«Сон — тайны и парадоксы» - Вейн Александр Моисеевич - Страница 18

Движения глаз во сне?

То ли дело быстрые движения глаз! Нет сомнения, что они означают «смотрение» снов. Как это доказать? В ходе экспериментов Клейтман и Демент научились по рассказам о сновидениях, предшествующих пробуждению, угадывать, какие движения глаз можно ожидать на электроокулограмме, а по электроокулограмме — каким было сновидение, «активным» или «пассивным». Разве это не доказательство?

Доказательством являются и опыты со слепыми. Люди, ослепшие в молодости или в зрелом возрасте, видят во сне предметы, и у них можно наблюдать быстрые движения глаз. У слепых же от рождения или ослепших в раннем детстве и забывших облик предметов нет ни зрительных снов, ни быстрых движений глаз. Но быстрые движения глаз свойственны всем новорожденным. Остается предположить, что и у ослепших в детстве они были, но потом механизм этот из-за неупотребления вышел из строя.

В последние годы удалось установить даже такую тонкость: интервалы между движениями глаз часто соответствуют таким моментам в сновидении, когда человек останавливает взгляд на неподвижном объекте. Данные исследований указывают на несомненную связь между интенсивностью движений глаз и интенсивностью сновидений. У здоровых людей движений этих в целом больше, чем у больных, не считая больных нарколепсией, которые буквально погружены в яркие и длительные сны. Одним словом, во сне происходит то же, что и во время бодрствования, когда мы сидим, например, закрыв глаза, и представляем себе игру в теннис или в футбол: наши глазные яблоки непроизвольно следуют за полетом воображаемого мяча. Поэтому можно смело утверждать, что мы смотрим сны буквально физиологически.

Кролик и отмычка

После того как выяснилось, когда люди видят сны, трудно было удержаться от соблазнительных попыток вторжения в сюжеты сновидений. Около спящих зажигали свет, включали музыку, переливали воду. Затем их будили и требовали отчета. Кое-что из внешних стимулов действительно вплеталось в сон. Особенно хорошо получалось с водой: испытуемые в сновидениях то и дело попадали под дождь и вымокали до нитки. Звонок, которым их будили, естественно, превращался в телефон.

Интересные опыты провел в Эдинбургском университете Ральф Бергер. Он расспросил каждого испытуемого об образе его жизни, в том числе о прошлых и настоящих увлечениях. Затем каждого попросили прочитать вслух длинный список имен, среди которых было имя той, в кого был влюблен испытуемый. Регистратор кожно-гальванической реакции исправно фиксировал эмоциональный всплеск, когда очередь доходила до заветного имени; прибор подтвердил, что имена были названы правильно и что они действительно небезразличны испытуемым.

Этим молодым людям, не подозревавшим о цели эксперимента, предстояло провести в лаборатории много ночей. Засыпать они привыкли под записанный на пленку шум водопада и разные шорохи; им нужно было привыкнуть к шумам вообще, чтобы в ответственную ночь не проснуться от случайного шума, в том числе и от имен, которые будут произнесены комнате. На тридцать седьмую ночь, во время быстрого сна, Бергер начал будить своих испытуемых и записывать на пленку их рассказы о сновидениях. Каждый видел несколько снов этой ночью; каждому в разных фазах сна говорили по нескольку раз четыре имени в разных сочетаниях; среди четырех было одно, имевшее особое значение.

Чтобы исключить так называемый субъективный фактор, Бергер решил привлечь к анализу сновидений человека, который бы не знал, какое имя он произносил и когда. Этим человеком был Освальд. Бергер дал ему описания сновидений испытуемых и списки из четырех имен, которые говорили у них над ухом. Освальд попытался установить ассоциативные связи между снами и именами. Каково же было удивление обоих ученых, когда обнаружилось, что он угадал в 32 случаях из 89. Для психологического эксперимента такого типа это было невероятной удачей.

Один из молодых людей, участвовавших в эксперименте, любил прежде рыжеволосую девушку, которую звали Дженни. Когда проигрывали ее имя, ему снилось, что он отпирал сейф отмычкой, у которой была красная ручка. По-английски «отмычка» будет jemmy — обычная в таких случаях звуковая ассоциация. Как только другой студент услышал имя Шейла, ему приснилось, что он забыл в университете книгу Шиллера.

Девушка-испытуемая услышала во сне имя Роберт, и ей стало сниться, что она смотрит фильм о кролике (rabbit), «но этот кролик был как-то искажен». Находя в отчетах отмычку, Шиллера и кролика, Освальд угадывал, какие имена вторгались в сюжеты снов.

Над ухом одного из испытуемых произнесли имя Джиллиан; так звали девушку, в которую он был когда-то влюблен. Он рассказал, что ему снился приезд старой женщины, которая была чилийкой (Chilean). «Она бегала босиком по сырой земле, и ей, видимо, было очень холодно», — рассказывал студент. По-английски «холодно» — chilly. Самый простой случай — это звуковая ассоциация «Шейла — Шиллер».

Кролик был не совсем подходящей заменой Роберту, и кролик вышел «искаженным». А Джиллиан раздвоилась на «чилийку» и на «холодно». Она воплотилась сразу в два образа, даже в три: старая чилийка может означать бывшую возлюбленную. Слово chilly часто употребляется в переносном смысле: бегавшая босиком по сырой земле чилийка символизировала, возможно, бывшую даму сердца, которая охладела к испытуемому доктора Бергера или к которой он охладел.

Спящий мозг способен на самые сложные ассоциации. Имя Наоми трансформировалось в сновидение, рассказ котором звучал так: «Мы путешествовали по северу, собираясь покататься на лыжах (an aim to ski). Мой друг сказал “Oh”». Освальд ухитрился разобрать имя Наоми в созвучиях «an», «aim» и «Oh», произнесенных друг за другом. Такая изощренность может показаться неправдоподобной, но факт остается фактом: девушку, в которую был влюблен этот студент, звали Наоми. В связи в этим случаем Освальд вспоминает кое-какие каламбуры подобного рода из работ Фрейда. В этом пункте, считает он, нет смысла ссориться с психоаналитиками: «Астрологи древних цивилизаций предсказывали будущее по сновидениям и звездам. Занимаясь этим невинным делом, они попутно научились предсказывать движения светил».

Опыты Бергера связаны были с проблемой восприятия во сне. В дальнейшем выяснилось, что мозг способен реагировать на любые стимулы не только в быстром, но и в медленном сне. Правда, по мере углубления сна от дремоты по дельта-стадии порог пробуждения возрастает, и к спящему пробиться все труднее и труднее. Однако это касается стимулов, не имеющих мотивационной значимости. Как бы глубоко ни спала уставшая мать, при первом же крике ребенка она открывает глаза и наклоняется к нему. Раньше этот всем известный факт и факты, аналогичные ему, вроде пробуждений мельника при остановке мельницы или солдат при негромкой команде, объясняли наличием «сторожевых пунктов» в коре больших полушарий. Теперь их объясняют только высокой значимостью определенных стимулов, для которых порог реактивности много ниже, чем для безразличной информации.

В этом, как говорит швейцарский психолог Жан Пиаже, заключается «реальный парадокс» — с одной стороны, деятельность мозга во время сна организована так, чтобы восприятие внешней информации было минимальным, а с другой — оценка этой информации все же происходит. Может быть, существуют в мозгу даже специальные механизмы для такого анализа. Замечено также, что эти гипотетические механизмы в быстром сне работают энергичнее, чем в медленном, хотя порог пробуждения в быстром сне выше всего. Считается, что он высок потому, что человек поглощен сновидениями. Это, очевидно, так, хотя есть и такие сны, от которых нельзя не проснуться.

Вообще надо сказать, что неприятные сны снятся нам вдвое чаще, чем приятные. В этом, безусловно, есть биологическая необходимость: лучше сталкиваться с неприятностями во сне, чем наяву. Так что, есть ли смысл внушать себе волшебные сновидения? Не слишком ли разочаровывающим окажется для впечатлительных натур спуск на землю?