Крест и полумесяц (СИ) - Агишев Руслан - Страница 34

Тот замер, не зная что ответить. Но встретив взгляд Лейлы, по-прежнему, стоявшей у мечети, решительно кивнул.

— Поговаривают, что у османов ты фейерверками занимался. Так? — Вача опять кивнул. — Есть у меня, как раз для тебя одно дело. Слышал, что-нибудь про ракеты?

[1] Биссмилляхи Рахмани Рахим — басмала, фраза, с которой начинается каждая мусульманская молитва.

[2] Абзи — уважительное обращение к старшему.

Дела житейские, рабочие

-//-//-

Деревянный молоточек с силой ударил по столу, сотрясая его поверхность. Когда шумное разноголосье в зале суда стихло, молоточек был отложен в сторону. Затем судья, тряхнув тщательно припудренными светлыми кудрями парика, поднялся.

— Родион Михайлович Котельников, учительствующий в 1-ой тифлиской мужской гимназии, обвиняется в распространении вредных измышлений против законом установленных властей и власти Его императорского Величества, — с важностью начал вещать он, и громкий голос его гулко разносился под высокими сводами зала. — В соответствие с Уложением о наказаниях уголовных и преступлениях лишается всех прав состояния и ссылается на каторжную работу на заводы на 4 года.

Едва прозвучало последнее слово, Котельников, высокий нескладный парень со спутанными черными волосами, опал на стуле. Из него словно стержень вынули. Он непонимающе мотал головой, что-то бормотал невнятное.

— Подымайся паря, — хлопнул его по плечу волосатой лапищей усатый солдат, вставший рядом. — Не куксись, малохольный. Сделал дело, должон таперича ответить, — он поднял парня за шкирку, как кутенка, и поставил его на ноги. — Стой! Сто, тобе говорят, — солдат опять тряхнул Котельникова, все норовившего свалиться на стул. — А таперича пошли. Чай, остальные кандальники заждались уже.

Бедолага же его не слышал. В его голове все это время снова и снова прокручивались недавние события, приведшие к сегодняшней трагедии. Перед глазами стояло бешенное лицо начальника гимназии Георгия Поликарповича Добролюбова, отца его ненаглядной Сашеньки, оравшего что-то совершенно невообразимое. На Родиона летели слюни, его кляли последними словами, которые заставили покраснеть от стыда и портового грузчика. А он еще надеялся на благоразумие Добролюбова, что сможет убедить его дать согласие на брак со своей дочерью. Господи, каким же глупцом он был! Думал, что сможет быть рядом со своим ангелочком, Сашенькой. Строил какие-то планы, воздушные замки, в которых кружился в стремительном вальсе вместе с ней. У него даже хватило решимости и мозгов высказать все это ее отцу, который уже на следующий день настрочил в полицейское управление донос. В анонимной бумаге незамысловато описал, что Родион Колесников распространяет на уроках в гимназии вольнодумные мысли, помышляет нехорошее против государственных устоев и даже хулит самого Государя-императора. После этого все и началось.

… Толком пришел в себя Родион лишь в пересыльной тюрьме. Когда с его глаз спала пелена отчаяния, в нос ударила тошнотворная вонь. Камера десять на десять метров была переполнена самым разным людом: уголовники в душегрейках на голое тело, проворовавшиеся чиновники мелкой руки, полный дьякон с красным испитым лицом, десяток крестьян и трое звероватых горцев, ни слова не понимающих по-русски. Все вокруг галдело, шумело, скалилось. Кому-то с хеканьем били рожу, кого-то пытались разуть. Где-то у стены сидела фигура в позе орла и с чувством испражнялась.

-… Ты мя, рванина, на понт не замай! Я такое нутром чую, — на свободном пятачке у окна ревел синий от наколок мужичок с провалившимся от сифилиса носом. — Сымай чувяки! И другой хабар гони! А не то мигом харю лоскутами порежу.

До самой ночи парень так и не присел. Забился в самый угол камеры и старался ни на кого не смотреть. Не дай Бог, какой-нибудь уголовник его заметит. Лишь когда гомон утих и все кое-как расположились на полу, задремал и он.

На следующий день их подняли в самую рань. Мороз стоял такой, что не спасали ни рваные шубейки, ни обмотки из вонючих одеял. Выстроившиеся возле стены кандальники перетаптывались, подпрыгивали на месте и постукивали себя руками по бокам. Дрожавший, как и остальные, Родион слышал, как стоявший в паре шагов от него, грязный старик пророчески бормотал:

— Как есть сдохнем, прости Господи… Не от холода, так от голода сдохнем.

Парня от таких слов затрясло еще больше. Умирать он совсем не хотел.

— Эй, висельники! — в этот самый момент перед ними появился дюжий казачий урядник в мохнатой папахе и с ногайкой в руке. Ухмыляясь в щербатый рот, он шел вдоль строя и поигрывал плеточкой. Строй кандальников тут же затих. Никто не желал получить по роже плеткой. — Хто тута грамотный? В разных науках силен? Али по мастеровой части?

Строй даже не шелохнулся. Будущие каторжники и дыхнуть лишний раз побаивались. Кто знает, на кой черт, этому казачине грамотеи и мастеровые? Может еще хуже станет. Кто провел в местной тюрьме хоть один день, напрочь терял веру в доброту государева человека.

— Тьфу! — с презрением урядник сплюнул себе под ноги. — Душегубы одни да христопродавцы!

Тут Котельников, холодея от страха, сделал шаг вперед. Решил, что лучше уж здесь в неизвестность вязаться, чем идти за тысячу верст в Сибирь и сгинуть на местных заводах.

— Ты⁈ — недоверчиво хмыкнул казак, обходя парня. — Спытать треба. А скажи-ка мне, земля на что похожа: на катроплю али згурец?

— На картошку, конечно. Наша планета ведь шар, точнее геоид, — дрожащим голосом ответил бывший учитель мужской гимназии.

— Верно, — с удивлением проговорил казак, засовывая ногайку за пояс. — Со мной пойдешь. Абреков учить будешь. Ха-ха-ха… — залихватски заржал он. Родиону же почудилось в его смехе, что странное, почти мефистофельское. Казалось, перед ним стоял не обычный урядник, а сам дьявол, с которым только что Родион заключил какую-то сделку. Время показало, что эти ощущения были не так уж и далеко от реальности.

-//-//-

Внушительная кавалькада всадников втянулась в узкое ущелье, отвесные стены которого вздымались на многие десятки метров в высоту. Скакавший в самой середке, Ринат время от времени вскидывал голову и с тревогой всматривался в нависшие над ними свинцовые тучи, вот-вот готовые разразиться бурей. Не дай Всевышний, если непогода их застанет в пути. Такого даже злейшему врагу не пожелаешь. Здесь такие ветры гуляют, что не каждый жеребец может устоять на ногах. А после ледяных дождей или мокрого снега, люди в считанные часы насмерть замерзают, превращаясь в ледяные статуи.

— Надо прибавить шаг, господин, — рядом с ним поравнялся здоровенный детина, фигурой напоминавший матерого медведя. Ахмед, его давний помощник и порученец, был предан ему, как пес, считая имама новым воплощением Пророка на земле. Ринат же, как бы это кощунственно не звучало, не стал его переубеждать. Верит человек, значит, такова его потребность и воля Аллаха. Кто он такой, чтобы идти против веры. — Чую, скоро начнется. Еще несколько часов и пойдет снег. После поднимется сильный ветер, — ежась в плотный овечий плащ, он махнул рукой в сторону узкого, почти бутылочного горлышка, ущелья, видневшегося впереди. — Можно и вернуться. Пока еще можно. Успеваем выйти из ущелья.

Ринат качнул головой. Возвращаться в родной аул им нельзя. Если непогода перекроет перевал, то в южную часть Чечни уже не попасть. Пока выпадет снег, пока пройдут сильные метели и установится тропа, пройдет больше месяца. Это слишком долго. В той области расположены почти все его особые производства, оставлять которые без надзора так долго было просто опасно.

Долина Хой на юге Чечни, куда они и направлялись, столетия назад была частью великого шелкового пути. Через здешние перевалы веками шли караваны с драгоценным шелком, хлопком, непревзойдённым индийским булатом и арабскими скакунами. Именно здесь, в трех рядом расположенных аулах, Ринат и расположил то, что в другом времени называли секретными военными производствами — три пороховые мельницы с английскими сушильнями и барабанами для помола, мастерскую по производству и испытанию ракет. Отдельно от всех, в старинных пещерах, превращенных в основательно укрепленные лаборатории, проводились испытания воздушных шаров, дельтапланов и парашютов. Тут же одну из каморок занимал русский ружейный мастер из Тулы, которого с неимоверным трудом удалось уговорить приехать на Кавказ. Ему самому и его родне в империи было отвалено столько монет и ассигнаций, что со знающим человеком апоплексический удар запросто мог приключиться. Причина интереса к этому внешне нелюдимому сухонькому мужичку была весьма прозаична: туляк изобрел первый в России, а по всей видимости и в мире, револьвер. Словом, оставлять все этой хозяйство без присмотра никак нельзя было.