Крест и полумесяц (СИ) - Агишев Руслан - Страница 60

Наблюдая это, Ринат страдальчески морщился. Совсем ему это предложение не нравилось. Как можно ему с гвардией работать? Кто он и кто в столичных полках служит? Он бессермен, горец, не дворянин, и, вообще, никто для местного дворянского сообщества! В гвардии же служили сплошь дворяне таких голубых кровей, что голубее нет: бароны, графы и князья. Пока с ними со всеми договоришься, десяток березовых дубин обломаешь об их головы и спины. Словом, гвардия для его планов совсем не годилась.

— Благодарю вас, Ваше Величество. Думаю, начать лучше с самого обычного полка, стоявшего где-нибудь на границе, например, на Кавказской военной линии, — предложил Ринат. Объяснил императору все нюансы про тайну и норов дворян их гвардии, чем сразу же его и убедил. — К тому есть такая идея, что вамобязательно по душе придется. Через полгода проведем смотр, военные игры, на которых посмотрим, чей полк лучше — мой или гвардейский. Как такое?

Император пришел в восторг от этой идеи. Приосанился, оглядел окаменевший строй и громко закричал:

— Слышали, горе-воины? Сроку вам даю полгода! Чтобы за это время не бражничали, не гуляли, а воинскими упражнениями занимались…

Оставшееся до своего отъезда время, Ринат провел с императором. Тот ни на минуту не отпускал его от себя. Обложившись многочисленными блокнотами, листами и книгами, все продолжал и продолжал спрашивать о будущем. Его интересовалось, казалось все на свете: каких лошадей запрягали в армии в будущем, чем кормили в сиротских приютах, как освещали улицы в столице, какие болезни лечат, а какие нет. Несколько раз, когда уставал спрашивать о серьезном и важном, задавал довольно курьезные вопросы: носят ли бабы в России будущего или нет, много ли детей в семьях, наказывают ли за прелюбодеяние. Рассказывая об этой «клубничной» сфере, Ринат чуть увлекся и на эмоциях выдал про новые веяния прогресса в сексуальном просвещении — про сотни гендеров, про трансвеститов, про беременных мужиках и других мерзостях.

— Что? Содомиты правят балом на православных землях? — схватился Николай Павлович за голову. В глазах сверкала ярость, вздымалась грудь от возбужденного дыхания. — Содомию развели? Содом и Гоморра? Бреешь⁈ — драчливым петухом наскочил он на Рината, едва не грудки его хватая. — Не бывать этому! Никогда не бывать!

Сильно взъярился. Раскраснелся, кулаками стал размахивать.

— Что же вы их к ногтю не прижмете⁈ Уд резать нужно под самый корень таким! Самих же в Сибирь! В Сибирь к медведям! — топал он ногами. — Может и православную веру забыли?

От греха подальше, Ринат рта больше не раскрывал. Больше отмалчивался. Не дай Бог, императора от инсайдов будущего кондратий хватит. Запросто ведь может.

—…Чтобы трудилось на благо наших народов легче, — перед прощанием по-доброму улыбнулся Николай Павлович. Они шли в окружении многочисленной свиты, на лицах которой до сих пор не проходило шоковое состояние от последних событий. Ведь, не каждый день со своих должностей летят, как драные коты, десятки генералов, действительных и тайных советников. Это же представители известнейших дворянских фамилий. — Жалую тебя князем Кавказским и полковником лейб-гвардии Семеновского кавалергардского полка. Получай во владение бывший дворец графа Воронцова в Петербурге, — кто-то из свиты при этих словах громко и завистливо вздохнул и что-то уныло пробормотал. Если бы не император, многие высказались бы гораздо жестче, обружив на Рината проклятья.

Уже вечером с ворохом разных верительных документов, что по силе и эффекту больше напоминали мандаты революционного времени, Ринат отправился назад, на Кавказ. Позади его черной кареты в сопровождении скакал целый взвод лейб-гвардии Семеновского кавалергардского полка, который теперь ему полагался по статусу.

— Значит, господин, замириться придется с белым царем? — косясь на столь внушительное сопровождение, спрашивал Наиль. Сам то и дело хватался за рукоять шашки, словно готовился вступить в схватку. — Войне конец?

Ринат кивнул, задумчиво смотря в окно кареты. Видит Бог, он прекрасно понимал своего товарища и сотни таких же горцев, для которых война с русскими была делом всей жизни. Что теперь будет с ними? Что они должны будут делать, как жить дальше? Ведь, горцы — воины и другого они не умеют. Становится крестьянами, кузнецами и охотниками? На все эти вопросы нужно было ответь ясно, четко и однозначно, иначе жди беды.

—…Не беспокойся, дружище, на наш век войн хватит. Вспомнишь ещё мои слова, — успокаивал он горца. — Главное, теперь мы не одни. За нашей спиной легион, Наиль. И мы стали его частью.

Когда беседа сошла на нет, Ринат стал размышлять над тем, что именно ему делать с полком. Вопрос был далеко не праздный. Пока ясного и понятного ответа на нwего он не видел.

Одно было ясно, что придется работать с тем материалом, который есть. Новых супер солдат из ниоткуда родить я не смогу. С материальной базой за шесть месяцев тоже вряд ли что-то можно сделать. Поэтому менять придется прежде всего тактику боевых действий.

Сегодняшняя армия, в том числе и российская, и европейская, и османская, это армии прошлого, застрявшие в 18 веке. Здесь было все: и линейная тактика боя, и низкий уровень взаимодействия родов войск, и устаревшие приемы атаки и нападения, и недооценка индивидуальной самостоятельности бойца и малых групп, и почти полное отсутствие связи.

— И что? Что я предложу нового в тактику? Я Жуков? Рокосовский? Или может Александр, мать его Македонский⁈ Что? Спецназ буду воспитывать? ВДВ рожу, сразу две псковские дивизии?

Ответы были понятны без слов. А вот выход совсем не ясен.

— Или все-таки с вооружением похимичить? Ведь есть наработки.

Он вспомнил про динамит, производство которого уже наладил в одной из своих мастерских на Кавказе. Из него можно было наделать удобных для броска динамитных шашек, скажем так отличных гранат. После мысленно коснулся коктейлей молотова, для которых у него была уже приготовлена зажигательная смесь. Даже быстро набросал простенький ранцевый огнемет. Еще через пару минут в его голове вызрела идея эрзац-танка, бронированной повозки.

Выиграл…

-//-//-

Из трехэтажного здания серого мрамора, расположенного почти в самом начале Фонтанной улицы, вышла моложавая дама в темном кримпленовом платье с накинутой на плечи теплой мантильей. На голове был того же цвета капор со светлой оторочкой, в руках тканая сумочка с причудливой ручкой.

— Доброго утречка, Ефросинья Митрофановна! День-то какой сёдни хороший, — дворник, сухопарый дед с густой бородищей и в светлом фартуке, заискивающе поклонился ей и тут испуганно, словно сам своих слов испугался. Как-то скрючился весь, скособочился, отчего вся его фигура едва ли не вдвое ниже стала. Старческое лицо сморщилось и приобрело настолько жалостливое выражение, что и смотреть было нехорошо.

Дама остановилась и в удивлении взглянула на дворника. Некоторое время презрительно разглядывала его, словно какое-то насекомое. Мол, что это еще такое встретилось на ее пути? Всегда молчало, было тише воды ниже травы, а тут заговорило человеческим голосом.

— Фи, — фыркнула женщина, выражая тем самым все свое отношение к этому неопрятному, взъерошенному деду, что скрючился перед ней в испуге. Правда, сделала она это негромко и холодно сдержано, как, собственно, и приличествует даме в ее положении и статусе. Ведь, она не девка какая-то из мастериц и кухарок, а личная служанка его высокоблагородия графа Камбулатова, второго статс-секретаря самого государя-императора. — Ходют тут…

По ее разумению, следовало бы, вообще, лицам подлого сословия[1] запретить появляться на улицах столицы днем, дабы не портить воздух и вид города своим немытыми рожами. Хотя и с мытыми рожами нечего им здесь делать. Ведь, таких сразу видно: несуразные, нескладные, ни такта ни лоску. Как такими, вообще, уродится можно? Она бы, наверное, лучше сразу на себя руки наложила, если бы такой была. Пусть они днем по домам своим сидят, а ночью выходят и все работы делают. Тогда и воздух в столице будет чище, и окружающий люд благородней.