его Высокопревосходительство повернется…

У самого начала лестницы стояло пятеро всадников, одетых в горские черкески, мохнатые черные папахи и высокие шапки. На поясах изогнутые шашки, а к седлу приторочены длинные ружья. Обликом — бородатые, загорелые — тоже напоминали скорее жителей гор, чем местных.

— Что еще там такое? — недовольно заворчал судья, поворачиваясь всей тушей. — Кому там язык укоротить? А ну позвать сюда жандармов! Пусть спустят шкуру с этих абреков.

Кто-то из судейских вприпрыжку бросился бежать за жандармами, что всегда отирались возле здания губернского суда.

Всадники тем временем спешились, легко спрыгивая со своих коней. Первый, высокий мужчина с жестким волевым лицом, подскочил к судье, который продолжал грозно хмуриться и сверлить глазами наглецов.

— Гражданин губернский судья Евгений Александрович Победоносцев? — требовательно спросил мужчина, держа в руке какой-то список с фамилиями. — Не слышу ответа⁈

Стоящий рядом судейский, неказистый мужичонка с проплешиной на голове и хитрым выражением лица, негромко прошептал:

— Это Его Высокопревосходительство Евгений Александрович Победоносцев, собственной персоной.

Подошедшие сзади казаки оттеснили судейских и крепко схватили судья за руки, отчего тот чуть не задохнулся от возмущения. Затрясся весь, словно холодец. Захрипел, не в силах что-то выдавить из себя.

— Что… Да я вас… Это же… — сипел Победоносцев, пытаясь заорать. — Жандармы…Я губернский судья! — последнее он все же сумел четко выговорить. — Сам император… Губернский судья…

— Знаю, знаю, — скривился в угрожающей ухмылке казак, сминая список в кулаке. — Ты — губернский судья, а еще казнокрад, душегуб и содомит в, добавок! Задавить бы тебя, как клопа, прямо здесь, да закон не позволяет! Ведите его к остальным!

Судейские с такими ошарашенными лицами стояли, что казак не выдержал и рассмеялся. После, прищурив глаза, внимательно на них посмотрел, словно в душу каждому из них заглядывая.

— Смотрите у меня. Я вас, судейские душонки, насквозь вижу. Будете взятки брать, снова приду, — с угрозой проговорил он, показывая пальцем на металлическую бляху с волком у себя на груди. — Капитан Игнатьев, старший оперуполномоченный Департамента общественной безопасности, честь имею, — козырнул он.

Затем вскочил на коня…

-//-//-

В огромном кабинете за столом сидел, обхватив голову руками, смертельно уставший человек. Лицо у наместника Кавказского наместничества и по совместительству правителя Чечни и Дагестана имама Шамиля было, словно у покойника — серо-бледное с желтизной. Ещё больше пугали черные круги под глазами, напоминавшие глубокие провалы под глазами.

— Сдохнуть легче, чем свернуть все это, — тяжело выдохнул он и с силой растер руками лицо.

Ринат в последние недели, как вступил в права наместника огромной территории, чувствовал себя мифическим Сизифом, снова и снова пытавшимся вкатить на высокую гору здоровенный камень. Тот же всякий раз, когда он уже был близок к цели, вырывался и скатывался обратно, попутно разрушая все уже построенное. Большая часть его начинаний в промышленности, сельском хозяйстве, просвещении, науке вязли в каком-то непроходимом болоте из диких традиций, немыслимых обычаев и совершенно непонятных правил. Вроде бы что-то начнет получаться, обязательно случается какая-то неожиданность, от которой все отказывалось обратно.

— Б…ь! Словно кто-то здесь все на тормоз поставил, и время от времени давит на него. — Хм. Это ещё что за чудо такое с охренительным бланшем под глазом?

К его удивлению в самом углу кабинета, примостившись на краешке высокого кресла, сидел насупившийся Ислам, его младший сын, которого вместе с матерью и остальными детьми он забрал в свою новую резиденцию в Тифлисе. Его отпрыск вздыхал также тяжело, как и Ринат, стараясь не поворачиваться к нему лицом. Бочком сидел. Здоровенный синяк под глазом прятал.

— Что случилось? Рассказывай, — Ринат с радостью ухватился за возможность хоть не на долго отвлечься от своих проблем. — Иди, иди, что сидишь бука букой.

Тот с трагичным видом подошёл к столу и начал шмыгать носом. Пришлось приобнять его, чтобы немного приободрить.

—…Изя, гад, стукнул. Я его ногой пнул, а он стукнул рукой, — наконец, начал рассказывать Ислам, то и дело вытирая сопливый нос. — Говорит, что мне обрезали криво… — мальчишка рукой тычет на завязку портов. — И смеётся… Диденко… Ой! Эти, ты чего?

Согнувшийся в этот момент в три погибели, Ринат с трудом сдерживал свое ржание. Затыкал рот, щипал себя за руку, даже губу пытался кусать. С трудом терпел.

— Я его… Я убью его! Возьму твой пистолет и застрелю его, — распалялся маленький горец с горящими от обиды глазами. Руками показывал, как возьмёт пистолет и спустит курок. Даже выстрел озвучил — «пуф, пуф». — И шашкой…